Виоль, Жюль

Жюль Виоль
фр. Jules Louis Gabriel Violle
Место рождения:	Лангр
Место смерти:	Фиксен
Научная сфера:	физик
Альма-матер:	Нормальная школа
Научный руководитель:	Эмиль Верде (англ.) Луи Пастер

Жюль Виоль (фр. Jules Louis Gabriel Violle, (16.11.1841, Лангр — 12.09.1923, Фиксен) — французский физик, член Парижской академии наук (1897).

В 1870 году получил степень доктора наук. С 1879 года — профессор Университета в Гренобле, с 1884-го — Нормальной школы, с 1892-го — Консерватории искусств и ремесел в Париже.

Работы в области теплоты, молекулярной физики, оптики. В 1875 году на Монблане определил солнечную постоянную и температуру Солнца, механический эквивалент тепла. В 1881 году предложил фотометрическую единицу — платиновую единицу света, которая в 1884-м на Международной конференции была принята в качестве стандарта. В 1882 году построил калориметр, принцип которого был использован в термосе. Изучал гейзеры, образование града, проводил атмосферные исследования при помощи воздушных шаров.

Председатель Французского фотографического общества с 1906 по 1908 годы. Один из основателей Института теоретической и прикладной оптики и Высшей оптической школы (фр.) во Франции.

По некоторым версиям Виоль стоит за псевдонимом Фулканелли, известного алхимика ХХ века.

Литература

• Храмов Ю. А. Виоль Луи Жюль Габриэль (Violle Jules-Louis-Gabriel) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 65. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• [toysondor.wordpress.com/librairie/fulcanelli-a-lombre-des-chenes/ A l'ombre des chênes, l'alchimiste de la République]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Виоль, Жюль

Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.