Виппер, Роберт Юрьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Юрьевич Виппер
Научная сфера:

история

Место работы:

Новороссийский университет, Московский университет, Латвийский университет, ИИ АН СССР

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

академик АН СССР

Альма-матер:

Московский университет (1880)

Научный руководитель:

В. И. Герье

Известные ученики:

Н. М. Дружинин
А. И. Неусыхин
П. Ф. Преображенский

Награды и премии:
Внешние изображения
[arran.ru/data/exposition/12/1/8.jpg АРАН. Ф.1562. Оп.1. Д.88. Л.3]

Ро́берт Ю́рьевич Ви́ппер (2 [14] июля 1859, Москва — 30 декабря 1954, Москва) — русский, латвийский и советский историк, действительный член АН СССР с 27 сентября 1943 года по Отделению истории и философии (история). Брат О. Ю. Виппера, отец Б. Р. Виппера.





Биография

Был первым из шести детей в семье московского учителя, обрусевшего немца, Юрия Францевича Виппера (1824—1891) и его супруги Шарлотты Георгиевны (1841—1874), урождённой Фуртвенглер (Furtvengler). Как и его супруга, он был лютеранского вероисповедания; происходил из семьи ремесленников, но окончил Московский университет и за заслуги на педагогическом поприще в 1880 году получил дворянство. Будучи талантливым преподавателем географии, физики, математики, написал ряд учебных пособий по физике, издал несколько научно-популярных произведений; преподавал математику и физику в Лазаревском институте восточных языков, затем был инспектором (1881—1884) и директором Московского училища живописи, ваяния и зодчества; учил географии в Гимназии Креймана.

Робер Виппер после домашней подготовки поступил сразу же в 3-й класс классической гимназии при Лазаревском институте. Гимназию окончил с золотой медалью в 1876 году — в аттестате особо было отмечено: «любознательность к древним языкам, математике и истории замечательная». В 1880 году окончил историко-филологический факультет Московского университета со званием кандидата истории; учителями Виппера были В. И. Герье и В. О. Ключевский. После окончания университета начал преподавать в женской гимназии С. А. Арсеньевой(1880—1895), МУЖВЗ (1881—1894) и в училище ордена Св. Екатерины; позже читал курсы истории в Николаевском женском училище, частной гимназии первого разряда Пуссель на Покровке; преподавал историю культуры в Училище изящных искусств А. О. Гунста.

Во второй половине 1880-х годов женился на Анастасии Васильевне Ахрамович (1863—1915). В 1885—1886 годах при материальной поддержке семьи занимался в университетах Берлина, Мюнхена, Вены, Парижа. В 1887 году сдал магистерские экзамены. Только в мае 1894 года защитил магистерскую диссертацию «Церковь и государство в Женеве XVI в. в эпоху кальвинизма» (написанную на основе двухлетней работы в женевских архивах). Научная работа, написанная на 686 страницах, была настолько высокого уровня, что он получил за неё сразу степень доктора всеобщей истории, был отмечен премией С. М. Соловьёва (стипендия размером в 1000 рублей) и назначен на кафедру всеобщей истории в Новороссийском университете в Одессе. С 1897 года — приват-доцент, с 1899 года — экстраординарный, а с 1901 года по 1922 год — ординарный профессор Московского университета. С 1916 года — заслуженный профессор.

С 1910 года — действительный статский советник.

После Октябрьской революции большевики вспомнили о киевском деле Бейлиса, в котором принимал участие брат Р. Ю. Виппера, Отто Юрьевич; в апреле 1919 года он был арестован и осуждён. В 1922 году была напечатана в журнале «Под знаменем марксизма» работа председателя Совнаркома В. И. Ульянова (Ленина) «О значении воинствующего материализма». Р. Ю. Виппер был объявлен сторонником «теоретико-познавательного критицизма», связанного с достижениями экспериментальной психологии (эмпириокритицизм). Объясняя появление «контрреволюционных» публикаций историка неопытностью тогдашних работников газет (в частности газеты «Утро России»), Ленин указывал, что профессоров и писателей, которые для воспитания масс «годятся не больше чем заведомые растлители годились бы для роли надзирателей в учебных заведениях для младшего возраста», революционный пролетариат «вежливо выпроводил» бы из страны.

Летом 1924 года Р. Ю. Виппер получил приглашение преподавать в Латвийском университете в Риге и к началу учебного года переехал в Латвию вместе с сыном, Борисом Робертовичем, также получившем предложение — из Латвийской Академии художеств. Некоторые работы учёного, воспринимавшиеся как политически и идеологически нейтральные, продолжали публиковаться у него на родине; в частности, в 1922—1923 годах был дважды переиздан его «Краткий учебник истории Средних веков». До декабря 1929 года Виппер упорно сохранял советское подданство. В 1932 году профессору Випперу продлили на 5 лет чтение лекций, хотя по уставу университета, по возрасту он уже не имел права читать лекции.

