Black (группа)

Black
Колин Вирнкоумб в 2007 г.
Основная информация
Жанры	Инди-рок, Поп-рок, Джаз-фьюжн, Фолк, «Новая волна», Блюз
Годы	1980—1994, 2005—2016
Страны	Великобритания, Ирландия
Язык песен	английский
Лейблы	«Ugly Man Records», «WEA Records», «A&M Records», «Nero Schwarz Records» и др.
Бывшие участники	Колин Вирнкоумб, Дэйв Дики, Джимми Сэнгстер и др.
Другие проекты	«Epileptic Tits», «Last Chant» и др.

Black (группа)Black (группа) Black (МФА: [blæk]) — британская рок-группа, образованная в 1980 году в городе Роби, близ Ливерпуля. Лидером группы и автором большей части песен являлся вокалист и гитарист Колин Вирнкоумб (Colin Vearncombe; 26 мая 1962 — 26 января 2016). Со временем название группы стало устойчиво ассоциироваться с именем Вирнкоумба, в результате он принял это название как псевдоним: Colin «Black» Vearncombe. Для раннего периода творчества группы характерны стили поп-рок и «новая волна», для более позднего — смесь инди и фолка.

Присущие творчеству группы лиризм и романтизм сделали её одним из самых популярных музыкальных коллективов в Великобритании. Дискография «Black» включает 7 официальных студийных альбомов, изданных в 1987—2015 гг. Самая известная песня группы — «Wonderful Life» — была написана в 1985 г.. Двумя годами позже песня стала супер-хитом сначала в Англии (восьмая позиция «UK Singles Chart»), а затем — и во всем мире. Мелодия песни часто использовалась в рекламе, количество её кавер-версий исчисляется десятками. С 1987 г. и вплоть до смерти Вирнкоумба в 2016 г. ни одна из песен группы более не повторила успеха «Wonderful Life».

История

1980—1987

Свою музыкальную карьеру 16-летний Колин Вирнкоумб начал в качестве гитариста, клавишника и вокалиста в местном панк-коллективе «Epileptic Tits» в небольшом городке Роби в графстве Мерсисайд. В то время Вирнкоумб был вдохновлен просмотром мюзикла «Тюремный рок» с участием в главной роли американского певца и актера Э. Пресли.

В 1980 г. Вирнкоумб основал группу «Black», в которой планировал реализоваться в первую очередь как автор, исполняя песни собственного сочинения. В первые годы своего существования в группе играли сессионные музыканты, включая школьных друзей Вирнкоумба, с определенной периодичностью состав «Black» менялся. «Предпочитаемый ими стиль — классический ново-волновый поп — укладывался в рамки, очерченные любимчиками музыкальной прессы „The Chameleons“ и „The Associates“. Члены же „Black“ очень редко давали интервью». Дебютный концерт «Black» состоялся в первый день 1981-го года на дружеской вечеринке. В том же году группа записала и выпустила дебютный сингл «Human Features», начальный тираж которого составил 1000 копий и был распродан в течение короткого времени.

В 1982 г. Вирнкоумб в качестве сессионного музыканта участвовал в концертных турах групп «Thompson Twins» и «Wah!». В этом же году он познакомился с Дэйвом «Дикс» Дики (Dave «Dix» Dickie) — бывшим участником коллектива «Last Chant», обладавшим талантами мультиинструменталиста, — и пригласил его присоединиться к составу «Black». С этого момента и вплоть до конца 1980-х гг. Дики оставался единственным, кроме самого Вирнкоумба, постоянным участником «Black», принимая участие в сочинении песен и выполняя частично продюсерские функции.

В 1982 г. при поддержке продюсера П. Фулвела (Pete Fulwell) группа выпустила сингл «More Than the Sun», а в 1984 г. — уже с участием принятого в состав группы басиста Джимми Сэнгстера (Jimmy Sangster) — сингл «Hey Presto». В этот период «Black» переходили с лейбла на лейбл, но так и не добились значимого успеха в чартах. В 1984 г. неудача постигла и переизданную «WEA Records» оркестровую версию сингла «More Than the Sun». Участники группы часто распространяли свои песни, переписывая их на катушечных магнитофонах. Росту известности «Black» не сильно способствовало и их участие в популярной радиопередаче Джона Пила на «BBC». Череда провалов в чартах и прочих неудач в определенной степени обусловила рост напряжения в самой группе. Дики, исполнявший одновременно продюсерские обязанности, откровенно пренебрегал работой в коллективе.

1985 год стал особенно тяжёлым для Вирнкоумба: он развелся с первой женой, фактически остался бездомным, попал в автомобильную катастрофу. «Под впечатлением от преумножающихся неприятностей», он сочинил грустную мелодичную песню с ироническим названием «Прекрасная жизнь» («Wonderful Life»). В 1986 г. «Black» подписали контракт с рекорд-лейблом «Ugly Man Records», выпустившим первую версию этого будущего хита. Неожиданно для самих музыкантов, впервые за шестилетнюю, уже на тот момент, историю коллектива композиция попала в чарты, однако сингл сумел «добраться» только до 42-ой строчки «UK Singles Chart».

