Виндзорские насмешницы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виндзорские насмешницы
The Merry Wives of Windsor

титульный лист издания 1602 года
Жанр:

комедия

Автор:

Уильям Шекспир

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

1597

Дата первой публикации:

1602

Текст произведения в Викитеке

«Ви́ндзорские насме́шницы» (англ. The Merry Wives of Windsor, вариант перевода — «Виндзорские проказницы») — комедия Уильяма Шекспира в пяти действиях. Написана в 1597 году, опубликована в 1602 году. Действие происходит в местечке Виндзор и его окрестностях.

Это единственная пьеса Шекспира, где действие разворачивается в эпоху королевы Елизаветы и большинство персонажей являются представителями среднего класса английского общества.





История создания и публикации

Пьеса была внесена в «Регистр Гильдии книгопечатников и издателей» 18 января 1602 г.; впервые опубликована в 1602 году со значительными искажениями текста и под названием «Чрезвычайно занятная и весьма остроумная комедия о сэре Джоне Фальстафе и виндзорских насмешницах. Содержащая разные забавные выходки уэльского рыцаря сэра Хью, судьи Шеллоу и его премудрого племянника мистера Слендера. С пустым хвастовством прапорщика Пистоля и капрала Нима. Сочинение Уильяма Шекспира. Как она не раз исполнялась слугами достопочтенного лорда-камергера и в присутствии её величества, и в других местах»[1]. Вторая публикация (также кварто) относится к 1609 году, это издание воспроизводит все ошибки первого. Текст пьесы без искажений и пропусков был напечатан только в 1623 году (фолио).

Действующие лица

Сэр Джон Фальстаф, Фентон (молодой дворянин), Шеллоу (судья), Слендер (племянник судьи Шеллоу), Форд и Пейдж (виндзорские горожане), Уильям (сын Пейджа), Сэр Хью Эванс (пастор, уроженец Уэльса), Каюс (врач, француз), Хозяин гостиницы «Подвязка», Бардольф, Пистоль, Ним (свита Фальстафа), Робин (паж Фальстафа), Симпл (слуга Слендера), Регби (слуга Каюса), Миссис Форд, Миссис Пейдж, Анна Пейдж (дочь миссис Пейдж), миссис Куикли, слуги Пейджа, Форда и т. д.

Краткое содержание

 Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.

В этой пьесе снова появляются толстый рыцарь Сэр Джон Фальстаф и некоторые другие комедийные персонажи «Генриха IV»: судья Шеллоу, Пистоль, паж Фальстафа пьяница Бардольф.

Фальстаф прибывает в Виндзор, у него очень мало денег, и он решает подзаработать, познакомившись с двумя богатыми замужними женщинами — миссис Форд и миссис Пейдж. Фальстаф решает написать женщинам любовные письма, назначив им свидание и просит своих слуг — Пистоля и Нима — отнести письма женщинам. Однако они отказываются и Фальстаф, прогоняя их, вынужден передать письма со своим пажем. Обиженные Ним и Пистоль решают выдать Фальстафа мужьям миссис Форд и миссис Пейдж.

Тем временем, руки дочери миссис Пейдж — Анны Пейдж пытаются добиться трое мужчин: Каюс, Слендер и Фентон. Миссис Пейдж хочет выдать дочь за доктора Каюса, а мистер Пейдж — за Слендера. Сама же Анна влюблена в молодого Фентона, но родители девушки выступают против этого брака, так как Фентон жил не по деньгам и растратил все своё состояние. Пастор Хью Эванс пытается заручиться поддержкой миссис Куикли (служанки доктора Каюса) в вопросе ухаживания Слендера за Анной, но доктор Каюс узнает об этом и вызывает пастора на дуэль.

Тем временем Пистоль и Ним рассказывают мужьям миссис Форд и миссис Пейдж о замыслах сэра Джона относительно их жен и кошельков. Появляется хозяин гостиницы «Подвязка» в сопровождении судьи Шеллоу, который приглашает мистера Пейджа и мистера Форда пойти посмотреть дуэль между доктором Каюсом и сэром Хью. Секундантом этой дуэли выступает хозяин гостиницы и он уже даже назначил место для проведения дуэли — каждому из противников своё. Для того, чтобы выведать у Фальстафа планы на свою жену, Форд просит хозяина гостинцы представить его Фальстафу как мистера Брука.

