Виндсёрфинг

Виндсёрфинг (англ. Windsurfing) — вид парусного спорта и водного развлечения, в основе которого лежит мастерство управления на водной поверхности лёгкой доской небольшого размера с установленным на ней парусом.

Спортивный снаряд, используемый в виндсёрфинге, называется «парусной доской» или «виндсёрфом» и состоит из лёгкой доски обтекаемой формы длиной 2,0—4,7 м, выполненной из плавучего материала, и закреплённой на ней в гибком соединении мачты с парусом.

Парусная доска представляет собой упрощённую модель парусного судна, лишённого руля. Управление осуществляется путём наклона мачты с парусом, а при движении в режиме глиссирования также с помощью наклона самой доски с борта на борт. Скорость и направление движения зависят от положения паруса относительно ветра. Положение паруса контролируется спортсменом («виндсёрфером»), удерживающим его руками за поперечину, именуемую гиком.

Движение на парусной доске возможно при любой силе ветра. Опытные спортсмены владеют техникой движения на волнах, а также выполнения прыжков различной степени сложности.

В настоящее время виндсёрфинг является не только зрелищным видом спорта, но и популярным водным развлечением для широкого круга людей, выбирающих активный отдых.

Движение на парусной доске может осуществляться двумя основными способами:

• водоизмещающий режим. Доска поддерживается на плаву за счёт силы Архимеда, вследствие чего частично погружена в воду. Скорость движения в таком режиме относительно невысокая за счёт большого сопротивления воды.
• режим глиссирования. Доска удерживается на поверхности воды за счёт подъёмной силы набегающего потока. Выход на глиссирование возможен при достижении определённой скорости, что требует высокой скорости ветра (около 6-7 м/с) и большого опыта управления парусной доской. Наиболее широкие гоночные доски («Формула виндсёрфинга») с большим парусом могут глиссировать при ветре 3-4 м/с.

Для управления парусной доской подходит любой открытый водоём, однако благодаря благоприятному климату наибольшую популярность среди российских спортсменов и любителей виндсёрфинга приобрели Ейский район Краснодарского края, в том числе коса Долгая, побережья в районе Анапы и Сочи, пляжи крымского озера Донузлав.

Для исключения неудобств от нестабильной силы ветра на открытых водоёмах был изобретён виндсёрфинг в закрытом помещении.

История

История развития плавательных средств, снабжённых парусом, насчитывает несколько тысячелетий. В частности, прообразы современных парусных досок с незапамятных времён использовались жителями Полинезии.

В соответствии с судебным решением изобретателем парусной доски был признан британец Питер Чилверс, который в 1958 году в возрасте 12 лет создал прототип современного виндсёрфа.

Изобретение современного виндсёрфинга также связывают с другими именами.

Американцу Ньюману Дарби приписывается идея закрепления паруса на плавающей платформе, которые планировалось производить в промышленных масштабах. Чертёж Дарби был опубликован в 1965 г. в августовском номере журнала Popular Science. Уже в 1954 году им была организовала компания под названием Darby Industries, которая должна была заниматься производством первых прототипов досок. Однако в то время Дарби не удалось придать своему предприятию коммерческий успех.

В 1970 году калифорнийский авиационный инженер Джим Дрейк и его друг Хойл Швайцер зарегистрировали первый патент на парусную доску. Дрейк создал дизайн первой доски с треугольным парусом. Швайцер популяризовал этот вид спорта. Изобретённые Дрейком и Хойлом доски были названы «Baja Boards», однако торговец из Сиэтла, взявшийся за продажу нового оборудования, предложил название «виндсёрфер» (англ. Windsurfer), которое стало впоследствии товарным знаком. В 1973 году Швайцер полностью выкупил у Дрейка права на патент парусной доски и занялся единоличным развитием бизнеса.

Хойлу некоторое время не удавалось найти в США партнёра, заинтересованного в массовом производстве оборудования для виндсёрфинга, и его поиски переместились в Европу, где он заключил договор с текстильной компанией Koninklijke Ten Cate NV. В 1973 году Швайцер организовал производство досок в Голландии. Он продолжал технически совершенствовать оборудование и стремился к максимально возможному удешевлению производства досок, парусов и прочего оборудования. Стеклопластик как материал для производства досок был заменён на более прочный и долговечный материал — полиэтилен.

Коммерческий успех производства оборудования для виндсёрфинга привлёк в эту сферу и другие европейские компании. В 1983 году Хойл попытался через швейцарский суд защитить свои права на патент, но суд был проигран в пользу компании-производителя оборудования Мистраль (англ. Mistral), которая в качестве доказательства своей добросовестности в производстве досок предоставила чертёж доски Дарби, созданный задолго до регистрации патента Швайцера.

