Вилла Фарнезина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О других имениях рода Фарнезе см. вилла Фарнезе и палаццо Фарнезе.

Вилла Фарнезина (итал. Villa Farnesina) — памятник архитектуры и живописи Высокого Возрождения, расположенный на правом берегу Тибра в римском районе Трастевере.

Вилла была построена в 15061510 гг. для сиенского банкира Агостино Киджи по проекту Бальдассаре Перуцци. Это был первая в Риме вилла облегчённого, «павильонного» типа, открытая в сторону сада и реки, без внутренних двориков и комнат для аудиенций. Призванная обмануть глаз стенопись лоджий принадлежит кисти Рафаэля, Джулио Романо, Себастьяно дель Пьомбо и иль Содомы.

В 1577 г. виллу приобрело семейство Фарнезе, которое поначалу рассчитывало соединить её особым мостом с палаццо Фарнезе, расположенным на другой стороне Тибра. Вилла сохранила имя Фарнезе и в XVIII веке, когда ею владели неаполитанские Бурбоны, сейчас же в ней заседает старинная «академия рысеглазых».

Координаты: 41°53′37″ с. ш. 12°28′03″ в. д. / 41.89361° с. ш. 12.46750° в. д. / 41.89361; 12.46750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.89361&mlon=12.46750&zoom=14 (O)] (Я)

Напишите отзыв о статье "Вилла Фарнезина"

Отрывок, характеризующий Вилла Фарнезина

– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.