Сознавая потенциал песни, Вирнкоумб искал возможности для заключения новых контрактов, что в итоге привело его к знакомству с менеджерами «A&M Records». К тому моменту Сэнстер покинул коллектив, и Вирнкоумб пригласил в состав группы басиста Роя Коркхилла (Roy Corkhill), саксофониста Мартина Грина (Martin Green) и ударника Джимми Хьюза (Jimmy Hughes). Сотрудничество с «A&M Records» принесло группе мировую известность. В июне 1987 г. были выпущены синглы «Everything`s Coming Up Roses», который имел умеренную популярность в Англии, и «Sweetest Smile», поднявшийся до восьмого места «UK Singles Chart». Последнюю песню британский музыкальный еженедельник «Record Mirror» позже охарактеризовал как «красивый медленный напев, способный отвлечь слушателя от конвейера идентичных хитов и удерживать его внимание на протяжении четырёх минут». Сам Вирнкоумб называл «Sweetest Smile» и «Wonderful Life» самыми успешными из всех сочиненных им песен.

В августе 1987 г. лейбл «A&M Records» переиздал сингл «Wonderful Life». Одновременно с этим режиссёр Ж. де Там снял одноименный клип с черно-белым видеорядом. Съемки прошли в городах Саутпорт и Уолласи, недалеко от Ливерпуля, на видео попали кадры маяка и набережной Нью-Брайтон. Позже, в 1988 г., этот видеоклип получил награду «Золотой Лев» на Нью-Йоркском кинофестивале.

Массированная «раскрутка» релиза на радио и телевидении буквально «взорвала» хит-парады во всех странах. «Песня продемонстрировала свой лучший результат на родине — восьмое место. Ещё серьезнее у песни дела обстояли в континентальной части Европы. В Германии, Франции и Швейцарии — второе место, в Австрии и Польше — первое». Позже Вирнкоумб признавался, что в течение многих лет после выхода песни ему продолжали приходить письма от поклонников, которые утверждали, что «Wonderful Life» одинаково уместно звучала, как на свадьбах, так и на похоронах. Такую популярность песни сам автор объяснял следующим образом: «… Люди понимают, что прекрасная жизнь не означает отсутствие проблем. Скорее, она означает, что вы знаете, как с ними справляться, умеете их решать. „Wonderful Life“ — это хорошая песня для таких периодов, когда людям нужно немного позитива».

Дебютный альбом «Wonderful Life», выпущенный в 1987 г., разошелся тиражом более полутора миллионов экземпляров и имел одинаково оглушительный успех, как у публики, так и у критики, заняв в итоге третью позицию в «UK Albums Chart». Он получил «золотой» статус в Германии и «платиновый» — в Великобритании и Испании. «Несмотря на то, что [включенные в альбом] песни „Wonderful Life“ и „Sweetest Smile“ — это меланхолические баллады, европейский хит „Everything`s Coming Up Roses“ лучше характеризует этот альбом как оптимистичный рок, успешно соединивший звучание электрической гитары и синтезатора». Успешность более поздних — уже сольных — акустических программ Вирнкоумба в значительной степени объяснялась тем влиянием, которое «звук дебютной пластинки группы оказал на самого автора».

На волне роста массовой популярности группы осенью 1987 г. «Black» с программой «Wonderful Life» отправились в мировое турне.

1988—1994

В феврале 1988 г. музыканты «Black» в качестве приглашенных гостей приняли участие в 38-м Фестивале итальянской песни в Сан Ремо, а в апреле этого же года — выступили в Токио, на сцене электростанции Nissаn. Запись последнего выступления позже была издана «A&M Records» (сингл «At The Tokyo Power Station»). Данный релиз является единственной концертной записью «Black» периода наивысшего взлета популярности коллектива. Сингл демонстрирует то, как группа смогла сохранить сложный звук дебютного альбома в условиях «живого» выступления.

В 1988 г. был издан второй номерной альбом «Comedy» (c англ. — «Комедия»), продюсированием которого, совместно с Дики, занимался Робин Миллар, известный по своим работам с «Sade». В альбом были включены новые версии хитов «Wonderful Life (Christmas 88 Recording)» и «Sweteest Smile». Релизы для Европы и США отличались разным набором композиций.

По своему звучанию и содержанию «Comedy» отличался от дебютной работы «Black», в целом альбом был близок к ранним синглам группы. По оценке самого Вирнкоумба, он получился «более светлым и лиричным», чем «Wonderful Life». Социальная тематика затронута в текстах песен не явно. В композиции «All We Need is the Money» Вирнкоумб дает негативную характеристику своим современникам — жителям Ливерпуля, стремящимся, по его мнению, к наживе, но не имеющим реальных целей, и не знающим на что тратить полученные деньги. «Вы можете дать им любую сумму, они всё спустят впустую. Это просто — в ментальности города. Большинство нас, ливерпульцев, кажется, имеют встроенный механизм самоуничтожения. <…> На улицах никого — все сидят по домам и курят марихуану», — позже комментировал Вирнкоумб.

«… Безупречные песни, например — „The Big One“, „You’re a Big Girl Now“ и „All We Need is the Money“… — с эпическим очарованием французского кино неизбежно растопят ваше сердце. Здесь нет тяжелого бряцания гитарных пассажей — только чудный головокружительный крещендо с легким испанским привкусом. Всё плавно и вкрадчиво, очень вкрадчиво»,  — Л. Ли Дэвис, обозреватель британского еженедельника «Time Out» об альбоме «Comedy»

«Comedy» был тепло встречен публикой и критикой, получив «серебряный» статус в Великобритании и «платиновый» — в Испании. Однако повторить коммерческий успех дебютного альбома эта работа группы не смогла. Синглы «The Big One», «You’re A Big Girl Now» и «Now You’re Gone» попали только в сотню «UK Singles Chart».

