Висячий сад

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вися́чий сад — архитектурное сооружение, небольшой сад, расположенный на крыше, галерее, специальных каменных опорах. Имеет насыпной почвенный слой для произрастания трав, цветов, декоративных кустарников, деревьев. Вместо сплошного почвенного слоя используются также особые переносные ёмкости для растительного грунта, небольшие бассейны для водных растений[1]. Термин употребляется преимущественно в отношении исторических сооружений, созданных по мотивам Висячих садов Семирамиды. Древнерусский синоним термина — Верховой сад.





История

Родиной висячих садов, которые устраивали на специальных террасах и ступенчатых конструкциях, считают Ассирию и Вавилон. Самыми знаменитыми стали висячие сады Семирамиды — одно из семи чудес света. Это грандиозное сооружение возвёл вавилонский царь Навуходоносор II, который страстно любил свою жену и надеялся подарком развеять её тоску по далекой и прекрасной стране отцов. Озеленением крыш, традиционно плоских и расположенных близко друг к другу, занимались и в странах Ближнего Востока.

Античные времена

Культура Востока нашла своё отражение в античном мире: в Древней Греции возник обычай украшать плоские крыши растениями в горшках, и он перекочевал затем в Древний Рим. При раскопках Помпеи и Геркуланума были обнаружены остатки сада на плоской крыше аркады, окружавшей с трёх сторон Виллу Мистерий. На террасах мавзолея Августа размещались земляные насыпи, на которых росли кипарисы. Последняя терраса находилась на высоте 44 метра от земли, и вся композиция напоминала зиккураты с их пирамидальным силуэтом. В V веке византийские императоры создавали прекрасные сады на террасах верхних этажей своих дворцов и замков.

Непосредственно над праздничным залом королевского дворца Людовика II находился зимний сад, в котором даже имелся пруд, где плавали лебеди и росли белые лилии.

Эпоха Возрождения

Известны сады на крышах виллы Медичи во Флоренции (1400 год), дворца в Мантуе. Император Фридрих III в 1487 году построил в Нюрнберге в южной части замка висячий сад с цветниками, виноградниками, фруктовыми деревьями. Получил известность и сад на крыше замка Карлсберг в Швеции. Позднее, в Германии был создан двухуровневый сад на крыше дворца архиепископа Иоганна-Филиппа в Пассау. Окаймлённый с трёх сторон стенами, сад был открыт к югу, откуда раскрывался прекрасный вид на окрестности. В саду преобладали цветники, а деревья и кусты были высажены в кадки.

В саду на крыше испанского короля Карла V росли апельсины, лимоны, различные лечебные травы, а в аквариумах жили форели. Его сын Филипп II продолжил традиции отца и построил в Эскориале крышу-сад, похожую на висячие сады Вавилона.

Своеобразным подражанием висячим садам Семирамиды стали построенные в XVI—XVII веках на скалах острова Изола-Белла террасы великолепного висячего сада, отражающиеся в водах окружённого горами озера Лаго-Маджоре на севере Италии. Под террасами размещается целая галерея подземных гротов, где можно укрыться в летний зной, а сам сад, в котором собраны растения чуть ли не со всего света, служит образцом садово-паркового искусства Позднего Возрождения. Площадь сада 3,2 га. Он расположен на десяти террасах. Пять нижних террас — на холме, а пять верхних — искусственные[2].

Новые технологии XIX века

Настоящей сенсацией стал сад, построенный в 1867 году Карлом Рабитцем и описанный им в брошюре «Цементные крыши, или Новые висячие сады, стойкие, превосходные, долговечные и более дешёвые, чем всякий другой вид покрытия». Многие крыши доходных домов Петербурга и Москвы украшались садами: доходный дом Н. Н. Зайцевой на Фурштатской улице (1876 год), Чайный дом на Мясницкой (1893 год), особняк Морозова на Воздвиженке(1898 год), Здание Клуба Московского купеческого собрания, ныне — театр Ленком (1908 год), доходный дом на Кузнецком мосту, ресторан Д. Розанова на Дорогомиловской улице, кафе на Долгоруковской улице, знаменитым стал и десятиэтажный дом Э. К. Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке, 10 (1912 год).

В XX веке идеи озеленения эксплуатируемых кровель получают развитие у таких архитекторов, как Ле Корбюзье (жилые единицы в Марселе, административный комплекс в Чандигархе), Райта, Гропиуса и др. В 1930-е годы в Лондоне на высоте 30 метров сооружён сад Derry and Toms garden, а в 1956 году основателем Международной Федерации ландшафтных архитекторов сэром Джеффри Аланом Джеллико создаётся уникальный сад в Гилфорде.

