Виссарион (Зорин)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Виссарион и фамилией Зорин.

Виссарион (в миру Василий Павлович Зорин или Зорнин; 24 марта 1878, село Голубцовка, Саранский уезд, Пензенская губерния — 25 ноября 1937, Бутовский полигон, Московская область) — один из лидеров Григорианского раскола, председатель Временного высшего церковного совета (ВВЦС), до ухода в раскол — епископ Ульяновский.

Биография

Родился 24 марта 1878 года в семье священника села Голубцовка Саранского уезда Пензенской губернии (ныне Ромодановский район, Мордовия).

Окончил Нижегородскую духовную семинарию. В 1898 году поступил на правах волонтёра в Казанскую Духовную Академию.

В 1899 году под влиянием ректора академии Антония (Храповицкого) пострижен в монашество. В том же году посвящён во иеродиакона. В 1901 году на последнем курсе Академии посвящён в сан иеромонаха.

В 1902 году окончил Казанскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия и правом преподаванием в семинарии.

17 августа 1902 года назначен на должность преподавателя догматического, нравственного и основного богословия в Калужскую духовную семинарию.

20 ноября 1902 года переведен в Александровскую миссионерскую семинарию в Ардоне.

В январе 1903 года назначение было отменено и иеромонаха Виссариона перевели преподавателем гомилетики в Волынскую духовную семинарию. В том же году становится соборным иеромонахом Почаевской лавры.

В декабре 1903 года назначен инспектором семинарии, а в 1905 году назначен ректором с возведением в сан архимандрита.

Активно печатался в Волынских епархиальных ведомостях (в 1905 печатался также под псевдонимом С. А. Г.), ряд его публикаций вышел отдельными оттисками. Покровительствовал открытому в 1907 году в Волынской духовной семинарии «Патриотическому кружку».

27 ноября 1909 года назначен ректором Самарской духовной семинарии.

11 марта 1914 года переведён ректором в Пермскую духовную семинарию.

6 октября 1914 года назначен настоятелем Батуринского Николаевского монастыря Черниговской епархии.

В июле 1916 года освобождён от должности и направлен в распоряжение архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого).

С 1917 года служил в Туркестанской епархии: преподавал Закон Божий в Андижанской гимназии, являлся секретарём епархиального совета, настоятелем собора в Аулие-Ате.

В 1922 году обновленцы отправили архиепископа Ташкентского Иннокентия (Пустынского) в заштат, а на его место, должен был приехать архиерей-обновленец. Не дожидаясь приезда раскольника, на чрезвычайном заседании епархиального совета они избирают архимандрита Виссариона епископом Верненским и Семиреченским, викарием Туркестанской епархии. 24 ноября архиепископ Иннокентий в сослужении с епископом Сергием (Лавровым) совершает наречение архимандрита Виссариона во епископа Ташкентского. Но на следующий день архимандрита Виссариона арестовывают, сам же архиепископ Иннокентий ночью тайно бежал в Москву.

26 сентября 1923 года определён быть епископом Вольским, викарием Саратовской епархии и вскоре был хиротонисан.

4 марта 1924 года получил назначение на Омскую и Павлодарскую епархию, по-видимому, к месту назначения не по-видимому не поехал.

К июлю того же года Патриарх Тихон назначил его епископом Ульяновским.

С прибытием нового епископа в епархию его подчинение стали переходить приходы обновленческого архиепископа Иоанна (Никольского). Обновленческая епархия рассыпалась на глазах, никто уже не считался с её епархиальным управлением. Это очень раздражало архиепископа Иоанна, и тогда вновь посыпались доносы в ГПУ на священников, перешедших в патриаршую Церковь, начались повсеместные столкновения сторонников обновленцев и «тихоновцев».

Ввиду напряжённой обстановки и отсутствия регистрации епископ Виссарион покинул епархию и уехал к себе на родину в Нижегородскую губернию. Управление епархией преосвященный передал в руки благочинных.

В декабре 1925 года, во время удаления митрополита Петра (Полянского) вошёл в состав ВВЦ Совета во главе с Григорием (Яцковским), вместе в другими, 26 января 1926 года был запрещён митрополитом Сергием (Старогородским) в священнослужении. Запрещению не подчинился.

В конце июня 1926 года Епископы Виссарион и Тихон (Русинов) принесли покаяние перед митрополитом Сергием, а зимой опять отпали в григорианство.

После возвращения в григорианство еп. Виссарион развил энергичную деятельность вместе с григорианским епископом Можайским Борисом (Рукиным). Прежде всего он позаботился об укреплении своего положения в Ульяновске, где оставшиеся верными митрополиту Сергию не хотели признавать его епископом.