После того как Латвия в 1941 году вошла в состав СССР, несмотря на свой почтенный возраст, он стал профессором Московского института философии, литературы и истории, а также в 1941—1950 годах работал в МГУ (кроме 1941—1943 годов, когда преподавал в Среднеазиатском государственном университете в Ташкенте). В 1943 году был избран в Академию наук СССР[1], работал старшим научным сотрудником Института истории АН СССР.

Взгляды

В смысле исторической методологии, начинал как позитивист, затем попал под сильное влияние философской доктрины эмпириокритицизма. Увлекался циклизмом Вико[2]. В конце жизни пытался работать в рамках марксизма. Р. Ю. Виппер примыкал к группе советских учёных, разрабатывавших мифологическую теорию происхождения христианства. Отвергая существование Иисуса Христа, он датировал возникновение христианства не I веком нашей эры, а II; возникновение христианской литературы относил ко второй половине II в. н. э. Эти воззрения были критически встречены многими его коллегами: советскими историками христианства и отвергнуты исторической наукой на основании целого ряда данных: археологических находок, обнаружения древних документов (например, папирусов с фрагментами евангелий, относящихся к 1-й половине II в. н. э.) и т. д.

Награды

Сочинения

Написал свыше 300 работ по всеобщей истории от античности до современности; среди них:

  • Церковь и государство в Женеве XVI века в эпоху кальвинизма. — М.: Т-во «Печатня С. П. Яковлева», 1894
  • Политические теории во Франции в эпоху религиозных войн // Журнал министерства народного просвещения. Седьмое десятилетие. Ч. CCCVI. — СПб., 1896
  • Лекции по истории Греции. — 2 изд. — М., 1906
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003732678#?page=1 Учебник новой истории]. - 2-е изд. - М.: Типо-лит. т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1907. — 513 с.
  • Общественные учения и исторические теории XVIII и XIX вв…, 3 изд. — М., 1913
  • Очерки истории Римской империи. — М., 1908
  • Очерки теории исторического познания. — М., 1911. — 292 с.
  • Древний Восток и Эгейская культура. — М., 1913
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01002897229#?page=1 История Греции в классическую эпоху]. — М.: Типо-литогр. Т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1916. — 575 с.
  • Возникновение христианства. — М., 1918
  • [militera.lib.ru/bio/vipper_ru/index.html Иван Грозный]. — М-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1944.
  • История средних веков. Курс лекций. — Киев, 1996
  • История Нового времени. Учебное пособие. — Киев, 1997
  • Возникновение христианской литературы. — Издательство АН СССР, 1946
  • Рим и раннее христианство. — М., 1954
  • Цельс — обличитель христианства // «Вопросы истории религии и атеизма». — Изд-во АН СССР, 1950
  • Четыре века европейской истории 1500—1923. — М.: Из-во «Работник просвещения», 1924.
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/1373-vipper-r-yu/16985-vipper-r-yu-uchebnik-istorii-drevnost-1925 Учебник истории. Древность. - Рига, 1925]
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/1373-vipper-r-yu/16987-vipper-r-yu-uchebnik-istorii-srednie-veka Учебник истории. Средние века.]
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/1373-vipper-r-yu/16986-vipper-r-yu-uchebnik-istorii-novoe-vremya-1928 Учебник истории. Новое время. - Рига, 1928]

Напишите отзыв о статье "Виппер, Роберт Юрьевич"

Примечания

  1. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49903.ln-ru Профиль Роберта Юрьевича Виппера] на официальном сайте РАН
  2. [anthropology.ru/ru/texts/dianova/kompar_13.html Account Suspended]

Литература

  • Волгин В. П. Виппер Роберт Юрьевич // Большая советская энциклопедия, [1-е изд.]. — Т. 11. — М., 1930.
  • Р. Ю. Виппер [Некролог] // «Вопросы истории». — 1955. — № 1
  • Академик Р. Ю. Виппер (1859—1954) [Некролог] // «Вестник древней истории». — 1955. — № 2
  • Голубцова Н. И. Академик Р. Ю. Виппер // «Наука и религия». — 1969. — № 7
  • Сафронов Б. Г. Историческое мировоззрение Р. Ю. Виппера и его время. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976.
  • Володихин Д. М. «Очень старый академик»: оригинальная философия истории Р. Ю. Виппера. — М.: Изд-во УРАО, 1997.
  • Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 51—52. — 300 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
  • Георгиев П. В., Чиглинцев Е. А. Российские историки в поисках политического идеала: В. П. Бузескул и Р. Ю. Виппер об афинской демократии // Мир историка: историографический сборник. Вып. 2. — Омск, 2006. — С. 316—325.

Ссылки

  • [letopis.msu.ru/peoples/685 Статья] на сайте «Летопись Московского университета»
  • [www.russkije.lv/ru/lib/read/robert-vipper.html Статья] на сайте «Русские Латвии»
  • [isaran.ru/?q=ru/fund&guid=59FABE04-BF83-34C2-4B3F-31934447F78A&ida=1 Историческая справка] на сайте Архива РАН

Отрывок, характеризующий Виппер, Роберт Юрьевич

Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.