Винчевский, Морис

Морис Винчевский

Мо́рис Винче́вский (идиш ‏מאָריס װינטשעװסקי‏‎, англ. Morris Winchevsky; первоначальное имя Бенцион-Липа Зусевич Новехович, позже Бе́нцель Зу́сманович Новахо́вич, в эмиграции — Леопольд Бенедикт Новахович; 27 июня 1855, Яново Ковенской губернии, ныне Литва ‒ 18 марта 1932, Нью-Йорк, США) — еврейский пролетарский поэт и социалистический лидер в Лондоне и Нью-Йорке.

Биография

Родился под именем Бенцион-Липа (Бенцл-Липэ) Новехович в местечке Яново Ковенской губернии, старшим ребёнком в семье красильщика (впоследствии меламеда) Зусмана (Зюси) Ициковича Новеховича (1826—1888) и и его жены Голды Лейбовны (1827—1887). У отца была небольшая лавка на Базарной улице.

С 1870 года работал банковским служащим в Вильне, где в 1873 году дебютировал стихами и прозой на иврите под псевдонимами «Бен Нец» и «Игал иш ха-Руах». В 1877 году переехал в Кёнигсберг, где увлёкся социалистическими идеями и начал сотрудничать в газтах на идише и русском языке; вступил в ряды немецкой социал-демократии. С 1879 года публиковал статьи с критикой еврейского просветительства (Хаскала). Переехав в Лондон, организовал там в 1884 году одну из первых еврейских социалистических газет «Дос пойлише идл» («Польский еврей») и первую анархистскую газету на языке идиш «Дер арбетер Фрайнд» («Друг рабочих»).

После переезда в Нью-Йорк в 1894 году Винчевский с Авраамом Каганом и Луи Миллером, двумя другими видными нью-йоркскими еврейскими социалистическими авторами, участвовал в 1897 году в создании социал-демократической газеты «Форвертс» («Вперёд»), ставшей крупнейшей в мире газетой на идиш. Последовательно был членом Социалистической трудовой партии, Социал-демократической партии Америки и Социалистической партии Америки.

В 1921 году вступил в Коммунистическую партию США. В 1920 вышли два тома публицистической и сатирической прозы («Мысли сумасшедшего философа»), а также писал драмы и стихи. В 1924 году приезжал в СССР, где в том же году был издан сборник его поэзии «Песни борьбы».

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-9823.htm?cmd=2&istext=1 Статья в Краткой литературной энциклопедии]

Отрывок, характеризующий Винчевский, Морис

Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.