Вильярроэль, Гуальберто

Гуальберто Вильярроэль исп. Gualberto Villarroel López<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Боливии
20 декабря 1943 — 21 июля 1946
Предшественник:	Пеньяранда, Энрике
Преемник:	Гильен Ольмос, Нестор
Рождение:	15 декабря 1908(1908-12-15)
Смерть:	21 июля 1946(1946-07-21) (37 лет)

Гуальберто Вильярроэль Лопес (исп. Gualberto Villarroel López; 15 декабря 1908 — 21 июля 1946) — боливийский политический деятель, президент страны с декабря 1943 по июль 1946. Реформист, иногда его сравнивают с аргентинским лидером Хуаном Пероном. Запомнился своими фашистскими симпатиями, убит в день отстранения от власти.

Биография

Вильярроэль родился в селе Вилья-Риверо, Кочабамба, 15 декабря 1908 года. Участвовал в Чакской войне (1932—1935) против Парагвая. После сокрушительного поражения боливийцев в этом конфликте убедился, что его страна нуждается в глубинных структурных изменениях; был сторонником «социалистического милитаризма», введенного Давидом Торо и Херманом Бушем (1936—1939). После самоубийства полковника Буша в августе 1939 года, консервативные силы начали заявлять о себе, придя к власти по результатам выборов 1940 года, на которых победу одержал Энрике Пеньяранда. Вильярроэль был единомышленником молодых, более идеалистических офицеров, которые поддерживали принципы Торо и Буша.

Начало политической карьеры и президентство (1943—1946)

В предвоенные и военные годы Боливия была ареной активной деятельности фашистской Германии, стремившейся к укреплению своих позиций в Латинской Америке. Нацисты создали свою шпионско-агентурную сеть во многих странах континента, особенно в Аргентине, для организации государственных переворотов и установления прогитлеровских режимов.

Майор генерального штаба Гуальберто Вильярроэль создал тайное общество молодых офицеров под названием «Расон де Патриа» (РАДЕПА). Идеология молодых офицеров представляла собой смесь национализма, национал-социализма, а также социалистических идей. Политические взгляды членов РАДЕПА перекликались с «военным социализмом» Давида Торо и националистическим реформизмом Хермана Буша.

Утром 20 декабря 1943 года по приказу начальника полиции Ла-Паса майора Таборга был арестован президент Пеньяранда и члены его кабинета. Майор Гуальберто Вильярроэль стал де-факто президентом Боливии. Он сформировал коалицию из главных реформистских партий того времени (в состав нового правительства вошел и лидер НРД Виктор Пас Эстенссоро), которая получила название «Революционного националистического движения».

Новое правительство опубликовало манифест, где говорилось, что этот переворот демократический по своим целям, ибо он вызван произволом прежнего режима, его постоянными беззакониями, обманом общественного доверия, непомерными расходами и совершенным пренебрежением к интересам Боливии. Касаясь внешнеполитического курса, Вильярроэль заявил, что Боливия будет полностью придерживаться обязательств Декларации Объединенных Наций. Правительство Вильяроэля выдвинуло лозунги защиты национального суверенитета, природных ресурсов, в частности нефти, освобождения крестьянства от феодальной зависимости.

В течение нескольких месяцев правительство существовало без дипломатического признания его со стороны США и их союзников в Латинской Америке. 18 латиноамериканских стран, а также США и Англия заявили об отказе признать новое боливийское правительство, осудив его как хунту, имеющую в своем составе профашистские элементы.

Многочисленные документы и материалы того времени, опубликованные в США, Боливии, других латиноамериканских странах, свидетельствуют о существовании негласных контактов представителей партии НРД с немецкой агентурой, которая пыталась использовать недовольство боливийского народа грабительской политикой США для укрепления своих позиций в Боливии. Вероятно, правящие круги США какое-то время после переворота и захвата власти Г. Вильярроэлем «присматривались» к новому режиму, пытаясь получить доказательства его лояльности в отношении Соединенных Штатов и отсутствия связей нового правительства с пронацистским военным правительством в соседней Аргентине. Но, скорее всего, главная причина отказа в дипломатическом признании заключалась в опасении американских монополий за судьбу своих капиталовложений в Боливии, в стремлении сохранить ранее заключенные контракты о закупках по низким ценам боливийского олова, а также оказать поддержку реакционным силам этой страны, напуганным выдвинутой правительством идеей о проведении аграрной реформы.

Госдеп США с самого начала рассматривал правительство Г. Вильярроэля как крайне нежелательное и искал всевозможные пути для его свержения. Перед лицом международного дипломатического бойкота широкие массы трудящихся выступили в поддержку правительства и с осуждением политики Вашингтона. В различных городах страны (Оруро, Ла-Пас и др.) состоялись манифестации. В одной из деклараций шахтеров говорилось: «Мы не понимаем политики Соединенных Штатов в защиту режима эксплуататоров. США затягивают признание правительства, которое действительно представляет боливийский народ».

Вильярроэль совершил много дальновидных реформ, включая расширение прав профсоюзов и пенсионную реформу. Также, следуя примеру Буша, созвал Национальное собрание для подготовки конституционной реформы. В августе 1944 добился от Конгресса провозглашения себя конституционным президентом. Во внешней политике Вильярроэль столкнулся с огромными препятствиями со стороны официального Вашингтона, который не желал признавать его президентом Боливии. Наконец, администрация Франклина Рузвельта признала Вильярроэля легитимным правителем, но только в обмен на исключение из состава правительства профашистских министров.

В период президентства Вильярроэля были предприняты некоторые меры по ограничению власти горнорудной олигархии, увеличен процент иностранной валюты от экспорта олова и других минералов, подлежащей сдаче государству. В 1945 году был подготовлен первый в истории Боливии план экономического развития страны. В нем значительное внимание уделялось развитию национализированной отрасли — нефтяной промышленности.

В июне 1944 года состоялся первый национальный конгресс шахтёров, на котором была создана Профсоюзная федерация горняков Боливии — главная организация боливийского пролетариата. В том же году состоялся второй съезд горняков, третий съезд железнодорожников, создан профсоюз служащих банков. В марте 1946 года был созван третий съезд горняков.

Не понадобилось много времени, чтобы себя проявила консервативная реакция. Представители консерваторов имели широкие интересы в горной промышленности. Более того, сами рабочие воспользовались реформами президента, чтобы требовать дальнейших уступок для себя и профсоюзов. Все это заставило правительство принять репрессивные меры для сохранения контроля над ситуацией. Среди этих мер особой жестокостью отметилось убийство и захоронение верхушки боливийской интеллигенции. Это, в свою очередь, дало повод традиционным партиям организовать и начать общенациональное восстание, кульминацией которого стало убийство президента. 21 июля 1946 года толпа окружила президентский дворец.

Вильярроэль, находившийся внутри помещения, объявил о своей отставке, однако разъяренная толпа преподавателей, студентов и женщин захватила оружие в арсенале и ворвалась во дворец. В результате этих действий были убиты сам президент и некоторые его помощники. Тело Вильярроэля было сброшено с балкона на площадь, где толпа подхватила его и повесила на столбе. Возможно, людей вдохновила кинохроника смерти Бенито Муссолини, которую незадолго до этого транслировали в стране. Виктор Пас Эстенссоро эмигрировал в Аргентину.

После этого оппозиция возобновила контроль над правительством, сохраняя его до революции 1952 года.

Отрывок, характеризующий Вильярроэль, Гуальберто

Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…