Вильяндиский машиностроительный завод

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вильяндиский машиностроительный завод
Основание

около 1905

Упразднена

1993

Причина упразднения

Приватизация

Преемник

АО BHC

Прежние названия

«Машинная фабрика» (эст. Masina wabrik), Вильяндиский механический завод, Вильяндиский цех Таллинского экскаваторного завода, Вильяндиский машиностроительный завод ПО «Таллэкс».

Основатели

Уно Похрт (эст. Uno Pohrt), Освальд Унгерн-Штернберг (нем. Oswald Ungern-Sternberg)

Расположение

Hariduse 12, Viljandi, Эстония

Отрасль

Машиностроение

Продукция

гидроцилиндры и другие комплектующие для траншейных экскаваторов[1][2]

К:Компании, основанные в 1905 годуК:Компании, упразднённые в 1993 году

Ви́льяндиский машинострои́тельный заво́д (эст. Viljandi Masinatehas) — машиностроительное предприятие в городе Вильянди, ЭССР, входившее в ПО «Таллэкс». Основной продукцией завода являлись гидроцилиндры и другие комплектующие для траншейных экскаваторов и экскаваторов-дреноукладчиков, производившихся производственным объединением. После приватизации предприятия в 1992 году сменило несколько владельцев и названий. Преемник завода — акционерное общество BHC Baltic Hydraulic Cylinders (с англ. — «Балтийские гидроцилиндры»)[1][3].





История

Первая половина XX века

Здание завода по адресу Вильянди, Харидусе 12 (эст. Hariduse) было внесено в крепостную книгу в 1905 году инженером Уно Похртом (эст. Uno Pohrt, возможно также Bohrt) и бароном Освальдом Унгерн-Штернбергом (нем. Oswald Ungern-Sternberg) как «машиностроительная фабрика» (эст. Masina wabrik). Это было временем экономического подъёма для Вильянди и всей Эстонии. В городе была построена спичечная и льнопрядильная фабрики. Машиностроительная фабрика также росла, к 1910 году на ней насчитывалось около 100 работников. Фабрика производила разнообразные машины, в том числе для сельского хозяйства, разработки торфа и для деревообратабывающей промышленности. Уно Похрт проявлял интерес к появлявшимся в начале века новым изобретениям и занимался изобретательством сам. В 1911 году он впервые испытал аэросани собственной конструкции. Испытания продолжались по крайней мере до 1914 года[4][5].

Внешние изображения
[www.digar.ee/viewer/et/nlib-digar:66335/12386 Открытка с видом машиностроительной фабрики, начало 1900-х годов.][6]

В середине 1930-х годов на фабрике началось изготовление самолётов. Согласно справочнику для путешественников, составленному в 1934 году тогдашним городским головой Аугустом Марамаа, фабрика построила к тому времени два моторных самолёта и четыре планёра. В аварии одного из них в июле 1934 года погиб его конструктор Эрнст Лемм, а сын барона Унгерн-Штернберга Хайнц (Heinz) получил ранения. Марамаа называет фабрику «авиазаводом» (эст. lennukitehas), однако существование такого названия не имеет иных документальных подтверждений. Тем не менее, после ликвидации производства на рубеже XXXXI веков, историческое здание завода часто фигурирует под этим названием и под ним же внесено в государственный регистр памятников культуры[5][7][8].

В 1938 году на месте бывшего гаража началось сооружение пристройки к зданию фабрики. Фабрика начала заниматься изготовлением корпусов для автобусов по заказам из Тарту, Таллина и Нарвы. Выполнялись также специальные заказы. Так, в 1939 году по заказу таллинской пожарной команды был изготовлен корпус фургона для газовой защиты на базе автомобиля «Опель Блиц». Предприятие было, по меркам Вильянди, достаточно крупным. В 1938 году на нём работали 63 человека. До 1941 года предприятие изготовило около пятидесяти корпусов автобусов (в том числе для Таллина более 30). Его немецкие владельцы, в том числе Хайнц Унгерн-Штернберг, уехали в Германию в 1939 году[4].

В составе Таллинского экскаваторного завода и «Таллэкса»

В 1944 году завод вместе с оборудованием был передан мастерской № 2 по капитальному ремонту машинно-тракторных станций. Затем предприятие было переименовано в Вильяндиский механический завод. В 1956—1957 годах к зданию было пристроено помещения для мойки моторов, реконструирована котельная, построена отдельно стоящая металлическая труба[8].

