Вильям Вильсон

Вильям Вильсон
William Wilson
Иллюстрация Байема Шоу
Жанр:	рассказ
Автор:	Эдгар Аллан По
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1839
Текст произведения в Викитеке

«Ви́льям Ви́льсон» (англ. William Wilson) — рассказ Эдгара Аллана По, впервые опубликованный в 1839 году, в сюжете которого нашли отражения детские впечатления писателя о годах обучения в Англии, в пригороде Лондона. Рассказ написан в реалистической манере, но построен на мистической теме взаимодействия человека со своим роковым двойником — допельгангером. Рассказ был включён Эдгаром По в сборник «Гротески и арабески» (Tales of the Grotesque and Arabesque, 1840).

Сюжет

Повествование ведётся от имени рассказчика, называющего себя именем Вильям Вильсон, по его собственному признанию, очень похожим на его настоящее имя, которое он не хочет упоминать, дабы не осквернять им страницы книги. Вильсон признается, что является самым падшим человеком и самым худшим грешником на земле, видя своё возможное оправдание лишь в том, что «никто и никогда не был столь сильно искушаем», как он.

Вильсон принадлежит к древнему, состоятельному роду. Он вспоминает о своих школьных годах и о своем однокласснике, который был настолько на него похож, что остальные дети считали их братьями, тем более что звали их одинаково, поступили в школу они в один день и были неразлучны. Позднее выяснилось, что и родились они в один день, так что если бы они действительно были братьями, то были бы близнецами. Тем удивительнее выглядело то обстоятельство, что семьи двух Вильсонов не находились между собой даже в отдалённом родстве.

Между Вильсонами сразу возникло соперничество за лидерство в учёбе, спорте и в популярности, и рассказчик не скрывает ненависти к своему тёзке, возникшей при первой же их встрече. Соперник рассказчика, при всём их сходстве, был более одарённым и нравственным, и всегда мог незаметно для окружающих показать своё превосходство над своим более темпераментным товарищем. Честолюбивый Вильсон-рассказчик ненавидит своё «плебейское» имя, и уже тот факт, что из-за появления двойника оно стало звучать вдвое чаще, приводит его в бешенство.

Рассказчик так ничего и не смог противопоставить своему школьному мучителю, который, к тому же, стал копировать его стиль одежды и поведения, и вообще контролировать все его действия, давая непрошенные, но возмутительно справедливые советы и наставления. Даже единственную свою слабость — тихий голос, больше похожий на шёпот, — удачливый Вильсон смог обратить в свою пользу, копируя интонации рассказчика, и звуча обличающим эхом его слов.

Однажды ночью рассказчик задумал отомстить своему дерзкому надзирателю, и с этой целью прокрался в его комнату. Но своих намерений он не осуществил, точно громом поражённый видом спящего двойника, настолько похожего на него даже во сне, что рассказчик, возможно впервые, почувствовал мистический страх перед ним. После этого случая Вильсон-повествователь покинул школу, и поступил в Итонский колледж в Оксфорде. Там он вел разгульную и развратную жизнь. Но вдруг оказалось, что двойник не ослабил своего надзора, и однажды появился в самый разгар оргии, тщательно скрывая своё лицо, но в таком же костюме, что и автор, и хорошо знакомым ему шёпотом произнёс два слова — «Вильям Вильсон», — после чего исчез.

Рассказчик не внял мрачному предзнаменованию, и впадал во всё большие непристойности, дойдя до шулерства, как до средства обмана и грабежа сокурсников, при этом сохраняя безупречную репутацию. Во время «большой игры», когда Вильсон-шулер уже, казалось бы, разорил одного богача, неожиданно вновь появился его двойник и уличил рассказчика в обмане. Тому пришлось покинуть Оксфорд с позором.