В феврале 1989 г. музыканты «Black» приняли участие в съемках программы «Rockopop» для испанского телеканала «RTVE» (песня «You’re A Big Girl Now»). В этом же году Вирнкоумб в очередной раз кардинально поменял состав группы, окончательно расставшись с Дики и оставив из числа прежних участников только саксофониста Грина. На место ударника он пригласил Роя Мартина (Roy Martin), на место басиста — Брэда Лэнга (Brad Lang), на место гитариста — Гордона Моргана (Gordon Morgan), на место клавишника — Пита Дэвиса (Pete Davis).

К моменту подготовки материала для нового альбома в 1991 г. Вирнкоумб и менеджмент «A&M Records» не пришли к единому мнению по поводу того, какой сингл выпускать первым: «Here It Comes Again», как на том настаивали представители лейбла, или «Feel Like Change», как считал сам Вирнкоумб. В результате первым был выпущен «Feel Like Change», в качестве дополнительного трека он включал кавер-версию на композицию Дж. Джексон «Control». Релиз имел ограниченный успех в Европе, однако более впечатляющие результаты он неожиданно получил в странах Южной Африки. Синглы «Here It Comes Again» и «Fly Up The Moon» в итоге были выпущены позже. Первый в качестве дополнительного трека включал кавер-версию на композицию Игги Попа «Shades», на заглавном треке второго в качестве бэк-вокалистки была представлена Сэм Браун.

Релиз третьего номерного альбома, озаглавленного по названию группы — «Black» и спродюсированного, как и «Comedy», Робином Милларом, состоялся в мае 1991 г. Альбом был записан при участии известного британского вокалиста Роберта Палмера и шведской певицы Камиллы Гризель (Camilla Griehsel). Творческое сотрудничество с последней в итоге привело к браку с Вирнкоумбом. Позже, в период 1999—2002 гг., Гризель в качестве бэк-вокалистки и под именем «Lady Black» принимала участие также в записи сольных работ Вирнкоумба.

Мнения музыкальных журналистов и критиков относительно альбома «Black» разошлись. Известное издание «Rough Guide to Music» признало его лучшей работой группы, в частности из-за «музыкальных аранжировок высокого уровня». Несмотря на тот факт, что этот альбом, вместе с предыдущим релизом «Comedy», были проданы совокупно более чем двухмиллионным тиражом по всему миру, после выхода «Black» лейбл «A&M Records» не стал возобновлять контракт с группой. Разочарованный в сотрудничестве с известными звукозаписывающими корпорациями Вирнкоумб основал свой независимый лейбл «Nero Schwarz», наименование которого отсылало к названию самой группы (Nero c итал. — «чёрный», Schwarz c нем. — «чёрный»).

В первой половине 1990-х гг. песню «Wonderful Life» часто использовали в рекламных роликах (в частности, в рекламе финансовых услуг «Standard Life», кондитерской продукции «Cadbury’s Strollers» и проч.), благодаря чему интерес к песне и творчеству группы в целом снова вырос. В частности в связи с этим обстоятельством в 1994 г. Вирнкоумб переиздал сингл «Wonderful Life» в третий раз.

В 1994 г. уже на «Nero Schwarz» под руководством продюсера Майка Хеджеса (Mike Hedges), известного по своим работам с «The Cure» и «U2», был издан четвёртый номерной альбом «Are We Having Fun Yet?» (c англ. — «Мы ещё веселимся?»). Запись производилась в студии Хеджеса в старинном замке Chateau De La Rouge Motte в Нормандии. Для этой работы группы характерны развернутые мелодраматичные формы, использование струнных и духовых инструментов, жанровые эксперименты в стиле оперы («Ave Lolita»). Альбом был выпущен в двух вариантах оформления: на первом, в соответствии со смысловой нагрузкой заглавия, присутствовало изображение приколотых к поверхности мух, на втором — лицо Вирнкоумба в тени. Несмотря на то, что география распространения релиза «Are We Having Fun Yet?» включала 19 стран, альбом остался незамеченным широкой публикой и существенного коммерческого успеха не имел. В 1994 г. Вирнкоумб распустил существовавший в тот период состав «Black».

2005—2016

С 1994 по 1998 гг. в творческой деятельности Вирнкоумба наступил вынужденный перерыв. Со слов самого музыканта, в это время он часто находился в подавленном эмоциональном состоянии, однако не прекращал заниматься сочинением новых песен. Начиная с 1999 г. и до середины 2000-х гг., Вирнкоумб выпустил три студийных альбома под собственным именем. В этот период музыкант с семьей — женой и тремя сыновьями — перебрался в Ирландию, выступал в клубах и пабах с местными группами, гастролировал — иногда как сольный исполнитель, иногда — с аккомпанирующими музыкантами. Кроме этого, Вирнкоумб занимался изобразительном искусством, периодически устраивал персональные выставки, в 2010-е гг. публиковал сборники собственных стихотворений.