1970-е годы ознаменовались патентными судебными разбирательствами как в Европе, так и в США. Основой для судебных споров являлась разница в терминологии, применяемой производителями оборудования. Доска Швайцера имела собственное имя «Виндсёрфер» (англ. «Windsurfer»), конкуренты же использовали для аналогичной продукции более общий термин «парусная доска» (англ. «sailboard»), что, наряду с другими аргументами, позволяло говорить о спорности притязаний Хойла.

Соревнования «Формула виндсёрфинга» впервые были проведены во Франции 24 марта 1998 года. За 4 дня соревнований провели десять гонок. Скорость ветра составляла от 6 до 12 узлов (4-7 м/с). Соревнование выиграл Эрик Тиме на доске длиной 2,75 м и парусом 10 кв. м.

Доски

В 1970-х и 1980-х годах виндсёрфинг разделялся по дивизионам. В то время все доски были достаточно большими, и, как правило со швертом (daggerboard). Доски с плоским днищем относились к I дивизиону (Windsurfer, Windglider). Доски с водоизмещающим корпусом, как лодки или яхты относились к II дивизиону (Lechner). И, наконец, доски-тандемы с двумя и более парусами относились к III дивизиону. Короткие доски без шверта обозначались как просто «доски для удовольствия» (Funboard). Сегодня классификация досок сильно поменялась и сейчас деление ведется по типам:

• Олимпийский класс — монотип, принятый олимпийским комитетом для участия в Олимпийских играх. Первым олимпийским классом был Виндгляйдер Остерманна (Windglider), за ним Лехнер (Lechner), потом Мистраль (Mistral One design). На сегодняшний день это RS:X — универсальная доска со швертом и большим количеством настроек. Во время гонки спортсмен двигает мачту по погону на доске, добивает и травит парус по гику и по мачте и регулирует наклон шверта. Олимпийская доска рассчитана на гонки в любых условиях и годится как для водоизмещающего режима, так и для глиссирующего. В олимпийских гонках разрешен и широко применяется пампинг (гребки парусом).
• Формула (Formula Windsurfing) — широкие доски (около 1 метра), объёмом в основном от 130 литров и больше. Предназначены для использования в широком ветровом диапазоне (от 3-4 до 15-17 м/с) в сочетании с большими парусами (до 12.5 кв. м.). Длинный плавник (65—70 см) позволяет идти довольно круто к ветру. Из бесшвертовых досок, «Формула» лавируется лучше всего.
• Вейв (Wave) — доски для катания по волнам. Отличаются маленьким размером(длина 230—260 см, ширина 50—60 см) и объёмом (65—90 литров). Приспособлены для выполнения прыжков с волны и специфических поворотов на волне, многие из которых заимствованы из классического сёрфинга.
• Фристайл (Freestyle) — доски для трюков. Более широкие, чем вейв, эти доски приспособлены для выполнения на гладкой воде таких акробатических трюков, как Вулкан (Vulcan), Спок (Spock), Флака (Flaka) и других элементов, сочетающих в себе, как правило, прыжок, обороты, сальто и их всевозможные комбинации.
• Слалом (Slalom) — доски для гонок под ветер. Облегченные доски, приспособленные для достижения максимальной скорости на полных курсах.
• Скоростные (Speed) — доски, предназначенные для установления рекордов скорости, как правило узкие и длинные.
• Доски для свободного катания (Freeride) — универсальные доски для любителей. Наиболее распространённый вид досок, рассчитанный на средний уровень подготовки. В зависимости от опыта и веса спортсмена различаются по литражу от 100 литров до 170 литров. Могут иметь шверт.
• Доски для начинающих (Beginers, Rookie) — доски большого объёма (до 240 литров), оборудованные швертом (daggerboard).
• Детские доски (Kids) — доски для детей. Лёгкие доски с лёгким рангоутом, рассчитаные на небольшой рост и вес спортсмена.

Кроме того, существуют доски, предназначенные для установления рекордов скорости.

Паруса

Парус для виндсёрфинга представляет собой вертикальное крыло. Движущая сила возникает за счёт подъёмной силы крыла.

Паруса изготавливают из полиэфирной пленки, полиэфирной ткани (капрон, лавсан, дакрон) или майлара. Для усиления может использоваться кевларовая сетка.

