Вулф, Вирджиния

Вирджиния Вульф
Virginia Woolf
Вирджиния Вульф, 1902 год
Имя при рождении:	Аделина Вирджиния Стивен
Место рождения:	Лондон
Место смерти:	Льюис, Суссекс
Род деятельности:	прозаик, эссеист, литературный критик
Годы творчества:	1904—1941
Направление:	модернизм
[www.lib.ru/INPROZ/WULF_W/ Произведения на сайте Lib.ru]

Вирджи́ния Вулф (англ. Virginia Woolf; 1882—1941) — британская писательница, литературный критик. Ведущая фигура модернистской литературы первой половины XX века. Входила в группу Блумсбери.

В межвоенный период Вулф была значительной фигурой в Лондонском литературном обществе и являлась членом кружка Блумсбери. К наиболее известным её работам относят романы: «Миссис Дэллоуэй» (1925), «На маяк» (1927), «Орландо» (1928) и эссе «Своя комната» (1929), содержащее известный афоризм: «У каждой женщины, если она собирается писать, должны быть средства и своя комната». Её романы считаются классическими произведениями «потока сознания».

Биография

Вирджиния Вулф родилась в Лондоне в семье известного литературного критика сэра Лесли Стивена и Джулии Дакуорт. Вирджиния была третьим ребёнком Лесли и Джулии (в семье было трое детей Джулии от первого брака, дочь Лесли от брака с Минни Теккерей и четверо младших Стивенов: Ванесса, Тоби, Вирджиния и Адриан). Когда Вирджинии было 13 лет, умерла её мать, и это стало причиной первого нервного срыва писательницы. После смерти Джулии сэр Лесли впал в депрессию.

Вулф получила образование дома, её учителями стали её родители. После смерти матери делами в доме занималась старшая сестра Стелла, но вскоре и она умирает. У Вирджинии после её смерти случается ещё один нервный срыв. Но в это время она все же находит в себе силы учиться, изучая греческий, латынь, немецкий язык и историю в колледже для девочек в Лондоне. Домашними делами в это время занимается старшая сестра, Ванесса. У отца в этот период портится характер и он становится домашним деспотом. В 1904 году умер отец Вирджинии, и это спровоцировало ещё больший приступ. После смерти отца семья перебралась в Блумсбери, где их дом посещают многие известные молодые люди. С 1909 года Вирджиния начинает издавать свои критические статьи в журналах, продолжая дело отца. Идёт работа над первым романом.

В 1912 она выходит замуж за Леонарда Вулфа, писателя, журналиста. Брак стал союзом уважающих друг друга людей. В 1917 году супруги основывают издательство «Хогарт Пресс» (Hogarth Press), откуда вышли в свет все произведения писательницы. Вирджиния сама набирала, редактировала тексты. Издательство, поначалу не приносившее прибыли, стало надёжным источником доходов семьи Вулф. Леонард создал идеальные условия для работы им обоим, он всячески поддерживал Вирджинию.

Головные боли, голоса, видения не оставляли Вирджинию, несколько раз она пыталась покончить с собой. Писательница была очень требовательна к себе и своим работам, переписывала романы десятки раз. Она прекращала вести дневник только во время болезней, дневники вышли отдельным изданием в 4 томах, также вышло 5 томов писем Вирджинии, которые она писала друзьям, сестре, Леонарду и Вите Сэквилл-Уэст, её подруге, с которой они познакомились в 1922 году. Любовь со стороны Вирджинии вместе с обидой, нанесённой изменами Виты, стали основой романа «Орландо», в котором главный герой превращается в женщину.

С началом Второй мировой войны страх за мужа, который был евреем, стал причиной возвращения приступов и головных болей. Их лондонский дом был разрушен во время авианалета. После завершения работы над манускриптом последнего (посмертно опубликованного) романа «Между актами» (Between the Acts), Вулф впала в глубокую депрессию. Посчитав, что больше не может мучить Леонарда, и что без неё ему будет легче, Вирджиния Вулф, оставив письмо мужу и сестре, 28 марта 1941 года надела пальто, наполнила карманы камнями и утопилась в реке Уз (Ouse), неподалёку от их дома в Сассексе. Тело нашли дети через две недели после трагедии, 18 апреля 1941 г. муж писательницы похоронил её кремированные останки под вязом в саду дома в Сассексе.

В предсмертной записке мужу Вирджиния написала: «Мой дорогой, я уверена, что снова схожу с ума. Я чувствую, что мы не сможем пережить это заново. И на этот раз я не поправлюсь. Я начинаю слышать голоса. Я не могу сосредоточиться. Поэтому я приняла единственно верное решение и делаю то, что кажется мне наилучшим. С тобой я была счастлива абсолютно. Ты был для меня всем, о чём я только могла мечтать. Не думаю, что два человека могли бы быть счастливее, чем были мы, пока не пришла эта страшная болезнь. Я больше не в силах бороться. Я знаю, что порчу тебе жизнь, что без меня ты мог бы работать. И ты сможешь, я уверена. Видишь, я даже не могу подобрать нужных слов. Я не могу читать. Я просто хочу, чтобы ты знал — за всё счастье в моей жизни я обязана тебе. Ты был безмерно терпелив со мной и невероятно добр. Все это знают. Если кто-нибудь и мог бы спасти меня, это был бы ты. Всё ушло. Всё оставило меня, кроме уверенности в твоей доброте. Я просто не могу больше портить твою жизнь. Я не думаю, что в этом мире кто-то был бы счастливеe, чем были мы».

