Виппер, Оскар Юрьевич

Оскар Юрьевич Виппер

Оскар Юрьевич Виппер (1870 — 1919/1920?) — русский юрист, обвинитель по делу Бейлиса, действительный статский советник.

Биография

Родился в семье директора Московского училища живописи, ваяния и зодчества Юрия (Георгия) Францевича Виппера (1824—1891), брат историка, академика Роберта Юрьевича Виппера.

Окончил юридический факультет Императорского Московского университета. С 23 сентября 1893 года в службе по судебному ведомству.

Товарищ прокурора Нижегородского окружного суда, в 1903—1908 годах — товарищ прокурора Санкт-Петербургского окружного суда, в 1908—1910 годах товарищ прокурора Новочеркасской судебной палаты, в 1910—1915 годах товарищ прокурора Петербургской (Петроградской) судебной палаты. В 1913 году был командирован Министерством юстиции как государственный обвинитель на процессе по убийству А. Ющинского (дело Бейлиса).

1 января 1914 года произведён в действительные статские советники. С 1915 года товарищ обер-прокурора Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената; в 1917 году проживал в Петрограде по адресу Надеждинская, 3.

Виппер был арестован в апреле 1919 года в Калуге, где работал в губернском продовольственном комитете. Отправлен московским революционным трибуналом в 1919 году в советский концлагерь как «способствовавший царскому правительству в инсценировании „дела Бейлиса“». Обвинителем выступал председатель Революционного трибунала Н. В. Крыленко, который заявил: «Исходя из доказанной опасности его для Республики… пусть же будет у нас одним Виппером меньше» (эта мрачная шутка имела в виду, что ещё оставался его брат Роберт Виппер). Виппер был приговорен ревтрибуналом к заключению в концлагерь «до полного укрепления в Российской республике коммунистического строя».

В июле 1919 г. В. Ф. Климентьев видел Виппера в Бутырской тюрьме «худого до скелетости», «с землисто-серым лицом и потухшими глазами». По сообщению берлинской газеты «Призыв», Виппер был расстрелян в декабре 1919 года^{[неавторитетный источник? 3739 дней]}. В справочнике «Падение царского режима» годом смерти указан 1920.

Награды

• Орден Святой Анны 2-й степени (1909 год)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1912 год)
• Медали в память царствования Императора Александра III и в память 300-летия царствования Дома Романовых

Источники

• Тексты по теме Падение царского режима. Том 7/Виппер Оскар Юрьев. в Викитеке^?
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5626 Виппер Оскар Юрьевич]
• Список гражданских чинов четвёртого класса. Исправлен по 1 сентября 1915 г. — Пг., 1915. — С. 2260.

Отрывок, характеризующий Виппер, Оскар Юрьевич

– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.