Вильгельм I (император Германии)

Вильгельм I нем. Wilhelm I.<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Пруссии
2 января 1861 — 9 марта 1888
Предшественник:	Фридрих Вильгельм IV
Преемник:	Фридрих III
Германский император
18 января 1871 — 9 марта 1888
Предшественник:	титул учреждён
Преемник:	Фридрих III
Вероисповедание:	лютеранство
Рождение:	22 марта 1797(1797-03-22) Берлин
Смерть:	9 марта 1888(1888-03-09) (90 лет) Берлин
Место погребения:	Мавзолей Шарлоттенбургского дворца, Берлин
Род:	Гогенцоллерны
Отец:	Фридрих Вильгельм III
Мать:	Луиза Мекленбург-Стрелицкая
Супруга:	Августа Саксен-Веймар-Эйзенахская
Дети:	сын: Фридрих дочь: Луиза
Монограмма:
Награды:	Орден Святого Иоанна Иерусалимского (Пруссия) Большой крест ордена Камехамехи I (Гавайское королевство)

Вильгельм I Фридрих Людвиг (нем. Wilhelm I. Friedrich Ludwig; 22 марта 1797, Дворец кронпринцев, Берлин — 9 марта 1888, Берлин) — германский император (кайзер) с 18 января 1871 года, регент прусского королевства с 7 октября 1858 года по 2 января 1861 года, король Пруссии со 2 января 1861 года. Прусский генерал-фельдмаршал (1861?). Первый правитель объединённой Германии.

Военная карьера

Второй сын Фридриха Вильгельма III, Вильгельм не считался потенциальным наследником престола и поэтому получил посредственное образование. Вильгельм посвятил себя военной карьере: служил в армии с 1814 года, сражался против Наполеона, 3 августа 1814 года был награждён орденом Св. Георгия 4-го класса. Принц также проявил превосходные дипломатические навыки, участвуя в дипломатических миссиях после 1815 года. 20 июня 1817 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного. В 1848 году он успешно подавил восстание против его старшего брата, короля Фридриха Вильгельма IV. В 1854 получил чин генерал-полковника пехоты со званием генерал-фельдмаршала.

В 1857 году Фридрих Вильгельм IV перенёс инсульт и лишился дееспособности до конца жизни. В октябре 1858 года Вильгельм принял на себя обязанности принца-регента при своём брате.

Король и кайзер

Фридрих Вильгельм IV умер 2 января 1861 года, и Вильгельм взошёл на трон под именем Вильгельм I Прусский, короновавшись в Кёнигсберге.

В наследство от брата-короля Вильгельму досталось политическое противостояние с либеральным парламентом. Считалось, что Вильгельм придерживался нейтральных политических взглядов, поскольку мало участвовал в политической жизни страны. Тем не менее, новый король разрешил конфликт консервативным методом, назначив премьер-министром Отто фон Бисмарка, который в соответствии с прусской конституцией подчинялся исключительно королю, а не парламенту. Хотя Бисмарк считал свою деятельность на этом посту вассальной обязанностью по отношению к сеньору, но именно он осуществлял реальную политику, как внутреннюю, так и внешнюю, добиваясь согласия Вильгельма иногда под угрозой собственной отставки. После Франко-прусской войны 18 января 1871 года Вильгельм был провозглашён германским императором во Франции, в Версальском дворце короля Людовика XIV. Вслед за этим Северогерманский союз (1867—1871) был преобразован в Германскую империю (нем. Deutsches Reich, «Немецкий рейх», 1871—1945).

Германская империя была федерацией; император являлся главой государства и президентом (первым среди равных) федеральных монархов (короли Баварии, Вюртемберга, Саксонии, великие герцоги Бадена и Гессена и др., в том числе сенаты свободных городов Гамбурга и Бремена). Вильгельм принял титул германского императора неохотно, он предпочёл бы именоваться императором Германии, но этот титул не устраивал федеральных монархов.

В своих мемуарах Бисмарк описывал Вильгельма как старомодного, вежливого и обходительного джентльмена и истинного прусского офицера, с большим чувством здравого смысла, но поддающегося «женскому влиянию».