После этого случая Вильсон пытался скрыться от своего преследователя по всей Европе, но тот постоянно находил его и срывал все его авантюры. Наконец, на карнавале в Риме рассказчику представился случай расквитаться со своим обидчиком. Преисполненный ярости, он закалывает своего двойника шпагой, и тут снова видит ту же галлюцинацию — будто в зеркале он сам, умирающий в крови. Двойник перед смертью признает своё поражение, но успевает сказать: «С этого момента ты также умер — умер для мира, для неба и для надежды. Во мне ты жил; а теперь ты видишь в моей смерти, видишь в этом отражении, как ты окончательно убил себя».

Место действия

Рассказ начинается воспоминаниями протагониста о его школьной жизни. Эти абзацы отчасти автобиографичны и связаны с детскими годами Эдгара По, проведёнными в Англии. «Таинственный английский посёлок» — это Стоук Ньюингтон, в то время северное предместье Лондона, в дальнейшем им поглощённое. Школу, в которой учились Вильсоны, По списал с Reverend John Bransby’s Manor House School, расположенной в этом посёлке, где юный Эдгар обучался с 1817 по 1820 годы, впоследствии школа была снесена. Церковь, упоминаемая в рассказе — St Mary’s «Old» Church, приходская церковь Стоук Ньюингтона, сохранилась до настоящего времени.

Существовал в реальности и «преподобный доктор Брэнсби», которого По вывел на страницах рассказа в весьма неприглядном виде. Настоящий Джон Брэнсби, возглавлявший школу, не имел учёной степени «доктора», так его могли называть только из уважения. Ко времени поступления в школу Эдгара, магистру искусств отцу Брэнсби было только 33 года, так что «старым» он тоже не был. Вообще, по воспоминаниям питомцев этого учебного заведения, преподобный Брэнсби был веселым человеком добрейшей души, широких познаний в биологии, садоводстве и литературе, страстно любил охоту, хорошо поесть и выпить. Дети не чаяли в нём души. На досуге, будучи убеждённым консерватором, Брэнсби сочинял политические памфлеты. После выхода рассказа «Вильям Вильсон» Джон Брэнсби, который к этому времени был ещё жив, очень досадовал, что его бывший ученик описал его столь отталкивающе, и не любил вспоминать об Эдгаре, упоминая лишь, что родители того слишком баловали.

Описание школьной жизни Вильсонов, окружающей их обстановки своей тщательностью и вниманием к деталям резко контрастирует со второй частью «исповеди» Вильсона — о его учёбе в Оксфорде, где практически отсутствуют бытовые подробности. Это неудивительно, так как в 1820 году семья Эдгара По переехала в Америку, и с реалиями жизни английских студентов он знаком не был.

Идея «двойничества»

Сюжеты, построенные на идее «двойничества» типичны для европейского романтизма, и в новелле «Вильям Вильсон» Эдгар По развил эту тему. Однако, сам По признавал, что идею раздражения от покушения на собственную уникальность человеком с таким же именем, он почерпнул из статьи Вашингтона Ирвинга. В истории Ирвинга герой убивает своего двойника мечом лишь затем, чтобы, сорвав с него маску, увидеть собственное лицо. Когда По выслал Ирвингу номер журнала с рассказами «Вильям Вильсон» и «Падение дома Ашеров», поинтересовавшись его мнением, Ирвинг отдал предпочтение «Вильяму Вильсону» за его более реалистическую манеру и рациональное использование «красок». Однако, следует заметить, что в дальнейшем на долю «Падения дома Ашеров» выпала гораздо большая слава.

Обычно двойник героя в подобных историях представлял собой его «темную» половину, доводил героя до безумия и сам являлся воплощением безумия героя. В своём рассказе По переосмыслил этот сюжет: двойник протагониста, напротив, мешает ему делать зло. Интересен выбор имени (а точнее, псевдонима) парных героев — William Wilson. Дважды повторяется слово will (воля), а фамилия распадается на will и son — «сын воли». Героев с таким именем два и они противостоят друг другу, и их имя подчеркивает, что рассказчик противостоит самому себе.

