Вильгельм I (герцог Нормандии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вильгельм I Длинный Меч
фр. Guillaume I Longue-Épée<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Вильгельм I (одна из статуй памятника 6 герцогам Нормандии в сквере в Фалезе)</td></tr>

герцог Нормандии
927 — 17 декабря 942
(под именем Вильгельм I)
Предшественник: Роллон
Преемник: Ричард I Бесстрашный
 
Рождение: 900/910
Байё, Нормандия
Смерть: 17 декабря 942(0942-12-17)
Пикиньи, Сомма
Место погребения: Руанский собор
Род: Нормандская
Отец: Роллон
Мать: Поппа де Байё
Супруга: Литгарда де Вермандуа
внебрачная связь:
Спрота Бретонская
Дети: От любовницы:
сын: Ричард I Бесстрашный

Вильге́льм[1] I Длинный Меч[2] (фр. Guillaume I Longue-Épée; 900/910 — 17 декабря 942) — герцог Нормандии[3] с 927 года. Сын герцога Роберта I Нормандского (Роллона) и Поппы де Байё.





Преемник Роллона

В поэме[4], написанной вскоре после смерти Вильгельма, говорится, что родился он вне Нормандии в семье матери-христианки и отца-язычника. Последний, Роллон, не был ещё в то время графом Нормандии, а был главой крупного отряда датско-норвежских викингов, которые бродили по морям в поисках какой-нибудь земли для грабежей. С 886 года они начали планомерно разорять франкские земли в низовьях Сены, иногда продвигаясь вглубь страны и доходя до Парижа.

В 911 году король Франции Карл III Простоватый, не имея сил для борьбы с викингами, заключил с Роллоном Сен-Клер-сюр-Эптский договор, по которому последний получал в лен побережье в районе Сены с центром в Руане (современная Верхняя Нормандия), а взамен признавал своим сеньором короля Франции и переходил в христианство. Это соглашение заложило основы Нормандского герцогства, которое стало наследственным владением Роллона и его потомков, а Вильгельм стал единственным наследником на эту землю. Согласно «Истории норманнов» Дудона Сент-Квентинского, Роллон в 927 году уже не подходил для управления герцогством[5]. На совещании норманнов и бретонцев Вильгельм был избран их главой и только после этого об его избрании было сообщено Карлу III Простоватому.

Довольно трудно написать портрет нового графа норманнов Сены. Дудон Сент-Квентинский, наш главный информатор, иногда стремится к агиографии. Тем не менее, бесспорно, что Вильгельм был истинным христианином, в отличие от своего отца. После 935 года он женился на христианке Литгарде, дочери графа Вермандуа Герберта II. Вильгельм сделал пожертвования каноникам аббатства Мон-Сен-Мишель и восстановил Жюмьежский монастырь, в который он хотел впоследствии уйти. Графство Вильгельма являлось ядром молодой Нормандии. Дудон изображал нового графа реставратором мира и порядка. Гораздо более поздний историк, Люсьен Мюссе, описывал его как «главного и успешного архитектора Нормандии. Ему мы должны приписать конечный успех трансплантации (приживления) скандинавов на франкских землях, который позволил государству, основанному в 911 году, успешно преодолеть общий кризис, охвативший в 940 году скандинавский мир Запада»[6].

Вильгельм и Бретань

Вскоре после заключения договора 911 года с Францией, норманны возобновили нападения на герцогство Бретань, воспользовавшись его раздробленностью. Постепенно норманны захватили большую часть Бретани, где они потом хозяйничали почти два десятка лет. В 931 году бретонцы восстали против оккупантов. Вильгельм Длинный Меч (при поддержке норманнов Луары) подавил этот мятеж. Бретонские военачальники Ален II Кривая Борода и граф Ренна Юдикаэль (Юэль) Беранже (Беренгер) были разбиты. Первый бежал через Ла-Манш, а к другому, возможно, своему двоюродному брату по матери, Вильгельм отнёсся достаточно снисходительно.