Когда миссис Форд и миссис Пейдж получают письма Фальстафа, они рассказывают друг другу о них и очень быстро приходят к выводу, что письма абсолютно одинаковые. Женщины решают проучить сэра Фальстафа, для этого сделав вид, что они согласны встретиться с ним.

Всё это вылилось для Фальстафа в большие неприятности. «Брук» говорит Фальстафу о том, что он влюблен в миссис Форд, однако не может ей в этом признаться, так как она слишком добродетельна. И он уговаривает Фальстафа назначить свидание миссис Форд, чтобы уличить жену в неверности. Фальстаф хвастается ему, что свидание уже назначено, и как только мистер Форд уйдет из дому, он, Фальстаф, встретится с миссис Форд. Мистер Форд в ярости и задумывает проучить свою жену, придя домой во время свидания миссис Форд и Фальстафа.

Ничего не подозревающий Фальстаф приходит к миссис Форд в назначенный час. Однако долго любезничать ему не приходится, так как появляется миссис Пейдж и, по договоренности, предупреждает миссис Форд о том, что в дом возвращается мистер Форд. Чтобы Фальстаф не попался ему на глаза женщины решают спрятать его в бельевую корзину, прикрыв сверху грязным бельем. Пока мистер Форд устраивает в доме обыск, слуги выносят корзину и вываливают её содержимое в канаву. Однако Фальстаф думает, что женщины просто играют с ним и не собирается отступать. Находясь у себя в гостинице Фальстаф получает записку от миссис Форд с приглашением явиться к ней в дом, когда муж будет отсутствовать. Как только Фальстаф вновь пришел к миссис Форд миссис Пейдж сообщает, что возвращается мистер Форд. Женщины хотят спрятать Фальстафа в ту же бельевую корзину, однако сэр Джон уже не соглашается и его переодевают в одежду тетки одной из служанок, которую терпеть не может мистер Форд.

Тем временем мистер Форд действительно вернулся в дом и сразу же бросился к бельевой корзине. Однако кроме белья там ничего не было. Обыскав весь дом мистер Форд наткнулся на ту самую тетку служанки, которая пыталась выйти из дома и в сердцах колотит мнимую старуху палкой так, что старушка вынуждена бежать из дома прочь.

В конце концов дамы рассказывают своим мужьям о том, как они подшутили над сэром Джоном и все вместе они решают сыграть над ним такую шутку, чтобы смеялся весь город. Женщины вновь приглашают Фальстафа на свидание ночью в Виндзорский лес. Фальстаф должен одеться привидением охотника Герна, а переодетые эльфами и феями молодые люди во главе с пастором напугают его и вытянут признание в недостойном рыцаря поведении. Роль царицы фей поручена Анне. Мистер Пейдж просит Анну надеть белое платье, ведь именно по нему Слендер узнает её, сможет украсть и тайно от миссис Пейдж обвенчаться. Однако миссис Пейдж и доктор Каюс хотят сделать то же самое, для чего просят Анну надеть зеленое платье. Анна же имеет на эту ночь свои планы, о которых знает только Фентон.

И вот Фальстаф в костюме охотника с рогами на голове приходит ночью в лес. Появляются и обе дамы. Но завязать разговор не удается, так как после краткого обмена любезностями повсюду начинают звучать охотничьи рога. Дамы делают испуганный вид и убегают. Лешие, феи, эльфы окружают испуганного Фальстафа и начинают потешаться над ним. Тем временем Слендер хватает фею в белом, Каюс в зеленом, полагая, что это Анна и, пользуясь всеобщим весельем и неразберихой, убегают с ними в лес.

Мистер и миссис Форд, а также мистер и миссис Пейдж снимают маски перед Фальстафом и открывают ему правду о себе. Хотя Фальстаф и смущен, но он держится довольно хорошо, так как считает, что заслуживает такого публичного порицания.