Современные технологии озеленения крыш позволили создать многочисленные вариации на тему висячих садов, а также сохранить уникальные сооружения прошлых веков.

Сохранившиеся сады

По состоянию на сегодняшний день в мире содержатся пять исторических висячих садов:

Висячие сады в России

Первые сведения об устройстве цветников и садов на крышах в России относятся к XVII веку. Так митрополитом Ионой висячий сад был устроен в кремле Ростова Великого. Находился он между корпусами дворца на большом пространстве, поддерживаемом сводами на уровне второго этажа. В некоторых городских усадьбах, чтобы максимально приблизить сад к жилью, его устраивали на уровне второго этажа. Основанием служили массивные опоры и перекрытия, которые для водонепроницаемости устилались свинцовыми плитами. За красоту и оригинальность такие сады называли красными. Красные сады устраивались в боярских усадьбах и в усадьбах высшего духовенства — патриарха, епископов и т. д. История сохранила сведения о садах Афанасия Ордин-Нащокина и Василия Голицына в Москве.

Известен висячий садик, созданный по приказу Петра I в Риге в 1717 году. Он занимал ограниченное пространство и находился на открытой террасе над Даугавой на уровне второго этажа, поддерживаемый массивными опорами. В нём росли пионы, белые и жёлтые нарциссы, тюльпаны, мелисса, шалфей и другие растения.

Московские Верхний и Нижний Сад

В Кремле «верховые сады» были устроены на крышах и террасах дворца, при жилых комнатах и были невелики по площади. Кроме них в 1628 году были построены два больших Набережных сада («Верхний» и «Нижний»). Верхний, построенный садовником Назаром Ивановым, располагался на сводах Запасного двора, спускавшихся к подножию Кремлёвского холма, и примыкал к внутренним покоям дворца. Сад был обнесён каменной оградой с частыми окнами, которые составляли собственно стены здания, где и помещался сад площадью 2 600 кв. м. (62 сажени в длину и 8 саженей в ширину). В саду имелся искусственный водоём глубиной 2 аршина, куда подавалась вода при помощи специального механизма, находившегося в существующей и поныне Водовзводной башне. Водоём украшали «водяные взводы» (фонтаны) и две резные беседки. Для устройства висячих садов на каменные своды укладывали свинцовые бруски и запаивали их, а сверху насыпали грунт на «аршин с четвертью». При строительстве только Верхнего сада потребовалось более 10 тонн свинца. Нижний сад располагался на склоне Кремлёвского холма у Тайницких ворот и имел площадь 1 500 кв. м. Простоял сад со своими высокими деревьями, цветниками и прудами без малого 150 лет — до возведения на этом месте существующего сейчас Кремлёвского дворца[3].

Два сада (тоже «верхний» и «нижний») были устроены в Кремле и при дворе патриарха Иоакима. Патриаршие палаты, занимавшие второй этаж, были по площади меньше подклетов, и поэтому на них оставалось место для сада. Верхний сад был расположен на крыше Казённой палаты. Вместо дорогих свинцовых плит был устроен деревянный настил с бревенчатыми желобами для спуска воды. Сад был украшен так называемым «перспективным письмом» — живописью, создававшей иллюзию увеличения глубины пространства. Исполнены эти живописные работы были Петром Энгелесом.

Санкт-Петербург

Царское Село

Архитектор Савва Чевакинский устроил висячий сад на галереях Большого Царскосельского дворца. Однако проект был посчитан неудачно, а многочисленные ошибки исполнения добили его. Чевакинский был отстранён от каких-либо работ по этому дворцу, сад же был уничтожен. Ф. Б. Растрелли достроил дворец, однако галереи были подняты до высоты основного здания, от устройства же висячих садов он при этом отказался.

Проект дошедшего до нас царскосельского висячего сада принадлежит Чарлзу Камерону.

См. также

Напишите отзыв о статье "Висячий сад"

Примечания

  1. ↑ [www.vash-cont.com.ua/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=8 Глоссарий на сайте студии ландшафтного дизайна]
  2. ↑ Н. П. Титова. Сады на крышах. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Гранд, 2002. — С. 112. — ISBN 5-94846-049-5.
  3. ↑ [tyr-zo.narod.ru/kol_ru/kr_kop/zel_gorod/sad_krem/sad_krem.htm Татьяна Радионова, журнал «Маленький садовник» № 1, 2006]

Отрывок, характеризующий Висячий сад

– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Висячий_сад&oldid=78827987»