23 марта 1927 года на съезде в городе Корсуни Ульяновской епархии епископ Виссарион убедил большинство съезда в каноничности ВВЦС. Базируясь на том, что в 1923 году он был благословлён в Ульяновск патриархом Тихоном, он, несмотря на сопротивление православной части съезда, добился, чтобы его избрали архиепископом Ульяновским.

Митрополит Мануил (Лемешевский) так характеризует его в тот период:

Еп. Виссарион любил пышные, торжественные богослужения и такие же пышные разъезды по епархии. Эти разъезды иногда были обременительны для народа и вызывали недовольство против архиерея. Но находилось много и таких, кого прельщала эта внешняя торжественность. К тому же еп. Виссарион обладал привлекательной внешностью и умел разговаривать с людьми. Ему удалось сколотить в Ульяновской епархии крепкий костяк из убеждённых григорианцев. Даже в соседнем епархиальном городе — Самаре (Куйбышеве) ему подчинялись две церкви. В Ульяновской же епархии у него имелись два викариатства, управлявшиеся епископами григорианского постановления.

По поручению архиепископа Григория (Яцковского) епископ Виссарион не раз ездил по городам Сибири, когда григорианству там грозила опасность.

Осенью 1927 года был на епархиальном съезде в Барнауле, где резко выступал против митрополта Сергия, называя его тайным обновленцем в вынужденной тихоновской маске, которую он в своё время сбросит.

После отхода от дел архиепископа Григория становится председателем ВВЦС. Всячески старался укрепить своё положение и поддержать падающий авторитет григорианства.

Жил в Донском монастыре, в покоях Патриарха Тихона. Добился своего возведения в сан митрополита Воронежского. Через некоторое время возвел в тот же сан епископа Бориса (Рукина) и архиепископа Иоанникия (Соколовского), а в 1928 году в архиепископа Томского Дмитрия (Беликова).

Чувствуя, как раньше архиепископ Григорий, недостаток в ВВЦС видных иерархов, новый председатель обратился к давно уже известному своими колебаниями архиепископу Дмитрию с предложением занять место в ВВЦС, и получил согласие. Впрочем, видимых результатов это не дало. Григорианство неуклонно клонилось к упадку.

В 1933 году митрополит Виссарион был удалён от дел ВВЦС и управления епархией.

Арестован 20 сентября 1937 года. Приговорён тройкой при УНКВД по Московской области 23 ноября 1937 года по обвинению в «антисоветской деятельности» и «активной контрреволюционной пропаганде».

Расстрелян 25 ноября 1937 года на Бутовском полигоне. Реабилитирован в декабре 1989 года.

Публикации

• Об истинных целях жизни. Почаев, 1906;
• Пастырство и наличная действительность. Почаев, 1904;
• Проект реформы духовной школы. Почаев, 1906;
• Процесс религиозного познания. Почаев, 1907;
• Современная русская изящная литература в ее отношении к учению о нравственной деятельности. Почаев, 1905;
• Вл. С. Соловьёв как защитник папства по соч. «Россия и Вселенская церковь». Почаев, 1905;
• Очерк филос. воззрений В. С. Соловьёва. Почаев, 1906;
• Христианский взгляд на театр. Почаев, 1905;
• Язычество как выражение утилитарных и чувственных стремлений человеческой природы. Почаев, 1905;
• Думы после войны. Почаев, 1905;
• «Слово на Новый год» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 2, неоф. с. 35.
• «Вступительная речь, сказанная воспитанникам Самарской духовной семинарии на молебне перед началом учебных занятий 11 января 1910 года» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 3, неоф. с. 85.
• «Мысль по поводу 49-й годовщины обнародования Высочайшего манифеста об освобождении крестьян от крепостной зависимости» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 5, неоф. с. 219.
• Богопознание по учению Священного Писания. А. Ветхий Завет. // «Самарские Епархиальные Ведомости», № 6, неоф. с. 275.
• Богопознание по учению Священного Писания. В. Новый Завет. // «Самарские Епархиальные Ведомости», № 7, неоф. с. 349; 1910, № 9, неоф. с. 505; 1910, № 16, неоф. с. 1031; «Изв. Кав. еп.» 1903, № 3, с. 19.
• «Слово в неделю Православия, сказанное а Самарской кафедральном соборе» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 7, неоф. с. 343.
• «Слово в Великий Пяток» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 8, неоф. с. 433.
• «Слово в день Вознесения Господня» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 11, неоф. с. 653.
• «Речь к окончившим курс семинарии» // «Самарские Епархиальные Ведомости» 1910, № 12, неоф. с. 719.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/158778.html ВИССАРИОН (Зорнин)] в Православной энциклопедии
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2286 Виссарион (Зорнин / Зорин)]
• [rusk.ru/st.php?idar=156193 Архиерейское служение в Симбирской (Ульяновской) епархии в 1832—1989 годах Часть 6]

Отрывок, характеризующий Виссарион (Зорин)

Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.