В ноябре 2005 г. Вирнкоумб выпустил альбом «Between Two Churches» (c англ. — «Между двумя церквями») под брендом «Black» — впервые с 1994 г. По свидетельству Вирнкоумба, решение о возврате к этому наименованию возникло не сразу, но ближе к завершению работы над альбомом, когда «стало очевидно, что эта студийная запись должна быть работой „Black“. <…> Неоднозначность названия „Black“ дает мне как автору и исполнителю необходимую свободу». Альбом выдержан в стилях рок и фолк, в отдельных композициях («Two Churches», «Are You Having a Wonderful Life?») Вирнкоумб обращается к осмыслению своего жизненного и творческого пути. В записи пластинки принимал участие сборный состав из британских и южноафриканских музыкантов. Продюсированием занимался Кэлэм Макколл (Calum MacColl), известный по своим работам с Б. Кеннеди и другими ирландскими и шотландскими исполнителями. Со второй половины 2000-х гг. и вплоть до смерти Вирнкоумба в 2016 г. Макколл являлся его постоянным музыкальным партнером на гастролях, в отдельных случаях — соавтором песен, выполнял продюсерские функции.
Единственный одноименный с названием альбома сингл «Two Churches» распространялся только на концертах 2005 г.

"… «Blind Faith», <…> седьмой альбом "под флагом «Black», — это чудесное произведение, в чём-то близкое первым сольным работам Скотта Уокера, только менее темпераментное <…>. Как и они, «Blind Faith» «погружен» в европейские баллады и наполнен восхитительными аранжировками: захватывающие гитарные переборы и джазовый ритмический рисунок в песне «Womanly Panther» приводят в восторг. Немного «потертый от времени» баритон Вирнкоумба прекрасно сочетается с его музыкой, освобождая её от помпезности и наполняя душевностью. Он с сожалением заявляет: «Я не тот человек, каким вы хотите видеть меня» (песня «Not the Man»), но добавляет: «… Закрывающиеся двери вам ещё придется снова открыть». В прошлом Вирнкоумба — долгий путь к звездному статусу, и «Blind Faith» — альбом, созданный талантливым и состоявшимся автором",  — М. Ханн, обозреватель британского еженедельника «The Guardian» об альбоме «Blind Faith»

В 2007 г. Вирнкоумб, вместе с Макколлом и другими музыкантами, участвовали в совместном туре с английский соул-группой «The Christians» по городам Великобритании. Из записей этих концертных выступлений позже был скомпилирован и издан альбом «Road To Nowhere (Live 2007)».

К осени 2009 г. Вирнкоумб подготовил музыкальный материал для издания двух студийных альбомов: четвертого номерного — под собственным именем и шестого номерного — под брендом «Black». Первый из этих альбомов был выложен для бесплатного скачивания на официальном сайте музыканта, второй — «Water On Stone» (c англ. — «Вода на камне») распространялся на коммерческой основе, но эксклюзивно для пользователей, оставивших адрес своей электронной почты при скачивании сольного альбома. В сравнении с предыдущей работой, «Water On Stone» имел выраженное «электронное» звучание, в качестве соавторов для отдельных песен выступили другие музыканты, в частности Макколл. В поддержку альбома режиссёром Д. Бикли, совместно с Вирнкоумбом, была снята серия из восьми — по количеству треков на альбоме — черно-белых видеоклипов. Каждый клип имел второе наименование, отличное от названия самой песни на альбоме, и был пронумерован, чем подчеркивалась тематическая общность клипов.

В 2010-е гг. гастрольный график Вирнкоумба, Маккола и аккомпанирующих музыкантов — как в Великобритании, так и в других странах Европы — становился насыщеннее год от года. Вирнкоумб продолжал продавать свои записи через собственный сайт и краудфандинговые платформы, посредством которых ему удавалось собирать средства для издания новых работ. Последний номерной альбом «Blind Faith» (c англ. — «Слепая вера») был записан в 2015 г. «не без оглядки на опыт краудфандинга».

Положительно оценивая последние студийные работы музыканта, критика отмечала их творческую зрелость и следование традициям. Музыкальный журналист Б. Барабанов так оценил творческую активность Вирнкоумба в 2000—2010-е гг.: «… Все эти годы Колин Вирнкоумб продолжал писать песни отменного качества. Он представлял собой ярчайший образчик одаренного сонграйтера [автора песен], от которого отвернулась удача. За примером далеко ходить не нужно. Последний альбом „Black“, названный „Blind Faith“ <…>, был полон романтического обаяния. Продолжая балансировать между Брайаном Ферри и Моррисси, Колин Вирнкоумб демонстрировал виртуозную смесь фолка и „новой волны“ и вовсе не выглядел в чистом виде ретро-легендой».

Последним прижизненным релизом Вирнкоумба стала версия песни «Wonderful Life» на каталанском языке, записанная для благотворительного телемарафона на барселонском канале «TV3». Благодаря этой записи удалось собрать более £ 7 млн.

12 января 2016 г. по дороге из своего дома в аэропорт г. Корк, откуда он должен был вылететь в Эдинбург, Вирнкоумб попал в серьезную автомобильную аварию. С тяжелыми травмами головы музыкант несколько дней находился в искусственной коме. 26 января 2016 г., не приходя в сознание, Колин Вирнкоумб скончался.

«Black» в СССР и России

По мнению Б. Барабанова, популярность «Black» в СССР может быть объяснима теми же причинами, которые обусловили взлет популярности группы в континентальной Европе после выхода дебютного альбома. Со второй половины 1980-х гг. в Советском Союзе распространялось массовое дискотечное движение. При этом музыкальный вкус первых отечественных диск-жокеев формировался преимущественно под влиянием немецкой музыки, а также музыки «дружественных славянских» стран. Таким образом, моду на стремительно набиравших популярность «Black» советские диджеи переняли, скорее всего, у коллег именно из этих стран. Так или иначе, с 1988 г. и в первой трети 1990-х гг. почти на всех дискотеках и школьных танцах неизменно звучала «Wonderful Life».

