Виноградов, Николай Игнатьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Игнатьевич Виноградов
Дата рождения

13 (26) декабря 1905(1905-12-26)

Место рождения

Суриха, Костромская губерния, Российская империя

Дата смерти

27 апреля 1979(1979-04-27) (73 года)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВМФ СССР

Годы службы

1925 - 1968

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

Бригада подводных лодок Северного флота

Награды и премии
В отставке

с 1968

Николай Игнатьевич Виноградов (13 (26) декабря 190527 апреля 1979) — советский военно-морской деятель, адмирал (1954).





Биография

Родился в 1905 году в деревне Суриха[1][2][3] (ныне — Шарьинского района Костромской области), в ВМФ с 1925 года. Окончил Военно-морское училище им. Фрунзе (1930), курсы командного состава Учебного отряда подводного плавания (1932), Военно-морскую академию (1939). Член ВКП(б) с 1930 года.

С 1930 года служил на Черноморском флоте: флаг-секретарь начальника Морских сил Черного моря (1930—1931), штурман ПЛ «Металлист» (1931), командир «М-1» (1933—1935), под его командованием подводная лодка перебазирована с Черного моря на Дальний Восток.

Командир «Щ-121» (1935—1936).

Начальник штаба 3-й бригады ПЛ КБФ (1939), командир 3-й бригады ПЛ КБФ (1939—1940), участник Советско-финской войны.

Командир бригады подводных лодок Северного флота (декабрь 1940—1943), в этой должности встретил начало Великой Отечественной войны[4]. Начальник подводного плавания Северного флота (1943).

Заместитель начальника, начальник Управления подводного плавания ВМФ (1943—1945), командир Юго-западного морского оборонительного района (ЮЗМОР) КБФ (март 1945—1946), начальник штаба Юго-Балтийского флота (1946).

Командующий Камчатской военной флотилией (1946—1948), заместитель начальника Главного штаба ВМС (1948—1950), заместитель Военно-морского министра по кадрам и Военно-морским учебным заведениям (1950—1953), начальник вооружения и судостроения ВМС (1953—1958), заместитель начальника Генштаба СА и ВМФ (1958—1961), помощник начальника Генштаба по ВМФ (1961—1962), начальник Управления Военно-морскими учебными заведениями (1962—1968). С 1968 года в отставке.

Награждён двумя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденом Ушакова I степени (№ 3), орденом Красной Звезды, медалями.

Библиография

  • Н. И. Виноградов. [militera.lib.ru/memo/russian/vinogradov_ni/index.html Подводный фронт]. — Москва: Воениздат, 1989. — 318 с.

Увековечение памяти

Напишите отзыв о статье "Виноградов, Николай Игнатьевич"

Примечания

  1. [rosgenea.ru/?alf=3&page=91&serchcatal=%C2%E8%ED%EE%E3%F0%E0%E4%EE%E2&radiobutton=4 Виноградов — страница 91 — Центр генеалогических исследований]
  2. [ke.culture51.ru/Vinogradov-Nikolai-Ignatevich-p1118.html Виноградов Николай Игнатьевич] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 405.
  3. [militera.lib.ru/memo/russian/vinogradov_ni/03.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Виноградов Н. И. Подводный фронт]
  4. ussrfleet.1939-45.ru/sostav_sev_flot.php/ ВМФ СССР. Вторая мировая война 1939—1945
  5. web.archive.org/web/20080919185956/navsource.narod.ru/photos/02/221/index.html/ Большой противолодочный корабль пр. 1155 «Адмирал Виноградов»
  6. [www.gosspravka.ru/44/024/0010000007.html Коды ОКАТО — им Адмирала Виноградова улица Шарья город]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Виноградов, Николай Игнатьевич

Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.