Но каковы были последствия этой победы? Дудон Сент-Квентинский называет Вильгельма как «герцогом норманнов и бретонцев». Кроме того, в аббатстве Мон-Сен-Мишель была найдена хартия, подписанная им как герцогом Бретани. Бретонцы регулярно появлялись в окружении герцога[7], как будто Бретань стала частью владений Вильгельма. Люсьен Мюссе считает, что после этого завоевания Бретань была под протекторатом Нормандии.

В 933 году король Рауль I отдал Вильгельму «земли бретонцев, расположенные на берегу моря». Это не потому, что Бретань не имела суверенное право на эту территорию: историки обычно подтверждают законность эту уступку тем, что районы Котантена и Авранша были присоединены к Бретани Карлом II Лысым по Компьеньскому договору 867 года. Таким образом, в 933 году Нормандия почти достигла своего окончательного расширения. Однако, Карл-Фердинанд Вернер[8] подчёркивал, что нет никаких доказательств того, что второй герцог Нормандии фактически освоил эту западную окраину своих владений. Дар короля Рауля — формальность, потому что он не контролировал эту часть Нормандии. Вильгельму было предложено представлять бретонцев, а Котантен и Авранш интегрировать во Французское королевство через дань графу.

В 936 году Ален II по призыву аббата монастыря Ландевеннек отправился в Бретань и высадился в Доле. Воспользовавшись разногласиями между норманнами, он в течение двух лет с помощью английской армии и восставших бретонцев вытеснил норманнов из Бретани. К 938 году он захватил Нант и Ванн, а также принял титул герцога Бретани. Столицей своего герцогства Ален сделал Нант. Окончательное поражение норманнам Ален нанес 1 августа 939 года в битве при Тране, одержав победу в союзе с Юдикаэлем Беранже и графом Мэна Гуго I.

Восстание Риульфа

В 934 году Вильгельм столкнулся с внутренней угрозой — восстанием под руководством норманна Риульфа. Географическое происхождение восстания остается неопределённым. Гийом Жюмьежский сообщал, что мятеж произошёл «внутри Нормандии»[9]. Хронист XII века Ордерик Виталий писал, что Риульф приехал из Эврё, в то время как Люсьен Мюссе думал, что тот был лидером повстанцев с запада[10]. Герцог был обвинён в том, что он был франкского происхождения (по матери), а его политика была слишком благоприятной для франков. Глава повстанцев, Риульф, расположился под стенами Руана, взяв город в осаду, но Вильгельм покинул город и разгромил противников.

Этот эпизод не мог не заинтересовать историков. Они видели в восстании норманнов, поселившихся на западе и в середине Нормандии, то, что власть герцога в то время была ещё нецентрализованной, а распространялась только на Руан и соседние территории. Это событие укрепило позиции герцога в тогдашней Нормандии и вскоре вся её территория стала контролироваться потомками Роллона. Риульф был примером одного из главарей норманнов, независимых от Руана[11].

Засада в Пикиньи

Арнульф I Фландрский, Герберт II де Вермандуа, Гуго Великий, а также Вильгельм I Длинный Меч были в числе небольшой группы князей, которые играли ведущую роль на севере Западно-Франкского королевства. В 936 году, согласно Дудону Сент-Квентинскому, все они оказали решающую поддержку восстановлению на престоле франкских Каролингов в лице Людовика IV Заморского, послав за ним гонцов в Англию к королю Этельстану.

Позднее, они иногда выступали как союзники, а иногда превращались во врагов друг друга и тогда поддерживали нового короля. Подавив восстания вассалов, Вильгельм примкнул к феодальной коалиции против короля Людовика IV Заморского, но действовал нерешительно, а после личного свидания в Амьене совершенно перешёл на сторону монарха.