Парус для виндсёрфинга, как правило, имеет треугольную форму. Кромка паруса называется шкаториной (сторона треугольника). По передней шкаторине парус имеет мачткарман, в который продевается мачта. Латы — жёсткие пластины, идущие перпендикулярно мачте — служат для увеличения жесткости паруса и придания ему формы. В нижнем углу паруса (галсовый угол) предусмотрено крепление. Это либо вшитое кольцо, либо люверс, либо блок роликов. Если на парусе только кольцо или люверс, то необходим ещё и крючок с роликами, чтобы набивать (натягивать) парус по мачте. Другая система роликов находится на стакане в основании мачты. Веревка (оттяжка), пропущенная через эти ролики, образует полиспаст, позволяющий приложить значительные усилия для набивки паруса. Задний угол (дальний от мачты) называется шкотовым. Гик одним концом крепится к мачте, к другому концу (нок) с помощью верёвки (оттяжки) крепится шкотовый угол паруса. Гик, охватывающий парус с двух сторон, называется Уишбон (Wishbone). Кромка паруса от шкотового до галсового угла называется нижней шкаториной. Верхний угол паруса называется топ. Обычно топ имеет упор для верха мачты. Иногда на парусах размером до 6 м² используют настраиваемый топ (варитоп) с ремнём и стопором. Для больших и гоночных парусов в топ встроен подшипник, чтобы парус легче закручивался по мачте.

Принципиально паруса разделяются на упорные (камберные) и простые. В камберных парусах на латы устанавливают от одного до пяти пластиковых упоров (камберов), которые служат для удержания формы. Камберные паруса дают лучшую тягу, но тяжелее и сложнее обычных. Обычно камберы ставят на парусах большой площади, используемых для гонок.

Главной характеристикой паруса является его площадь. Площадь парусов варьируется от 1 м² (детские паруса) до 13 м².

Дополнительное снаряжение

• Трапеционные лини — петли, закреплённые на гике, за которые цепляются крюком трапеции
• Трапеция — широкий пояс, жилет и т. п., снабжённый специальным крюком. Служит для снижения нагрузки на руки во время катания. Трапеции бывают нескольких видов: сидячие, поясные, верхние.
• Гидрокостюм — неопреновый костюм для сохранения тепла при нахождении в воде.
• Спасательный жилет — жилет для повышения плавучести спортсмена.

Дисциплины и классы

• Олимпийский класс
• Формула
• Слалом
• Фристайл
• Super X (супер-икс, суперкросс)
• Wave (Вэйв)

Олимпийский класс

Виндсёрфинг входит в программу Летних Олимпийских игр с 1984 года (в 1992 был включен женский виндсёрфинг). В олимпийских гонках используются монотипы — все спортсмены гоняются на одинаковых комплектах одного производителя. В связи с особенностью Олимпийских игр, необходимо было создать оборудование, обеспечивающее широкий диапазон использования. Многие технологические решения были взяты у класса Формула (например, форма носа, обеспечивающая раннее глиссирование). В 2008 году Олимпийским комитетом был принят монотип Neil Pryde RS:X. Оборудование включает швертовую доску и парус определенного размера (9,5 м² для мужчин и 8,5 м² для женщин). Доска имеет ширину 93 см и длину 286 см, и в отличие от досок класса Формула, она довольно тяжёлая ‒ около 15,5 кг. За основу олимпийского паруса был взят формульный парус компании Neil Pryde RS IV. Гонки проходят как при водоизмещающем режиме, так и в режиме глиссирования (примерно с 5-7 м/с). Дистанцию устанавливают в формате курс-рейс ‒ до первого знака доски идут в лавировку против ветра.

Предыдущими монотипами были: Windglider (1984), Division II (1988), Lechner A-390 (1992) и Mistral One Design (1996—2004).

В 1999 году были предприняты попытки утвердить класс Formula Windsurfing как олимпийский, но заявку отклонили. Тем не менее, Формула стала крупным международным гоночным классом.

Формула виндсёрфинга

Предпосылкой для появления Формулы виндсёрфинга стало появление в 90-х годах особого типа оборудования — фанборда (от англ. funboard — «доска для удовольствия»), предполагающего большие паруса и доски без шверта, что обеспечило раннее глиссирование. Концепция Формулы зародилась во Франции, где в 1998 году в Бресте были проведены первые соревнования в классе Formula Windsurfing. В 1999 году в этом классе были проведены 4 регаты, в том числе и чемпионат мира в Бельгии, победителем которого стал Войцех Бжозовский из Польши. Также в этом году были предприняты попытки утвердить класс Formula Windsurfing как олимпийский, но заявка была отклонена. В 2001 году Formula Windsurfing была утверждена как международный класс ISAF.Сейчас Формула является крупным международным неолимпийским гоночным классом. Ежегодно проводятся множество соревнований различного уровня.