Выразительные средства

Новелла выстроена очень тонко и осторожно. Предложения уравновешены, очень редки прилагательные, после рассказа о школе Вильсона описаний мало. Повествование медлительное, как бы ленивое, изобилующее длинными формализованными фразами. В эссе «Философия творчества» (1846) По рекомендует прибегать к поэтическому эффекту «тумана», в «Вильяме Вильсоне» он сам отказывается следовать этому совету — рассказ логичен и рационален.

Публикации

Широко распространено мнение, что впервые рассказ был опубликован в рождественском сборнике The Gift: A Christmas and New Year’s Present, датированным 1840 годом. Но более чем за год до этого, в октябре 1839 года, он был напечатан в журнале «Burton's Gentleman's Magazine».

В декабре 1844 года в двух номерах парижской газеты La Quotidienne опубликован французский перевод рассказа. Таким образом «Вильям Вильсон» открыл континентальной Европе Эдгара По, так как до этого его произведения издавались только на английском языке.

Первый перевод на русский язык вышел отдельным изданием в 1858 году в Санкт-Петербурге. Позднее вышли переводы М. Энгельгардта (1896), В. И. Т. (1909). Широко известен современный перевод Р. Облонской.

Критика и влияние рассказа

Когда По обратился за словами поддержки к Вашингтону Ирвингу, он с особым трепетом ожидал оценки «Вильяма Вильсона», называя этот рассказ «своим лучшим достижением», Ирвинг ответил,

Он выдержан в очень живописном Стиле и читается с Исключительным и Мистическим интересом от начала до конца.

Оригинальный текст (англ.)  

It is managed in a highly picturesque Style and the Singular and Mysterious interest is well sustained throughout

Томас Манн заявил, что повесть Ф. М. Достоевского «Двойник» (1846), в центре которой также загадочный допельгангер главного героя, ничем больше не перекликается с «Вильямом Вильсоном», так как в ней классический романтический мотив использован для гораздо более глубокого исследования нравственных проблем. Нужно, однако, отметить, что Достоевский был хорошо знаком с творчеством Эдгара По, и, хотя не читал по-английски, вполне мог прочесть французский перевод рассказа. В предисловии к публикации «Три рассказа Эдгара Поэ» (1861), Достоевский упоминает несколько рассказов По, которые к тому времени ещё не были переведены на русский язык.

Экранизации и постановки

Первая, вольная, экранизация рассказа состоялась в 1913 году, фильм назывался «Пражский студент» (Der Student von Prag), был поставлен в Германии Стелланом Рийе (Stellan Rye), и, мнению некоторых исследователей, является первым полноценным фильмом ужасов. Ремейк этой картины был снят 1926 году, опять же в Германии, это была режиссёрская работа Хенрика Галина, в главной роли занят Конрад Фейдт. Третья немецкая экранизация, под тем же названием, Der Student von Prag, состоялась уже после прихода звука в кинематограф — в 1935 году (режиссёр Артур Робинсон, в главной роли Энтон Уолбрук).

В 1943 году в Америке была организована [www.archive.org/download/WeirdCircleOTRKIBM/Ep10WilliamWilson.mp3 радиопостановка] для Mutual Broadcasting System.

Широко известна экранизация французского режиссёра Луи Маля (1968), вошедшая в киноальманах Histoires extraordinaires (Три шага в бреду). Кроме киноадаптации «Вильяма Вильсона» в него вошли экранизации рассказов «Метценгерштейн» (Роже Вадим) и «Никогда не закладывай дьяволу своей головы» (Федерико Феллини).

Литература

• Heike Schwarz. 10.3 Edgar Allan Poe: “William Wilson” (1840) // [books.google.ru/books?id=p4-TBQAAQBAJ Beware of the Other Side(s): Multiple Personality Disorder and Dissociative Identity Disorder in American Fiction]. — transcript Verlag, 2014. — С. 209-212. — 457 с. — ISBN 9783839424889.

Отрывок, характеризующий Вильям Вильсон

– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]