В последние годы жизни кайзер Вильгельм пользовался большой популярностью в народе и воплощал в себе образ «старой Пруссии». Умер после непродолжительной болезни в год трёх императоров 9 марта 1888 года в Старом дворце на Унтер-ден-Линден и был похоронен 16 марта в Мавзолее Шарлоттенбургского дворца.

Семья

В 1829 году Вильгельм женился на принцессе Августе Саксен-Веймар-Эйзенахской (1811—1890), дочери великого герцога Карла Фридриха Саксен-Веймарского и великой княгини Марии Павловны.

У них родилось двое детей:

• Фридрих III (1831—1888), следующий король Пруссии;
• Луиза (1838—1923), в 1856 году вышла замуж за Фридриха I, великого герцога баденского.

Воинские звания

• 22 марта 1807 - прапорщик
• 24 декабря 1807 - секунд-лейтенант
• 12 июня 1813 - премьер-лейтенант
• 30 октября 1813 - капитан
• 30 мая 1814 - майор
• 30 марта 1817 - полковник
• 30 марта 1818 - генерал-майор
• 18 июня 1825 - генерал-лейтенант
• 10 сентября 1840 - генерал пехоты
• 1 марта 1854 - генерал-полковник пехоты со званием генерал-фельдмаршала
• 1861? - генерал-фельдмаршал

Памятники Вильгельму I

Ни одному другому монарху не было воздвигнуто так много памятников, как Вильгельму I. Первая конная статуя тогда ещё только короля Пруссии Вильгельма была создана берлинским скульптором Фридрихом Драке в 1867 г. Прусский институт памятников насчитал 63 скульптурных изваяния, изображающих кайзера на коне, 231 — стоящим, 5 — сидящим и 126 бюстов Вильгельма I. Одна из самых монументальных статуй находится в городе Кобленце, у слияния рек Мозеля и Рейна (см. Немецкий угол).

• Wilhelm I. Friedrich Ludwig - Statue an der Hohenzollernbrücke Köln.jpg

  Памятник Вильгельму I на мосту Гогенцоллернов в Кёльне

• KaisWilhDenkmalkj.jpg

  Памятник Вильгельму I перед Кёнигсбергским замком, работа Фридриха Ройша 1894 года, после Второй мировой войны переплавлен

Родословная

Предки Вильгельма I

16. Фридрих Вильгельм I Король Пруссии               8. Август Вильгельм Прусский                       17. София Доротея Ганноверская               4. Фридрих Вильгельм II Король Пруссии                             18. Фердинанд Альбрехт II Брауншвейг-Вольфенбюттельский               9. Луиза Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская                       19. Антуанетта Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская               2. Фридрих Вильгельм III Король Пруссии                                   20. Людвиг VIII Гессен-Дармштадтский               10. Людвиг IX (ландграф Гессен-Дармштадтский)                       21. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская               5. Фридерика Луиза Гессен-Дармштадтская                             22. Христиан III (герцог Пфальц-Цвейбрюккена)               11. Генриетта Каролина Пфальц-Биркенфельдская                       23. Каролина Нассау-Саарбрюкенская               1. Вильгельма I                                         24. Адольф Фридрих II Мекленбург-Стрелицкий               12. Карл Мекленбург-Стрелицкий                       25. Кристиана Эмилия Шварцбург-Зондерсгаузенская               6. Карл II (великий герцог Мекленбург-Стрелица)                             26. Эрнст Фридрих I Саксен-Гильдбурггаузенский               13. Елизавета Альбертина Саксен-Гильдбурггаузенская                       27. София Альбертина Эрбах-Эрбахская               3. Луиза Мекленбург-Стрелицкая                                   28. Людвиг VIII Гессен-Дармштадтский (=20)               14. Георг Вильгельм Гессен-Дармштадтский                       29. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская (=21)               7. Фридерика Гессен-Дармштадтская                             30. Кристиан Карл Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургский               15. Мария Луиза Альбертина Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургская                       31. Катарина Поликсена Сольмс-Рёдельхеймская             </center>

Ссылки

• Вильгельм I Германский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Вильгельм I (император Германии)

– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.