Випсания Агриппина
| Випсания Агриппина | |
| VIPSANIA AGRIPPINA | |
 | |
| Випсании Агриппина, Гроссето | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Помпония Цецилия Аттика |
| Супруг: |
1. Тиберий |
| Дети: |
1. Юлий Цезарь Друз |
Випсания Агриппина (лат. Vipsania Agrippina) (36 до н. э. — 20) — старшая дочь Марка Випсания Агриппы, первая жена Тиберия.
Происхождение
Випсания Агриппина родилась в 36 до н. э. в семье друга Октавиана, Марка Випсания Агриппы и его первой жены, Помпонии Цецилии Аттики. Агриппа был из плебейской фамилии незнатного происхождения, однако достаточно богатой, чтобы принадлежать к всадническому сословию. Помпония Цецилия Аттика происходила из всаднической фамилии Помпониев. Её дедом по отцу был Тит Помпоний Аттик, друг и соратник Цицерона. По матери же её род восходил к Публию Лицинию Крассу.
Брак с Тиберием
Октавиан и Агриппа договорились о браке Випсании и Тиберия ещё в первый год её жизни. В 20 до н. э. она в возрасте 16 лет выходит замуж за Тиберия, пасынка Октавиана, сына его жены Ливии Друзиллы от первого брака с Тиберием Клавдием Нероном Старшим.
Брак был удачен. Молодые любили друг друга, хотя долгое время у них не было детей. Единственный ребёнок у пары родился в 13 до н. э. — им стал мальчик, получивший имя Нерон Клавдий Друз. Ребёнок был усыновлен Октавианом под именем Юлий Цезарь Друз. Ребёнок воспитывался в доме Октавиана.
В 12 до н. э. умирает отец Випсании — Агриппа. В тот момент он был женат на единственной дочери Октавиана — Юлии Старшей. Октавиан принуждает Тиберия развестись с Випсанией и взять в жены Юлию.
Тиберий и Випсания очень сложно переживали развод, поскольку любили друг друга. Тиберий никогда не простит Юлии расторжение этого брака, впрочем, и Юлия была о нём не высокого мнения.
Светоний пишет, что однажды увидев Випсанию в носилках, уже спустя достаточно большое время после развода, он стал мрачен и очень расстроил своим поведением Августа. Випсании было предписано покинуть Рим.
Второй брак
В 11 до н. э. Випсания вышла замуж, скорее всего по указанию Октавиана, за Гая Азиния Галла, консула 8 до н. э. и проконсула Азии в 6—5 годов до н. э., сына знаменитого оратора и историка Гая Азиния Поллиона.
Известно шестеро их детей:
- Гай Азиний Поллион II, консул 23 года, обвинённый Мессалиной в заговоре и казнённый в 45 году. Его внучка, Помпония Грецина, вышла замуж за римского полководца Авла Плавтия, и известна как одна из первых представительниц римского нобилитета, принявшая христианство. Является одной из главных героинь романа Генрика Сенкевича «Камо грядеши».
- Марк Азиний Агриппа, консул 25 года, умерший в 27 году.
- Сервий Азиний Целер, консул-суффект 38 года,
- Азиний Галл, в 46 году вовлечённый в заговор против Клавдия и изгнанный в ссылку.
- Гней Азиний Салонин, упоминается, как патрон города Путеолы.
Несмотря на холодность Октавиана, Випсания была достаточно уважаемой римской матроной. Она умерла в 20 году. Сразу после её смерти её сын, Юлий Цезарь Друз, увековечил её память в статуях и на монетах.
Тиберий ненавидел Гая Азиния Галла. Особенно после того, как тот заявил, что Юлий Цезарь Друз является его ребёнком. Хотя он долго сдерживал свою ненависть, но в 30 году сенат, при подстрекательстве Тиберия, объявил Азиния врагом народа и заточил в тюрьму, где тот скончался три года спустя от истощения.
Напишите отзыв о статье "Випсания Агриппина"
Ссылки
- [www.jasperburns.com/gasvips.htm Портреты Випсании]
Литература
- Корнелий Непот, «Аттик», 19.4
- Веллий Патеркул, «История», II, 96.1
- Тацит, «Анналы», I, 12.4; II, 43.6; III, 19.3, 75.1
- Светоний, «Жизнь 12 цезарей», «Божественный Август»,63; «Тиберий», 7.
- Сенека Старший, «Римская история», XXI, 4
- Дион Кассий, «История», LIV 31.2, LVII 2.7; LVIII 3.1; LX 27.5
Отрывок, характеризующий Випсания Агриппина
– Дровец то еще надо будет.– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