Формула представляет собой бокс-класс — оборудование спортсменов не является для всех одинаковым, однако должно вписываться в определенные рамки, очерченные правилами класса. Доска должна быть сертифицирована как «Formula», шириной не более 1005 мм и массой не менее 8,5 кг, длина плавника — до 70 см, площадь паруса зависит от дивизиона: до 12.5 м² для мужчин, до 11 м² для юношей (до 20 лет) и женщин и до 10 м² для юниоров (до 17 лет). В остальном спортсмены могут выбирать снаряжение по своему усмотрению.

Гонки так же, как и в RS:X, проходят в формате курс-рейс, но только в режиме глиссирования (у формулы оно начинается в 4-6 м/с).

Слалом

Слалом в виндсёрфинге — гонки самыми быстрыми курсами (галфвинд и бакштаг). Доски для этих соревнований изготавливаются с расчетом на скорость. Соревнования в слаломе проводятся при ветре от 14 узлов (около 7 м/с).

Дистанция слаломных гонок обычно «змейка»: старт, от 3 до 5 буев и финиш. Иногда используют схему «восьмерка»: старт с берега, 2 буя, которые нужно обогнуть по 2 — 5 раз одним бортом и финиш. Серьёзные соревнования по дистанции «восьмерка» не проходят, так как есть вероятность столкновения гонщиков на встречных курсах.

Современный виндсёрфинг-слалом регулируется правилами «Слалом-63» (Slalom 63). Число означает, что каждый участник может заявить на гонки 6 парусов и 3 доски для разных условий. Ранее использовалась формула 42. К другим ограничениям относятся: предел ширины доски не более 85 см и размер паруса не более 10 м². В мировом кубке PWA действует ещё одно ограничение: можно использовать только те паруса и доски, что аффилированы (зарегистрированы и разрешены) профессиональной ассоциацией виндсёрфинга.

Фристайл

В отличие от гоночных дисциплин, фристайл — показательная дисциплина. За определённое время спортсмен должен показать максимальное количество акробатических трюков. Судьи оценивают как количество, так и сложность выполненных элементов. Каждый элемент может исполняться на разных галсах, и в таком случае оценивается, как два разных трюка.

Super X

Суперкросс — гоночная дисциплина, где при движении по дистанции надо перепрыгивать препятствия и проделывать трюки, указанные в гоночной инструкции. Дистанция устанавливается под ветер, как в слаломе. Красота трюков не оценивается. Побеждает тот, кто проехал всю дистанцию, проделал все указанные акробатические трюки и пришёл первым.

Wave

Схожие с фристайлом соревнования, но элементы выполняются на прибойных волнах. Кроме того, оценивается умение кататься по волнам.

Рекорды скорости

До 1995 года виндсёрфингу принадлежал абсолютный рекорд скорости на воде под действием ветра, с 2010 этот рекорд перешёл к кайтсёрфингу.

10 апреля 2005 ирландец Финиан Майнард (Finian Maynard) достиг скорости 48,70 узлов (25,05 м/с или 56,05 миль в час) на дистанции 500 метров (Saintes Maries de la Mer) (Франция)

Предыдущий рекорд 46,82 узлов (24,08 м/с или 53.88 миль в час), установленный в 13 ноября 2004 был достигнут тем же спортсменом. Это вернуло виндсёрфингу рекорд, который держался 11 лет за тримараном Yellow Pages Endeavour.

5го марта 2008 года француз Антуан Альбо установил новый мировой рекорд скорости на виндсёрфинге — 49,09 узлов.

См. также

• Зимний виндсёрфинг

Дополнительная информация

Организации:

• [www.sailing.org/ ISAF] — International Sailing Federation. Международная парусная федерация. Главная организация, регулирующая правила парусных гонок (Racing Rules of Sailing).
• [www.pwaworldtour.com/ PWA] — Professional Windsurfing Association. Организация мирового тура по виндсёрфингу и профессионального рейтинга виндсерферов.
• [www.internationalwindsurfing.com/ IWA] — International Windsurfing Association. Международная ассоциация виндсёрфинга.
• [www.efpt.net/ EFPT] — European Freestyle Professional Tour. Европейский тур профессионального виндсёрфинг-фристайла.
• [www.formulawindsurfing.org/ IFWA] — International Formula Windsurfing Association. Международная ассоциация класса Формула.
• [ifca.internationalwindsurfing.com/ IFCA] — International Funboard Class Association. Международная ассоциация фанборд-классов (слалом, вейв и фристайл).

Отрывок, характеризующий Виндсёрфинг

– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.