В это время из леса возвращаются Слендер и Каюс, их феи оказались переодетыми мальчишками. В то же время появляются Анна и Фентон — они успели обвенчаться и теперь муж и жена. Родителям Анны ничего не остается, как благословить молодых. Все приглашаются на свадьбу, в том числе и Фальстаф.

Постановки

Премьеру комедии датируют 27 апреля 1597 года: сохранилось документальное свидетельство, что пьесу играли в Гринвиче в день святого Георгия на празднестве в честь ордена Подвязки[1].

  • 1851 — Театр Её Величества. Реж. Ч. Кин.
  • 1902 — Фальстаф — Г. Бирбом Три, миссис Форд — Мэдж Кендал, миссис Пейдж — Э. Терри.
  • 1911 — Реж. О. Эш.
  • 1922 — Театр «Одеон», Париж
  • 1929 — «Deutsches Theater», Берлин
  • 1941 — Театр «Стрэнд», Лондон
  • 1937 — Шекспировский фестиваль в Бохуме
  • 1945 — Олд Вик. В ролях: Фальстаф — Р. Ричардсон, Шеллоу — Л. Оливье.
  • 1950 — Театр на Виноградах, Прага
  • 1956 — Мемориальный театр, Стратфорд-на-Эйвоне
  • 1956 — Страдфорд (Онтарио). Реж. Майкл Лэнем; в роли Фальстафа — Дуглас Кэмпбелл.
  • 1959 — «Олд Вик», Лондон
  • 1958 — Новый театр, Милан (труппа Дж. Черви)
  • 1985 — Стратфорд. Реж. Билл Александер.
  • 1993 — «Насмешницы». Труппа «Северные сквернословы» (?).

Постановки в России и СССР

Исполнители роли Фальстафа

Неупомянутые в списке постановок: Джеймс Куин (с 1720 г.), Джон Хендерсон (с 1771 г.), Сэмюэл Фелпс (1874), Иэн Ричардсон (Стратфорд; реж. Терри Хэндс), Брюстер Мэйсон (1968), Джеймс Хэкет (1832 г. — Лондон; 1838 г. — Нью-Йорк).

Музыкальный театр

На сюжет «Виндзорских насмешниц» разными композиторами было создано несколько опер:

Переводы на русский язык

Первое издание  — Екатерины II (1786) под названием «Вот каково иметь корзину и белье». Впервые пьеса вышла в вольном изложении Екатерины II в 1796 году. В 1838 году вышел первый русский перевод (с немецкого языка). Переводы:

Напишите отзыв о статье "Виндзорские насмешницы"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [lib.ru/SHAKESPEARE/shks_windsor.txt Смирнов А. «Виндзорские насмешницы» и образ Фальстафа у Шекспира]
  2. ↑ [dramavladimir.ru/news/215-vindzor-nov] Премьера во Владимирском драмтеатре

Литература

  • Баженов А. Н. Сочинения и переводы, т. 1. М., 1869. С. 607—617.
  • Московский драматический театр им. Моссовета. Вильям Шекспир. Виндзорские насмешницы. М., 1957.
  • В творческом соревновании. Театральный фестиваль к 40-летию Октября. М., 1958.
  • В. О. Станевич. История интерпретации комедии «Виндзорские проказницы»

Ссылки

  • [lib.ru/SHAKESPEARE/shks_windsor.txt Текст пьесы «Виндзорские насмешницы» на lib.ru]
  • [rus-shake.ru/translations/The_Merry_Wives_of_Windsor/ Текст пьесы в русских переводах] в БД «Русский Шекспир»
  • [www.ibdb.com/show.php?id=6039 Виндзорские проказницы] в Internet Broadway Database
  • [www.lortel.org/lla_archive/index.cfm?search_by=show&title=The%20Merry%20Wives%20of%20Windsor Виндзорские проказницы] в Internet Off-Broadway Database

Отрывок, характеризующий Виндзорские насмешницы

Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Виндзорские_насмешницы&oldid=81421712»