Вирусы мозга

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вирусы мозга
Viruses of the Mind

Р. Докинз. Октябрь 2006 г.
Жанр:

статья

Автор:

Ричард Докинз

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

1993

Дата первой публикации:

1993

«Вирусы мозга» (англ. «Viruses of the Mind») — статья Ричарда Докинза, написанная в 1993 году и опирающаяся на теорию мемов и на сходство последних с биологическими и компьютерными вирусами. Особое внимание обращено на различные религиозные организации, на их убеждения и деятельность[1]. Статья включена в книги «Dennett and His Critics: Demystifying Mind» и «A Devil’s Chaplain».

В статье «Вирусы мозга» вводится понятие «страдающего верой» для описания фанатично-верующего человека. В одном из фильмов Ричарда Докинза — «Корень всех зол?» — озвучиваются идеи, схожие статье «Вирусы мозга», а название второй части этого фильма — «Вирус веры», является прямой отсылкой к данной работе.





Оглавление

  • Питательная среда для репликанта
  • Компьютерные вирусы: модель информационной эпидемиологии
  • Инфицированный мозг
  • Наука — это вирус?
  • Эпилог

Содержание

В статье Докинз определяет «симптомы» заражения «вирусом религии», приводя примеры для некоторых религий и описывая симптоматику «пациента». Автор пытается определить связи между элементами религии и её ценностью для выживания конкретного индивидуума, применяя концепцию гандикапа, разработанную Амоцом Захави (англ.). Докинз описывает религиозные верования как «паразитов разума» и как "Они превратятся в совокупности, в достаточно стабильные, чтобы получить общее название, например «католицизм» или «вудуизм»[2].

Докинз полагает, что убеждения «страдающего верой» содержат в себе следующие элементы:

Глубокая внутренняя убежденность, что то или иное является верным, или правильным, или хорошим; эта убежденность не кажется плодом наблюдений или логики;

«Пациенты» полагают, что хорошо, когда вера тверда и непоколебима, несмотря на то что она не основана на очевидных фактах;

«Пациент» не хочет раскрывать тайну; он жаждет наслаждаться ей, даже приходить в экстаз от её неразрешимости;

Нетерпимость к носителям иной веры, в наиболее тяжелых случаях вплоть до убийства или оправдания убийства;

Если вы веруете, то в подавляющем большинстве случаев вы исповедуете веру своих родителей и бабушек с дедушками. Если «пациент» представляет собой редкое исключение и исповедует иную религию, нежели его родители, объяснение всё равно находится в рамках эпидемиологии.

Ощущения пациента во время религиозных опытов могут поразительно напоминать те, которые чаще ассоциируются с сексуальным чувством.

Докинз подчеркивает своё утверждение о том, что религиозные убеждения не становятся популярнее от публикации логического доказательства оных, но как правило убедительнее всего для «пациента» будут звучать слова родителей или харизматичных личностей или кумиров. Отношение Докинза описывает он сам: «случайность, но не доказательства». Докинз отделяет данный процесс от процесса распространения научных идей, потому что научные идеи тоже подвержены своего рода естественному отбору, и это иногда придает им поверхностное сходство с вирусами. Но силы отбора, которые шлифуют научные идеи, не действуют случайно: это выверенные, отточенные правила, и они благоприятствуют всем положительным качествам, изложенным в руководстве по стандартной методологии: проверяемости, фактической поддержке, точности, количественности, содержательности, воспроизводимости, универсальности, прогрессивности и так далее. Вера распространяется и при полном отсутствии любого из этих качеств.

Критика

Идея о том, что понятия «Бог» и «вера» являются вирусами разума, вызвала несколько враждебную критику, в том числе и Джона Боукера (англ.)[3] утверждающего, что оценка Докинзом религии и её идеи далека от реального положения вещей, и даже если понятие «Бог» явилось бы просто мемом, то это не привело бы нас к вышеописанной ситуации.

Алистер Макграт — христианский теолог — также критически прокомментировал работу Докинза, указав, что «мемам не место в серьезной научной работе»[4], и что существуют убедительные доказательства того, что такие идеи не распространяются случайным образом, а являются последствиями преднамеренных действий[5], и что идеи такой «эволюции» больше похожи на идеи ламаркизма нежели дарвинизма[6], и что нет никаких доказательств (в том числе и в статье), что эпидемиологическая модель хорошо объясняет распространение религиозных идей[7].

См. также

Напишите отзыв о статье "Вирусы мозга"

Примечания

  1. [gtmarket.ru/laboratory/expertize/2007/1857 Ричард Докинз Вирусы мозга // Экспертно-аналитический портал Гуманитарные технологии и развитие человека. 25.04.200]
  2. Ричард Докинз. Глава 3. Инфицированный мозг // Вирус мозга = Viruses of the Mind.
  3. Работа написана в сотрудничестве с психиатром Quinton Deeley и опубликована под названием Is God a Virus?. Цитата приведена со стр. 73.
  4. Dawkins’s God: Genes, Memes and the Meaning of Life p. 125 quoting Simon Conway Morris is support
  5. Dawkins’s God p. 126
  6. Dawkins’s God p. 127
  7. Dawkins’s God (pp. 137—138)

Ссылки

  • [cscs.umich.edu/~crshalizi/Dawkins/viruses-of-the-mind.html Viruses of the Mind оригинальная статья] [skeptically.org/againstreligion/id7.html Alt URL]

Отрывок, характеризующий Вирусы мозга

Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!