Виноградов, Павел Гаврилович

Павел Гаврилович Виноградов
Место рождения:	Кострома, Российская империя
Научная сфера:	медиевистика, историография
Место работы:	Московский университет, Оксфордский университет
Альма-матер:	Московский университет
Научный руководитель:	В. И. Герье, Теодор Моммзен, Генрих Бруннер
Известные ученики:	А. Э. Вормс, М. О. Гершензон, Ю. В. Готье, В. А. Маклаков, П. Н. Милюков, С. П. Моравский, Д. М. Петрушевский, М. Н. Покровский, Н. И. Радциг, А. С. Хаханов, Н. П. Чулков, Р. Г. Тоуни.

Па́вел Гаври́лович Виногра́дов (англ. Paul Vinogradoff; 1854—1925) — русский историк-медиевист и правовед.

Биография

Имел дворянское происхождение: сын директора училищ Костромской губернии.

Окончил 4-ю московскую гимназию с золотой медалью (1871). Поступив в 1871 году на историко-филологический факультет Московского университета он с первого же курса начал посещать семинарий В. И. Герье. Окончил университетский курс кандидатом с золотой медалью за сочинение на заданную тему «Землевладение в эпоху Меровингов». Оставленный при университете для приготовления к профессорскому званию, он отправился в заграничную командировку, причём фактически за свой счёт — для издательства К. Т. Солдатёнкова он выполнил перевод «Истории цивилизации во Франции» Ф. Гизо. В Берлине он занимался у Теодора Моммзена и Генриха Бруннера, слушал лекции Леопольда фон Ранке. После возвращения из-за границы в 1876 году Виноградов стал преподавать на Высших женских курсах, а с 1877 года — в Московском университете, сторонним преподавателем. С апреля 1881 года, после защиты магистерской диссертации — доцент по кафедре всеобщей истории Московского университета; с 1884 года по 1889 год — экстраординарный профессор; с июня 1889 до февраля 1902 года — ординарный профессор.

С 1887 года жил в доме священника Фёдора Мартыновича Ловцева в Большом Левшинском переулке (№ 4).

Член-корреспондент Императорской академии наук с 5 декабря 1892 года (действительный член — с 18 января 1914 года). В 1898 году он организовал и возглавил Педагогическое общество при Московском университете.

В 1897—1902 годах был гласным Московской городской думы; не состоял в политических партиях, хотя и симпатизировал октябристам и публиковался в их газете "Слово", после Первой русской революции поддерживал мирнообновленцев. После студенческих волнений и конфликта с министром просвещения Ванновским, в декабре 1901 года подал в отставку и уехал в Англию.

С 22 декабря 1903 года П. Г. Виноградов — профессор кафедры сравнительного правоведения Оксфордского университета. Вернулся в Московский университет в 1908 году (сохраняя профессорскую должность в Оксфорде, каждый осенний семестр читал лекции и проводил семинары в Московском университете в качестве сверхштатного ординарного профессора всеобщей истории). В 1911 году в знак протеста против увольнения ряда профессоров навсегда покинул университет. В начале 1917 года удостоен звания рыцаря Англии (в дальнейшем — баронет и сэр). В 1918 году стал британским подданным.

Похоронен в Холивэлл (Оксфорд). Надпись на его могиле гласит: «Hospitae Britanniae gratus advena» — «Гостеприимной Британии благодарный пришелец».

Научная сфера

П. Г. Виноградов уже в студенческие годы интересовался социальными проблемами истории; в центре его научных интересов находились проблемы происхождения и развития западноевропейского феодализма, правовая и социальная история Средневековья. Тема студенческого сочинения, которое было отмечено золотой медалью, а затем и магистерской диссертации «Происхождение феодальных отношений в Лангобардской Италии» (СПб., 1880) была специально предложена его учителем под интересы ученика.

Далеко от научных интересов самого учителя оказалась и докторская диссертация П. Г. Виноградова, посвящённая истории средневековой Англии — «Исследования по социальной истории Англии в средние века» (1887). В дальнейшем он продолжал исследования проблемы происхождения английского феодализма, истории английского манора: изучая его сложную хозяйственную структуру и взаимоотношения с деревенской общиной, он пришел к выводу, что «история аграрных отношений не может быть объяснена из первоначального рабства и помещичьей власти. На ней ясно отразилось постепенное вырождение свободы». По признанию английских историков, Виноградов открыл им их собственную историю.

Семья

• Отец: Гавриил Киприанович (1810—1885), педагог и общественный деятель.
• Мать: Елена Павловна (урожд. Кобелева), дочь генерала П. Д. Кобелева.
• Жена: Луиза Станг.
• Дочь: Елена (1898—?).
• Сын: Игорь (1901—1987), сотрудник Би-би-си.
• Сестра: Елизавета Гавриловна Соколова (1856-1940), директор 5-й женской гимназии в Москве, мать поэтессы Тэа Эс (Наталии Николаевны Соколовой)

Основные работы

• Происхождение феодальных отношений в Лангобардской Италии. СПб., 1880
• Исследования по социальной истории Англии в средние века. СПб., 1887
• Средневековое поместье в Англии. СПб., 1911.
• Очерки теории права. М., 1915
• [socserv2.socsci.mcmaster.ca/~econ/ugcm/3ll3/vinogradoff/index.html Некоторые работы (англ.)]
• Виноградов П. Г. [www.infanata.com/society/history/1146135714-rossiya-na-raspute.html Россия на распутье. Историко-публицистические статьи]. — М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. — 576 с. — (Университетская библиотека Александра Погорельского»). — ISBN 5-91129-006-5.

Литература

• Антощенко А. В. Русский либерал-англофил Павел Гаврилович Виноградов. Петрозаводск, 2010.
• Антощенко А. В. Диссертации П. Г. Виноградова // Мир историка. Вып. 6. Омск, 2010. С. 85—120.
• Антощенко А. В. Долгое краткое возвращение в alma mater // Мир историка. Вып. 5. Омск, 2009. С. 178—205.
• Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 50—51. — 300 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
• Малинов А. В. Павел Гаврилович Виноградов: Социально-историческая и методологическая концепция. — СПб.: Нестор, 2005. — 216 с.
• Томсинов В. А. Павел Гаврилович Виноградов (1854—1925) // Российские правоведы XVIII—XX веков: Очерки жизни и творчества. В 2-х томах (Том 2). — М., 2007. — С. 84—135. — 672 с. — («Русское юридическое наследие»). — 1000 экз. — ISBN 978-5-8078-0145-6.
• Виноградов, Павел Гаврилович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Виноградов Павел Гаврилович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Ссылки

• Сорокина М. Ю. [www.russiangrave.ru/?id=21&prs_id=88 Виноградов Павел Гаврилович]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49898.ln-ru Профиль П. Г. Виноградова] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Виноградов, Павел Гаврилович

И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.