"В представлении среднестатистического молодого человека 1980-х или же, например, слушателя «Радио 7» [Одна из наиболее популярных радиостанций в начале 1990-х гг.] «Wonderful Life» — идеальная мелодия. <…> В этом же ряду one hit wonders [артистов одного хита] — Танита Тикарам — одаренная певица и сочинительница, чья вещь «Twist In My Sobriety» вполне могла идти в блоке медляков встык с «Wonderful Life». Не исключено, что даже само слово «медляк» в лексиконе наших соотечественников появилось именно в применении к «Wonderful Life».

По объективным причинам информация об авторах хита долгое время была крайне скудной. Советским меломанам той эпохи было неизвестно даже, скрывался ли под именем «Black» сольный исполнитель или коллектив. По свидетельству С. Курия, большинство сходилось на том, что это певец и, скорее всего, негритянский («Black» с англ. — «чёрный»). Вместе с тем, за исключением «Wonderful Life» и некоторых других песен из альбомов 1980-х гг., творчество группы вплоть до её распада в 1994 г. осталось в нашей стране практически незамеченным.

В ноябре 2012 г. Вирнкоумб впервые посетил Россию, став хедлайнером XI международного фестиваля «Авторадио» «Дискотека 80-х» и исполнив «Wonderful Life». Позже музыкант следующим образом охарактеризовал свои впечатления от участия в концерте: «Я в восторге, я не ожидал такого. Когда мне сказали, что я буду выступать перед тридцатью тысячами людей, собранных в одном месте, у меня пропал дар речи, а когда я их увидел — вообще остолбенел. <…> Такой масштаб, такая энергия и любовь от зрителей, что просто прекрасно на душе. <…> Я и не знал, что в этой стране живет столько моих поклонников».

Через два года, в ноябре 2014 г. Вирнкоумб принял участие в съемках программы «Вечерний Ургант», исполнив «Wonderful Life» вместе с группой «Фрукты».

Состав

Участники

В основной состав группы входили следующие музыканты:

• Колин Вирнкоумб — вокал, гитара, автор песен (1980—1994, 2005—2016);
• Дэйв Дики — клавишные, со-автор некоторых песен (1982—1989);
• Джимми Сэнгстер — бас-гитара, гитара (1984—1986);
• Рой Коркхилл — бас-гитара (1987—1989);
• Джимми Хьюз — ударные (1987—1989);
• Мартин Грин — саксофон (1987—1994);
• Брэд Лэнг — бас-гитара (1989—1994);
• Гордон Морган — гитара (1989—1994);
• Пит Дэвис — клавишные (1989—1994);
• Рой Мартин — ударные (1989—1994);
• Кэлэм Макколл — бэк-вокал, гитара, со-автор некоторых песен (2005—2016).

Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:1500 height:auto barincrement:18 PlotArea = left:150 bottom:120 top:10 right:15 Alignbars = justify DateFormat = yyyy Period = from:1980 till:2016 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

 id:Lead              value:red         legend:Вокал
 id:Guitar            value:green       legend:Гитара
 id:Bass              value:blue        legend:Бас-гитара
 id:Keyboards         value:purple      legend:Клавишные
 id:Sax               value:darkblue    legend:Саксофон
 id:Drums             value:orange      legend:Ударные
 id:Lines             value:black       legend:Студийные альбомы
 id:bars              value:gray(0.92)

Legend = orientation:vertical position:bottom columns:3 BackgroundColors = bars:bars ScaleMajor = increment:2 start:1980 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1980

LineData =

 at:1987 color:black layer:back
 at:1988 color:black layer:back
 at:1991 color:black layer:back
 at:1993 color:black layer:back
 at:2005 color:black layer:back
 at:2009 color:black layer:back
 at:2015 color:black layer:back

BarData =

 bar:Vearncombe      text:"Колин Вирнкоумб"
 bar:Morgan          text:"Гордон Морган"
 bar:MacColl         text:"Кэлэм Макколл"
 bar:Sangster        text:"Джимми Сэнгстер"
 bar:Corkhill        text:"Рой Коркхилл"
 bar:Lang            text:"Брэд Лэнг"
 bar:Dickie          text:"Дэйв Дики"
 bar:Davis           text:"Пит Дэвис"
 bar:Hughes          text:"Джимми Хьюз"
 bar:Martin          text:"Рой Мартин"
 bar:Green           text:"Мартин Грин"

PlotData=

 width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:Vearncombe    from:start till:1994 color:Lead
 bar:Vearncombe    from:start till:1994 color:Guitar width:3
 bar:Vearncombe    from:2005 till:end color:Lead
 bar:Vearncombe    from:2005 till:end color:Guitar width:3
 bar:MacColl       from:2005 till:end color:Guitar
 bar:MacColl       from:2005 till:end color:Lead width:3
 bar:Morgan        from:1989 till:1994 color:Guitar 
 bar:Sangster      from:1984 till:1987 color:Bass
 bar:Sangster      from:1984 till:1987 color:Guitar width:3  
 bar:Corkhill      from:1987 till:1989 color:Bass
 bar:Lang          from:1989 till:1994 color:Bass 
 bar:Dickie        from:1982 till:1989 color:Keyboards
 bar:Davis         from:1989 till:1994 color:Keyboards
 bar:Hughes        from:1987 till:1989 color:Drums
 bar:Martin        from:1989 till:1994 color:Drums
 bar:Green         from:1987 till:1994 color:Sax 

