Винные деньги Якутии

«Винные» деньги Якутии — винные этикетки, игравшие в Якутии после Октябрьской революции роль денег. Выпускались в 1919—1921 годах будущим наркомом финансов республики Алексеем Семёновым.

История

О «винных» деньгах стало известно благодаря Максиму Горькому и Лазарю Розенбергу. Горький написал в 1929 году очерк «О единице» посвященный его знакомому Алексею Семёнову, якутскому исследователю и просветителю. Ниже приведен отрывок из произведения Горького:

«Из всех бумажных денег, которые пускались в оборот на безграничном пространстве Союза Советов, самые оригинальные деньги выпустил Алексей: он взял разноцветные этикетки для бутылок вина, своей рукой написал на „Мадере“ — 1 р., на „Кагоре“ — 3 р., „Портвейн“ — 10 р., „Херес“ — 25 р., приложил печать Наркомфина, и якуты, тунгусы очень хорошо принимали эти деньги, как заработную плату и как цену продуктов. Когда Советская власть погасила эти своеобразные квитанции, Семенов прислал мне образцы их»

— www.bonistikaweb.ru/nauka-i-zizn/1964-5.htm

В 1960 году рассказ Горького был впервые опубликован в журнале «Новый мир». Розенберг прочел его, а в 1964 году опубликовал несколько своих заметок посвященных истории этих денег.

В дореволюционной России вино часто разливалось в бутылки без этикеток, а этикетки давались покупателю отдельно, как свидетельство качества напитка. Семенов нашел на одном местном складе большой запас этикеток для винных бутылок, 90 % населения Якутии тех времен была безграмотна, поэтому найденные этикетки с яркими и хорошо различимыми рисунками хорошо подошли на роль денег. По словам Е. П. Угловской, воспитывавшейся в семье Семёнова, винные деньги выпускались в конце 1918 — начале 1919 годов. Подлинность знаков удостоверялась почерком Семенова, его росписью и печатью. После выпуска якутских дензнаков 1922 года винные деньги были погашены. Розенберг обнаружил в архиве Горького три боны номиналами 1, 10 и 25 рублей (с номерами 7, 8 и 216 соответственно).

1 рубль

Знак изготовлен из этикетки вина мадера. На обороте черная рукописная надпись «Квитанция № . Предъявитель имеет получить от Якутского т-ва розничной торговли один рубль». В правом углу номинал «1 р.». Внизу подпись «Уполномоченный Т-ва А. Семёнов», слева внизу фиолетовая круглая печать «А. А. Семёнов» и фиолетовый штемпель «Алексей Алексеевич Семёнов»

10 рублей

Знак изготовлен из этикетки вина кагор. На обороте надпись аналогичная знаку в 1 рубль, но с другим номиналом.

25 рублей

Знак изготовлен из этикетки вина портвейн. Надпись на обороте аналогична знаку в 1 рубль, но с номиналом 25 р.

Ссылки

• [www.bonistikaweb.ru/SOVKOL/rozenberg.htm «Винные» деньги Якутии]

Отрывок, характеризующий Винные деньги Якутии

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.