Штекель, Вильгельм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вильгельм Штекель»)
Перейти к: навигация, поиск
Вильгельм Штекель
Wilhelm Stekel
Место рождения:

Бояны,ныне Новоселицкий район,Черновицкая область

Страна:

Австро-Венгрия, Австрия, Великобритания

Научная сфера:

психоанализ

Альма-матер:

Венский университет

Известен как:

автор термина парафилия.

Вильге́льм Ште́кель (Wilhelm Stekel; 18 марта 1868, Бояны — 25 июня 1940, Лондон) — австрийский психиатр и композитор-любитель, один из пионеров психоанализа, изобретатель термина «парафилия».





Биография

Родился в еврейской семье в селе Бояны (ныне Украина). Окончил Венский университет. В связи с нервным расстройством лечился у Зигмунда Фрейда и был настолько впечатлён его методами, что стал одним из первых его последователей. Именно Штекель выступил с идеей создания психоаналитического общества. Распространял идеи психоанализа в немецкой и австрийской периодике. Вместе с А. Адлером редактировал журнал «Имаго». В течение первых двух десятилетий существования психоанализа

мир, вероятно, узнал больше о психоанализе через посредничество Штекеля, чем через оригинальные работы Фрейда, поскольку Штекель был неослабевающим пропагандистом, который как медицинский журналист наводнил Австрию и Германию периодическими изданиями, в которых обозревались и обсуждались психоаналитические темы.[1]

Штекель был сторонником активно-наступательной позиции аналитика в отношениях с пациентом. В труде «Язык сновидения» пытался свести содержание сновидений к набору предзаданных фаллических и вагинальных символов. Несмотря на очевидный редукционизм подобных трактовок, некоторые положения книги были одобрены и восприняты самим Фрейдом.

В 1912 г. Фрейд разорвал отношения со Штекелем в связи с тем, что последний ставил под сомнение значение Эдипова комплекса и страха кастрации в качестве отправной точки большинства неврозов.[2] Одной из краеугольных идей Штекеля была скрытая гомосексуальность всех людей.[2] В 1920 году он выпустил ставшее классическим исследование об онанизме, где доказывал его благотворность в отношении половой разрядки. Для обозначения влечения к смерти Штекель первым использовал греческое слово «танатос».

После прихода к власти нацистов Штекель уехал жить в Лондон, где покончил с собой путём передозировки аспирина.

Культурные аллюзии

  • В романе Джерома Д. Сэлинджера мистер Антолини цитирует Холдену Колфилду слова Вильгельма Штекеля: «Признак незрелости человека — то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости — то, что он хочет смиренно жить ради правого дела».

Источники

  1. [psyjournal.ru/j3p/pap.php?id=20070406 Зигмунд Фрейд и Вильгельм Штекель о понимании сновидений]
  2. 1 2 [slovari.yandex.ru/штекель/История%20психологии/Штекель/ История психологии в лицах: Вильгельм Штекель](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2863 дня))

Публикации на русском языке

  • Штекель В. Исходы психоаналитического лечения // «Зарубежный психоанализ. Хрестоматия». — СПб: Питер, 2001, с. 82-107.

Напишите отзыв о статье "Штекель, Вильгельм"

Отрывок, характеризующий Штекель, Вильгельм

– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.