Вирза, Эдвартс

Эдвартс Вирза

Эдвартс Вирза (латыш. Edvarts Virza, настоящее имя Екабс Эдуардс Лиекна, латыш. Jēkabs Eduards Liekna; 27 декабря 1883, Эмбургская волость — 1 марта 1940) — латвийский писатель, поэт, переводчик.

Биография

Окончил школу в Бауске в 1901 г., затем жил в имении своего отца Биллите, самостоятельно изучая французский язык. Короткое время учился в Риге в школе телеграфистов, затем в 1904 г. отправился в Москву, где вольнослушателем посещал лекции по экономике. С началом революции 1905 года вернулся в Латвию. В 1906 г. опубликовал первое стихотворение, в 1907 г. вышла первая книга стихов.

В 1916 г. поступил добровольцем в 5-й Земгальский стрелковый полк под командованием Иоакима Вацетиса. В следующем году вместе с полком оказался в Петрограде, а в 1918 г. вернулся в Латвию. В эти годы активно публиковался как публицист, отстаивая в статьях идею независимости Латвии, выступая по ряду вопросов вместе с Янисом Акуратерсом и Карлисом Скалбе. В 1919 г. в Валке выступил соучредителем газеты «Tautas Balss», затем вернулся в Ригу и вместе с Александром Грином работал в газете «Latvijas Kareivis». Публицистические статьи Вирзы этих лет собраны в книге «Зелёная Земгале» (латыш. Zaļā Zemgale; 1923). В том же году Вирза вступил в партию Крестьянский союз и возглавил литературный отдел в партийной газете «Brīvā Zeme», которым руководил до конца жизни. Некоторое время он также возглавлял отдел искусств Министерства просвещения Латвии.

Творчество

Первый сборник стихов Вирзы, «Кубок» (латыш. Biķeris; 1907), носил декадентско-эротический характер и был принят консервативной критикой в штыки. Однако после мировой и гражданской войн и обретения Латвией независимости художественные ориентиры Вирзы радикально изменились, и в его последующих поэтических книгах преобладают неоклассические тенденции и патриотическая, а порой и пасторальная тематика. В 1937 г. в рамках предпринятых в Латвии торжественных мероприятий в честь А. С. Пушкина Вирза выступил с юбилейной речью в Национальном оперном театре, в которой, как указывало советское литературоведение, «превозносил гений Пушкина, его эллиническую ясность, совершенство стиха и ни словом не обмолвился о социальном содержании поэзии Пушкина». Тем не менее, интерес к французской модернистской поэзии Вирза сохранил, разделяя его со своей женой Элзой Стерсте. В 1920 г. в переводах Вирзы вышла книга стихов Эмиля Верхарна, годом позже — антология французской лирики XIX века, а в 1930 г. — сборник «Лирика французского Ренессанса». В ранние годы занимался также переводом поэзии Райниса на русский язык.

Основным трудом Вирзы-прозаика был роман «Страумены» (латыш. Straumēni; по названию хутора), которому автор дал два подзаголовка: «Из жизни старейших жителей Земгале» и «Поэма»; роман печатался с продолжением в периодике на протяжении 1929—1933 гг., а затем вышел отдельным изданием и многократно переиздавался, став самой читаемой книгой в Латвии после классического романа братьев Каудзите «Времена землемеров». В 1939 г. был напечатан перевод романа «Страумены» на русский язык.

Вирзе принадлежит также несколько документальных книг, в том числе биографии первого командующего вооружёнными силами Латвии Оскара Калпака (1927) и президента Латвии Карлиса Ульманиса (1935), курс которого Вирза поддерживал. В связи с этим вплоть до 1985 г. произведения Вирзы в Латвии не публиковались.

Последнее стихотворение написано в начале 1940 года - «Красный туман»:

 Время этим летом не пойдет привычной колеей,
 Мед горьким будет, тоскливыми цветы,
 Ветвистый жасмин не распахнет бутоны в мае,
 И в дальние поездки не соберется извоз.
 
 Тьму дней зря солнце будет разгонять,
 Хоть умоляй, на праздник Янов радости не будет,
 Только что сорванный цветок в руках увянет,
 Пустырь ужас настанет, где каждый куст пугает...
 
 Туман красный ветер разнесет через поля,
 Неспелыми с деревьев упадут плоды,
 Тяжелой ношей станет все что есть и чего нет'у,
 Недра земли на спрос мой замолчат.
 
 Что превратило родники
 На яд - предательство твое.

Семья

Вирза женился в 1920 году на поэтессе Элзе Стерсте. Их единственная дочь Амариллис Лиекна (1921—2004) вышла замуж за писателя Яниса Жигурса, их дочь — дипломат и писательница Анна Жигуре. Амариллис Лиекна посвятила последние годы жизни возрождению усадьбы Биллите, которая была возвращена потомкам Вирзы в ходе реституции.

Ссылки

• [www.vekperevoda.com/1855/virza.htm Вирза, Эдвартс] на сайте «Век перевода»
• Э. Вирза. [gramatas.lndb.lv/periodika2-viewer/view/index-dev.html#issue:/g_001_0311016572|issueType:B Страумени] / Пер. на русский язык В. Т. — Рига, 1939.

Отрывок, характеризующий Вирза, Эдвартс

Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.