</timeline>

Дискография

Студийные альбомы

Год	Альбом	Лейбл	Наивысшая позиция в национальных чартах											Сертификация
			UK	FRA	ITA	NED	GER	AUT	SWI	SWE	SPA	AUS	NZ
1987	«Wonderful Life» Трек-лист Автор всех песен, кроме отмеченных — К. Вирнкоумб LP-версия «Wonderful Life» 04:46 «Everything’s Coming Up Roses» 04:04 «Sometimes for the Asking» 04:09 «Finder» 04:12 «Paradise» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 04:51 «I’m Not Afraid» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 05:00 «I Just Grew Tired» 04:15 «Blue» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 03:38 «Just Making Memories» 04:26 «Sweetest Smile» 05:19 CD-версия «Wonderful Life» 04:46 «Everything’s Coming Up Roses» 04:04 «Sometimes for the Asking» 04:09 «Finder» 04:12 «Paradise» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 04:51 «I’m Not Afraid» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 05:00 «I Just Grew Tired» 04:15 «Blue» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 03:38 «Just Making Memories» 04:26 «Sweetest Smile» 05:19 «Ravel in the Rain» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 03:47 «Leave Yourself Alone» 04:32 «Sixteens» 03:56 «It’s Not You Lady Jane» (Д. Дики, К. Вирнкоумб) 03:25 «Hardly Star-Crossed Lovers» 02:51	«A&M Records»	3	33	85	11	9	6	5	30	8	34	21	Платиновый Платиновый Золотой
1988	«Comedy» Трек-лист Автор всех песен — К. Вирнкоумб LP-версия «The Big One» 03:53 «I Can Laugh About It Now» 05:00 «Whatever People Say You Are» 03:59 «You’re a Big Girl Now» 04:19 «Let Me Watch You Make Love» 03:10 «Hey, I Was Right, You Were Wrong!» 03:39 «All We Need Is the Money» 04:30 «You Don’t Always Do What’s Best for You» 04:44 «Now You’re Gone» 03:44 «No-One, None, Nothing» 04:51 CD-версия «The Big One» 03:53 «I Can Laugh About It Now» 05:00 «Whatever People Say You Are» 03:59 «You’re a Big Girl Now» 04:19 «Let Me Watch You Make Love» 03:10 «Hey, I Was Right, You Were Wrong!» 03:39 «All We Need Is the Money» 04:30 «You Don’t Always Do What’s Best for You» 04:44 «Now You’re Gone» 03:44 «No-One, None, Nothing» 04:51 «It’s Not Over Yet» 05:18 «Paradise Lost» 05:35	«A&M Records»	32	—	—	—	38	—	24	37	10	—	—	Платиновый Серебряный
1991	«Black» Трек-лист Автор всех песен — К. Вирнкоумб «Too Many Times» 04:58 «Feel Like Change» 04:35 «Here It Comes Again» 04:20 «Learning How to Hate» 04:04 «Fly Up to the Moon» 03:05 «Let’s Talk About Me» 04:41 «Sweet Breath of your Rapture» 04:03 «Listen» 03:58 «She’s My Best Friend» 04:03 «This Is Life» 04:41	«A&M Records»	42	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1993	«Are We Having Fun Yet?» Трек-лист Автор всех песен — К. Вирнкоумб «Don’t Take The Silence Too Hard» 04:16 «Swingtime» 05:33 «Wishing You Were Here» 04:42 «Leaving Song» 03:42 «That’s Just Like Love» 03:47 «Ave Lolita» 05:24 «Wish The World Awake» 03:56 «Paper Crown» 05:12 «Change Your Mind» 03:58 «To Take A Piece» 04:16	«Nero Schwarz Records» & Various	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
2005	«Between Two Churches» Трек-лист Автор всех песен, кроме отмеченных — К. Вирнкоумб «Come Out Of The Rain» 02:57 «Cold Chicken Skin» (У. Топли, К. Вирнкоумб) 03:49 «Charlemagne» 03:51 «Teenage Wall» 04:20 «Same Mistake Twice» (У. Топли, К. Вирнкоумб) 03:59 «In A Heartbeat» 03:36 «Two Churches» 05:08 «If You’re All Done Dying» 03:39 «Signal Black Spot» 04:21 «Her Coat And No Knickers» 05:51 «Are You Having A Wonderful Life?» 02:35 «History Of Rock 'N' Roll Part 1» 04:52	«Nero Schwarz Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
2009	«Water On Stone» Трек-лист Автор всех песен, кроме отмеченных — К. Вирнкоумб «Tonight We Cross The River» 03:44 «California» 05:10 «Walk On Frozen Water» (Г. Хендерсон, К. Вирнкоумб) 05:32 «Tomorrow Is Another Night» 03:08 «I Hate You (Don’t Leave)» (К. Макколл, К. Вирнкоумб) 03:06 «Stormy Waters» 03:58 «What Makes A Fool» 03:54 «Grievous Angel» 05:10	«Nero Schwarz Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
2015	«Blind Faith» Трек-лист Авторы всех песен — К. Вирнкоумб, К. Макколл «The Love Show» 03:42 «Don’t Call Me Honey» 02:55 «Good Liar» 03:16 «Sleep Together» 02:44 «Womanly Panther» 03:07 «Who You Are» 02:59 «Sunflower» 02:14 «Not The Man» 03:22 «Ashes of Angels» 02:22 «Stone Soup» 03:07 «When It’s Over» 02:53 «Beautiful» 02:32 «Parade» 03:02	«Nero Schwarz Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
Знак «—» означает, что релиз не вошёл в чарт.