Творчество

Романы Вирджинии издавались не только в Англии, но и в Америке, переведены на 50 языков, включая переводы таких писателей, как Хорхе Луис Борхес и Маргарит Юрсенар. Её считают одной из лучших романисток ХХ века и передовой модернистской писательницей. Вулф считают главным новатором английского языка. В своих работах она экспериментировала с потоком сознания и выделяла не только психологический, но и эмоциональный компонент в поведении главных героев. Её популярность уменьшилась после Второй мировой войны, но интерес к её произведениям вернулся после феминистических движений в 1970-х гг. Её романы носят большую долю экспериментальности: повествование часто не имеет четкого сюжета и места событий. Глубокая лиричность и стилистическая виртуозность соединяются, наполняя романы слуховыми и зрительными образами.

Вулф начала писать профессионально в 1900 году, сперва в литературном дополнении для Times. Её первый роман «По морю прочь» был опубликован в 1915 году с помощью её брата. На протяжении времени она несколько раз редактировала роман.

Глубокая поэтичность образов заполняет обычность жизни в её романах. Так, например, в романе «Миссис Даллоуэй» (1925) показана попытка Клариссы Даллоуэй, представительницы среднего класса, организовать вечер, при том, что через её жизнь проходит параллель с жизнью Септимуса Уоррена Смита, ветерана Первой мировой войны из рабочего класса.

Роман «На маяк» (1927) имеет сюжет, действие которого происходит на протяжении двух дней. Сюжет повествует о семье, которая собирается посетить маяк и о семейных разногласиях, которые происходят в это время. Одна из основных тем романа это борьба в творческом процессе. Героиня пытается рисовать в то время, как разыгрывается семейная драма. В романе также есть рассуждения о жизни народа в период войны и права женщины в браке.

Роман «Орландо» (1928) это пародийная биография молодого аристократа, который живёт три столетия, не старея, но при этом внезапно превращается в женщину. Эта книга частичная биография любовницы Вулф, Виты Сэквилл-Уэст. В этом романе стиль исторических биографий доводится до абсурда.

Роман «Волны» (1931) представляет группу из шести друзей, образы которых создают атмосферу волны, которая больше похожа на поэзию в прозе чем на роман c сюжетом.

«Флаш» (1933) это частично литературное произведение, а частично биография кокер-спаниеля, хозяйка которого викторианская поэтесса Элизабет Баррет Браунинг. Книга написана от имени собаки.

Её последняя работа «Между актами» (1941) сосредотачивается на главной теме писательницы: трансформация жизни через искусство, быстротечность времени и жизни. Это наиболее лирическая книга среди работ писательницы, не только с точки зрения чувств, но и стиля.

Библиография

• По морю прочь / The Voyage Out (1915, рус. перевод 2005)
• День и ночь/ Night and Day (1919, рус. перевод 2013)
• Комната Джейкоба / Jacob’s Room (1922, рус. перевод 1991)
• Миссис Дэллоуэй / Mrs. Dalloway (1925, рус. перевод 1984)
• На маяк / To the Lighthouse (1927, рус. перевод 1976)
• Орландо. Биография / Orlando: A Biography (1928, рус. перевод 1994). Экранизирован в 1992 году.
• Волны / The Waves (1931, рус. перевод 2001)
• Флаш / Flush: A Biography (1933, рус. перевод 1986)
• Годы / The Years (1937, рус. перевод 2005)
• Между актов / Between the Acts (1941, рус. перевод 2004)
• Дневник писательницы / A Writer’s Diary (1953, рус. перевод 2009)
• Долгая прогулка: лондонское приключение / Street Haunting: A London Adventure (1930, рус. перевод 2015)

В культуре

• Пьеса Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вулф?» (1962) и одноимённый фильм (1966)
• Писательнице посвящена пьеса Эдны О’Брайен Вирджиния (1981), с успехом шедшая на сценах мира; в Лондоне заглавную роль исполняла Мэгги Смит.
• В романе «Часы» Майкла Каннингема Вирджиния Вулф — одна из главных героинь и мистический «соавтор» писателя; в 2002 году на экраны вышла экранизация этого романа — «Часы», с Николь Кидман в роли Вулф.
• Персонаж анимационного сериала Rocko's Modern Life Вирджиния Вулф назван в честь писательницы.
• Женская гаражная группа из США конца 60-х «The Virginia Wolves», известная тем, что её участницы на сцене выступали топлесс.
• Песни «What the Water Gave Me», «Never let me go», «Landscape» английской группы Florence and the Machine связаны с самоубийством и творчеством писательницы Вирджинии Вулф.

Экранизации

• 1977 — Simple Gifts
• 1982 — Волны
• 1983 — На маяк
• 1990 — Собственная комната
• 1992 — Орландо
• 1997 — Миссис Даллоуэй
• 2002 - Часы

Ссылки

• [www.lib.ru/INPROZ/WULF_W/ Вирджиния Вулф] в библиотеке Максима Мошкова
• [www.virginiawoolfsociety.co.uk/ Британское общество Вирджинии Вулф] (англ.)
• [www.utoronto.ca/IVWS/ Международное общество Вирджинии Вулф] (англ.)
• Вирджиния Вулф (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [modernistliterature.blogspot.com/ Works by Virginia Woolf]
• [www.slovesa.be/index.php/profiles/72-virginia-woolf.html/ Подробная биография Вирджинии Вульф] (рус.)
• Использованы материалы английской википедии

Отрывок, характеризующий Вулф, Вирджиния

Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.