Однако в 939 году Вильгельм принёс присягу верности королю Германии Оттону I против короля франков, а в 940 году он в союзе с герцогом Гуго Великим и Гербертом II де Вермандуа выступили против короля и Арнульфа Фландрского. Они опустошили окрестности Реймса и Лана, пока не заключили соглашение с Людовиком. Состояние отношений между Нормандией и Фландрией резко изменилось. В 938/939 году Арнульф Фландрский захватил город Монтрёй-сюр-Мер. Эрлуин, граф Монтрёй, потеряв свой родной город, обратился за помощью к Вильгельму и норманны решили вмешаться. По словам Дудона Сент-Квентинского, герцог Нормандии воевал там лично. Монтрёй был захвачен в 939 году и возвращён в собственность законному владельцу. Эрлуин же в знак признательности за возвращение своих владений отдал Вильгельму Понтьё.

Норманны, контролировавшие всю прибрежную часть Пикардии, преградили Арнульфу дорогу на реке Канш и сорвали таким образом расширение фламандского княжества на юг. Арнульф пытался всеми бывшими в его распоряжении средствами уничтожить этого соперника. Для этого он заключил союз против герцога Нормандии с королём Франции Людовиком IV Заморским. 17 декабря 942 года граф Фландрии, под предлогом заключения соглашения между ними, пригласил Вильгельма на рандеву в местечко под названием Пикиньи. Там же, где был подписан мир между двумя князьями, на острове в Сомме, он был предательски убит, предположительно Балдуином, сыном графа Камбре, по приказу Арнульфа. Приближённые Вильгельма забрали его тело и похоронили в кафедральном соборе Руана.

Средневековые историки считали, что трагическая смерть Вильгельма была спровоцирована ростом политического влияния Нормандии в Западно-Франкском королевстве, что в среде враждебных друг другу франкских князей никому не было на руку.

Вильгельму I наследовал его сын Ричард I Бесстрашный.

Семья и дети

Напишите отзыв о статье "Вильгельм I (герцог Нормандии)"

Примечания

  1. Также упоминается в исторических источниках как Гильо{{подст:ударение}}м и Гийо{{подст:ударение}}м.
  2. Иногда встречается перевод «Длинная Шпага». Это устаревшее прозвище потому, что вид холодного оружия, получивший это название, появился гораздо позже.
  3. Считается 2-м герцогом Нормандии, хотя такого титула в его времена не существовало. Официально он титуловался как граф Руана. Первым, кто стал титуловаться герцогом Нормандии, был его сын Ричард I.
  4. La Complainte de Guillaume Longue Épée
  5. Pour l’historien anglais D. C. Douglas, Rollon était probablement mort. C. D. Douglas, " Rollo of Normandy ", The English Historical Review, vol. 57, n°228, oct. 1942, p434-435.
  6. Lucien Musset, " Naissance de la Normandie ", Michel de Bouärd (dir.), Histoire de la Normandie, Privat, Toulouse, 1970, p.109
  7. Pour faire reconnaître son fils Richard Ier de Normandie, Guillaume " appela auprès de lui tous les chefs normands et bretons ". Guillaume de Jumièges, Histoire des Normands, Livre III, éd. Guizot, 1826, p.71. Lorsque Guillaume fut assassiné, les chefs bretons Alain " Barbe-Torte " et Juhel Bérenger de Rennes l’accompagnaient
  8. Karl-Ferdinand Werner, " Quelques observations au sujet des débuts du duché de Normandie. Droits privés et institutions régionales ", in Droit privé et Institutions régionales. Études historiques offertes à Jean Yver, Paris, PUF, 1976, p.701
  9. Guillaume de Jumièges, ibid, p.62
  10. Lucien Musset, ibid, p.109
  11. Pierre Bauduin, la Première Normandie (Xe-XIe siècle), Presses Universitaires de Caen, 2002, p.80

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вильгельм I (герцог Нормандии)

– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…