Вильсон, Гарольд

Джеймс Гарольд Уилсон<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
67-й Премьер-министр Великобритании
16 октября 1964 года — 19 июня 1970 года
Монарх:	Елизавета II
Предшественник:	Александр Дуглас-Хьюм
Преемник:	Эдвард Хит
69-й Премьер-министр Великобритании
4 марта 1974 года — 5 апреля 1976 года
Монарх:	Елизавета II
Предшественник:	Эдвард Хит
Преемник:	Джеймс Каллаган
Вероисповедание:	Конгрегационализм
Партия:	Лейбористская партия Великобритании
Образование:	Оксфордский университет
Автограф:
Награды:

Джеймс Гарольд Вильсон, барон Вильсон из Риво (англ. James Harold Wilson, Baron Wilson of Rievaulx; 11 марта 1916 года, Хаддерсфилд, Уэст-Йоркшир, — 24 мая 1995 года, Лондон) — политик-лейборист, лидер партии с 1963, премьер-министр Великобритании (1964—1970 и 1974—1976); считается одним из самых выдающихся британских государственных деятелей XX века. Под его руководством лейбористы выиграли 4 раза всеобщие выборы. Вильсон ушёл в отставку, не сумев исправить ухудшающееся положение британской экономики.

Биография

Окончил Оксфордский университет (Колледж Иисуса, 1937), где изучал сначала новую и новейшую историю, а затем — философию, политологию и экономику. С этого же года преподавал в альма матер экономическую историю: сначала в Новом колледже, а затем (1938—1945) в Университетском колледже.

С началом Второй мировой войны попытался записаться добровольцем в действующую армию, но был направлен работать статистиком и экономистом в угольной промышленности. В 1943-44 гг. руководил отделом экономики и статистики в министерстве топлива и энергетики; за свою деятельность был награждён Орденом Британской империи.

На выборах 1945 года был избран в Палату общин от округа Ormskirk (с 1950 по 1983 гг. избирался от округа Huyton). С 1947 года занимал должность министра торговли в кабинете Клемента Эттли. В апреле 1951 года Вильсон покинул правительство вместе с Эньюрином Бивеном и Джоном Фрименом после того, как лейбористское правительство увеличило затраты на оборону из-за Корейской войны в ущерб бесплатному здравоохранению.

До середины 50-х гг. Вильсон считался в партии представителем левого крыла, но затем примкнул к Хью Гейтскеллу, лидеру правого крыла партии. В 1955-61 гг. Вильсон был теневым канцлером казначейства, в 1961-63 гг. — теневым министром иностранных дел. 18 января 1963 года Хью Гейтскелл умер, и новым лидером партии был избран Вильсон. С постом лидера партии Вильсон также стал лидером оппозиции.

На парламентских выборах в октябре 1964 года лейбористы под руководством Вильсона получили на 59 мест больше, чем на предыдущих выборах, но располагали лишь 317 мандатами в 630-местной Палате общин. Это вынудило Вильсона, ставшего новым премьер-министром, проводить осторожную политику, а в 1966 году — назначить досрочные выборы, на которых партия получила уже 364 места из 630.

На посту премьер-министра Вильсон ввёл несколько новых налогов, а в 1967 году для оживления экономической ситуации правительство провело девальвацию фунта стерлингов.

В 1965 году Палата общин одобрила замену смертной казни за убийство пожизненным тюремным заключением. Однако смертная казнь по-прежнему могла быть применена при рассмотрении дел о государственной измене, шпионаже, пиратстве, поджоге и нескольких видах военных преступлений. С 1967 года гомосексуализм законодательно перестал считаться уголовным преступлением; были узаконены аборты. При Вильсоне также были введены ограничения на иммиграцию в Великобританию. Была проведена реформа образования.

Вильсон придерживался идеи вступления Великобритании в Европейское экономическое сообщество, однако после вето де Голля в 1967 году процесс вступления был отложен, прежде всего, из-за отсутствия в партии единой позиции по этому вопросу.

Незадолго до выборов 1970 года была обнародована экономическая статистика, отрицательно повлиявшая на рейтинг лейбористов и ставшая одной из причин поражения партии.

Президент Королевского статистического общества (1972–1973). Несмотря на поражение на выборах, Вильсон остался лидером партии и привёл её к результату в 301 из 635 мест на выборах февраля 1974 года и 319 из 635 на досрочных выборах октября 1974 года.

Вильсон сумел отчасти стабилизировать положение в экономике, хотя оно и оставалось тяжёлым из-за последствий нефтяного кризиса. Вильсон также прилагал усилия к урегулированию положения в Северной Ирландии.

16 марта 1976 года Вильсон неожиданно подал в отставку (утверждена 5 апреля). Следующим лидером партии и премьер-министром стал Джеймс Каллаган.

В 1983 году ушёл из Палаты общин, получив при этом титул барона Риво. В последние годы жизни страдал болезнью Альцгеймера. Умер в 1995 году.

Отрывок, характеризующий Вильсон, Гарольд

– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.