Синглы

Год	Сингл	Лейбл	Наивысшая позиция в национальных чартах												Сертификация	Альбом
			UK	IRE	FRA	ITA	NED	BEL (FLA)	GER	AUT	SWI	SPA	AUS	NZ
1981	«Human Features»	«Rox Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Песни не были включены в номерные альбомы
1982	«More Than The Sun»	«The Wonderful World Of…»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1984	«Hey Presto»	«Eternal»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«More Than The Sun»	«WEA Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1986	«Wonderful Life»	«Ugly Man Records»	42	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	«Wonderful Life»
1987	«Everything’s Coming Up Roses»	«A&M Records»	76	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Sweetest Smile»	«A&M Records»	8	8	—	—	40	—	—	—	—	—	87	41	—
	«Wonderful Life» (re-release)	«A&M Records»	8	7	2	9	10	6	2	1	2	33	23	—	Золотой Золотой
	«I’m Not Afraid»	«A&M Records»	78	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Paradise»	«A&M Records»	38	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1988	«Everything’s Coming Up Roses» (GER only)	«A&M Records»	—	—	—	—	—	—	11	8	—	—	—	—	—
	«Sweetest Smile» (FRA only)	«A&M Records»	—	—	38	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Wonderful Life» (AUS only)	«A&M Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	7	—	—
	«The Big One»	«A&M Records»	54	—	—	23	—	—	43	—	—	—	—	—	—	«Comedy»
	«You’re A Big Girl Now»	«A&M Records»	86	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Now You’re Gone»	«A&M Records»	66	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1989	«I Can Laugh About It Now» (SPA only)	«A&M Records», «PolyGram»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1991	«Feel Like Change»	«A&M Records»	56	—	—	—	—	—	72	—	—	—	—	—	—	«Black»
	«Here It Comes Again»	«A&M Records»	70	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Fly Up To The Moon»	«A&M Records»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
1993	«Don’t Take The Silence Too Hard»	«Polydor»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	«Are We Having Fun Yet?»
	«Wishing You Were Here»	«Chaos Reins», «Polydor», «Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Just Like Love»	«Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	«Swingtime» (SPA only)	«Tabata»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Песни не были включены в номерные альбомы
1994	«Wonderful Life» (re-issue)	«A&M Records»	42	30	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
2005	«Two Churches»	«Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Треки 1—3 — с альбома «Between Two Churches», трек 4 — только на сингле
2006	«In A Heartbeat»	«Go! Entertainment», ‎«Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	«Between Two Churches»
2012	«EP: I»	«Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Песни не были включены в номерные альбомы
2013	«EP: II»	«Nero Schwarz», «Hornall Brothers Music»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
2014	«Sweetest Smile»	«Vinyl180»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Трек 1 — только на сингле, трек 2 — с альбома «Between Two Churches», трек 3 — с компиляции «Any Colour You Like. Volume One», трек 4 — с альбома «Water On Stone»
2015	«Ashes Of Angels»	«Nero Schwarz»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	Песня не была включена в номерные альбомы
2015	«When it’s Over / Womanly Panther»	«Nero Schwarz», «Hornall Brothers Music»	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	«Blind Faith»
Знак «—» означает, что релиз не вошёл в чарт или не был издан в данной стране.

Концертные альбомы

Год	Альбом	Лейбл
1988	«At The Tokyo Power Station»	«A&M Records»
2007	«Road To Nowhere (Live 2007)»	«Nero Schwarz»
2015	«Live 2015»	«Nero Schwarz»

Компиляции

Год	Альбом	Лейбл	Наивысшая позиция в чартах
1987	«Black»	«WEA Records»	—
1996	«Black»	«A&M Records»	—
2000	«The Collection»	«Spectrum Music»	—
2007	«Black:CV»	«Nero Schwarz»	—
2011	«Any Colour You Like. Volume One»	«Nero Schwarz»	11 (песня «Wonderful Life», чарт «LyricFind Global»)
Знак «—» означает, что релиз не вошёл в чарт.

Видеоклипы

Год Наименование Ссылка на YouTube 1987 «Wonderful Life» 1987 «Sweetest Smile» 1987 «Everything’s Coming Up Roses» 1987 «I’m Not Afraid» 1987 «Just Making Memories» 1988 «The Big One» 1988 «Now You’re Gone» 1991 «Feel Like Change» 1991 «Here It Comes Again» 1991 «This Is Life» 1991 «Fly Up to the Moon» 1993 «Wishing You Were Here» 1993 «Swingtime»