В 1960 году завод был передан в подчинение Таллинскому экскаваторному заводу и получил название Вильяндиского цеха. Таким образом, он стал первым из трёх заводов, присоединённых к таллинскому предприятию. За ним последовали Мыйзакюлаский машиностроительный завод (в 1961 году) и Пайдеский завод дорожных машин (в 1962 году)[1].

Завод стал специализироваться на производстве гидрооборудования для машин, производимых головным предприятием: гидроцилиндров, элементов редукторов, дросселей, клапанов, и других деталей, требовавших высокой точности изготовления. Обрабатывались чугунные и пластмассовые элементы подшипников, имелся также гальванический отдел, где хромировались детали гидроцилиндров. Было построено новое конторское помещение, получившее адрес Hariduse 12, адрес производственного помещения старого завода изменился на Hariduse 12a. В 1975 году, при образовании производственного объединения «Таллэкс», предприятие стало назваться Вильяндиским машиностроительным заводом[1].

В 1961—1962 годах на заводе работало около 170 человек, позже число работников сократилось до 110 и стабилизировалось. Завод занимался подготовкой кадров и для других предприятий Вильянди[1][2].

После приватизации «Таллэкса»

«Таллэкс» был приватизирован акционерным обществом AS Eesti Talleks в 1992 году. Вильяндиский машиностроительный завод стал его дочерним предприятием. В 1993 году он был переименован в акционерное общество ET Viljandi. Основной деятельностью предприятия осталось производство гидроцилиндров. Значительное количество работников было сокращено, на заводе осталось 35 человек. В 2002 году AS Eesti Talleks продало свои акции председателю правления завода. Через несколько лет предприятие было перепродано, новый владелец сменил название на AS BHC, аббревиатура расшифровывается как Baltic Hydraulic Cylinders (с англ. — «Балтийские гидроцилиндры»). Основное производство было перенесено в помещения по адресу Musta tee 30. Число работников было ещё более сокращено, объём производства сохранился. Предприятие продолжает заниматься производством гидроцилиндров, примерно 10 % продукции идёт на экспорт. Старое производственное здание с 1997 года находится под охраной как памятник старины, в нём устраиваются культурные мероприятия. В сентябре 2013 года в нём получила помещения вильяндиская молодёжная комната[1][7][9].

См. также

Напишите отзыв о статье "Вильяндиский машиностроительный завод"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 L. Juksaar. [tallinn.ester.ee/record=b2757650~S1*est Lugu Talleksist ja Talleksi erastamisest]. — Tallinn: „Koopia Kolm“, 2012. — Т. 1. — 415 с. — ISBN 9789949303533.
  2. 1 2 P. Treier, E. Šknevski, R. Lattik, T. Suuressaar, J. Litovskaja. Tallinna Tööpunalipu ordeniga NSVL 50. aastapäeva nimeline Tootmiskoondis "Talleks". — Таллин: «Валгус», 1984. — 40 с.
  3. Вильянди // Вешин — Газли. — М. : Советская энциклопедия, 1971. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 5).</span>
  4. 1 2 M. Haav. [pluss.sakala.ajaleht.ee/406062/insener-pohrti-seninagematu-aerosaan/ Insener Pohrti seninägematu aerosaan] (эст.) // Sakala : газета. — 2011. — K. 22 марта.
  5. 1 2 M. Haav. [www.sakala.ajaleht.ee/170851/vana-tehasehoone-lennukas-minevik/ Vana tehasehoone lennukas minevikaan] (эст.) // Sakala : газета. — 2011. — K. 24 октября.
  6. [digar.nlib.ee/digar/esileht Цифровой архив Национальной библиотеки Эстонии]
  7. 1 2 [www.riigiteataja.ee/akt/87280 Kultuurimälestiseks tunnistamine] (эст.). Riigi Teataja (15 декабря 1997). Проверено 9 ноября 2013.
  8. 1 2 [register.muinas.ee/?menuID=monument&action=view&id=14723 14723 Viljandi lennukitehase hoone, 20. saj. I pool] (эст.). Kultuurimälestuste riiklik register. Проверено 9 ноября 2013.
  9. [eestielu.delfi.ee/eesti/viljandimaa/viljandi/elu/viljandi-avatud-noortetuba-kolis-lennukitehasesse.d?id=66742689 Viljandi avatud noortetuba kolis lennukitehasesse] (эст.) // delfi.ee : веб-портал. — 2013. — K. 16 сентября.
  10. </ol>


Отрывок, характеризующий Вильяндиский машиностроительный завод

«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.