Год Наименование Ссылка на YouTube 1993 «Don’t Take The Silence Too Hard» «Water On Stone» 2010 «Stormy Waters» / «The Pit» (Part 1 of 8) 2010 «California» / «The Machine» (Part 2 of 8) 2010 «Tonight We Cross The River» / «The River» (Part 3 of 8) 2010 «Walk On Frozen Water» / «The Trial» (Part 4 of 8) 2010 «I Hate You (Don’t Leave)» / «The Underworld» (Part 5 of 8) 2010 «What Makes A Fool» / «The Awakening» (Part 6 of 8) 2010 «Tomorrow is Another Night» / «The Journey Back» (Part 7 of 8) 2010 «Grievous Angel» / «Loss» (Part 8 of 8) 2015 «Ashes of Angels» 2015 «Womanly Panther» 2015 «When It’s Over»

Саундтреки

• 1988 — «Полиция Майами. Отдел нравов». Сезон 4. Эпизод «Кровь и розы» — песня «Sweetest Smile (Remix)»
• 2004 — «Близкие друзья». Сезон 4. Эпизод «Дорога к свободе» — песня «Wonderful Life»
• 2006 — «Попасть в десятку» — песня «Wonderful Life»
• 2010 — «Broken» — инструментальные композиции
• 2010 — «Молокососы». Сезон 4. Эпизод «Эмили» — песня «Wonderful Life»
• 2011 — «The Pier» — песня «Where The River Bends»
• 2012 — «Stars 80» — песня «Wonderful Life»

Сочинения

• Vearncombe, C. [books.google.ru/books?id=KCjfjgEACAAJ&dq=I+am+not+the+same+person&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiBruGzju_KAhVFIpoKHRqgCmcQ6AEIHzAA I Am Not the Same Person]. — Blip Books, 2012. — 60 с. — ISBN 9780956738790.
• Vearncombe, C. [books.google.ru/books?id=CiUkrgEACAAJ&dq=Walk+the+dotted+line&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjyn5fMkO_KAhXGE5oKHcofCK4Q6AEIHDAA Walk the Dotted Line]. — Blip Books, 2014. — 56 с. — ISBN 9780993030536.

Кавер-версии «Wonderful Life»

Песня является одним из рекордсменов по количеству созданных кавер-версий, в числе наиболее интересных из них — следующие.

Год	Исполнитель	Страна	Релиз	Перевод текста песни на национальный язык
1990	Arnold Fritzsch	ГДР ГДР	Одноименный сингл	—
1993	«Arhangel»	Македония Македония	Альбом «Arhangel 2»	Переведена под названием «Cudesen Svet»
1995	«Hyperchild»	Германия Германия	Одноименный сингл	—
1996	Rob de Nijs	Нидерланды Нидерланды	Альбом «De Band, De Zanger En Het Meisje»	Переведена под названием «Een gelukkig mens»
1998	Cristiano Malgioglio	Италия Италия	Одноименный сингл	Переведена под названием «Con L’Amore Addosso»
1999	Mathilde Santing	Дания Дания	Альбом «To Others To One», одноименный сингл	—
2001	Giuliano Palma & «The Bluebeaters»	Италия Италия	Одноименный сингл	—
2001	«KBO!»	Сербия Сербия	Альбом «(Ne) Menjajte Stanicu»	—
2002	«Ace of Base»	Швеция Швеция	Альбом «Da Capo»	—
2004	Lara Fabian	Франция Франция	Альбом «A Wonderful Life»	—
2004	«Secrecy»	Португалия Португалия	Одноименный сингл	—
2005	Tina Cousins	Великобритания Великобритания	Альбом «Mastermind»	—
2005	«Čejka band»	Чехия Чехия	Одноименный сингл	Переведена под названием «Báječnej život»
2006	«lshtar Alabina»	Израиль Израиль	Одноименный сингл	—
2007	Zucchero	Италия Италия	Альбом «All the Best»	—
2007	«Carrion»	Польша Польша	Альбом «Carrion»	—
2007	Thabo Mdluli	ЮАР ЮАР	Одноименный сингл	—
2008	Julio Iglesias, Jr.	Испания Испания	Альбом «Por La Mitad»	Переведена под названием «Una Vida Sencilla Sin Más»
2008	«Без билета»	Белоруссия Белоруссия	Альбом «Настоящая любовь»	Переведена под названием «Странная жизнь»
2008	Rosa Lopez	Испания Испания	Альбом «Promesas»	Переведена под названием «Bella Vida»
2009	«Heaven Rain»	Босния и Герцеговина Босния и Герцеговина	Одноименный сингл	—
2010	Kharuso	Ямайка Ямайка	Одноименный сингл	—
2011	Kim Wilde	Великобритания Великобритания	Альбом «Snapshots»	—
2011	«Smith & Burrows»	Великобритания Великобритания	Одноименный сингл	—
2015	Kate Ryan	Бельгия Бельгия	Альбом «Runaway (Smalltown Boy)»	—
2015	Katie Melua	Великобритания Великобритания	Альбом «BBC Radio 2’s Sounds Of The 80s», одноименный сингл	—

Cэмпл песни использовалcя также группой «Scooter» при записи сингла «The Sound Above My Hair».

Мелодии отдельных кавер-версий также, как и оригинальная мелодия, использовались в рекламе. В частности, версия Матильды Сэнтинг (Mathilde Santing) — в роликах нидерландской страховой компании «Interpolis», версия Тины Казинс (Tina Cousins) — в социальной рекламе, посвященной торговле людьми.

Ссылки

• [www.colinvearncombe.com/ Официальный сайт Колина Вирнкоумба]
• [www.discogs.com/artist/149245-Black-2 Дискография «Black»]
• Black (группа) (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Black (группа)

– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.