Муха, Виталий Петрович

Виталий Петрович Муха<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
первый секретарь Новосибирского обкома КПСС
30 октября 1989 года — 12 августа 1990 года
Предшественник:	Владимир Васильевич Казарезов
Преемник:	Владимир Никифорович Полещук
глава администрации Новосибирской области
27 ноября 1991 года — 5 октября 1993 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Иван Иванович Индинок
губернатор Новосибирской области
30 декабря 1995 года — январь 2000 года
Предшественник:	Иван Иванович Индинок
Преемник:	Виктор Александрович Толоконский
Рождение:	17 мая 1936(1936-05-17) Харьков, Украинская ССР
Смерть:	22 мая 2005(2005-05-22) (69 лет) пос. Кудряшовский, Новосибирская область
Награды:

Вита́лий Петро́вич Му́ха (17 мая 1936 года — 22 мая 2005 года) — советский и российский политический деятель, первый секретарь Новосибирского обкома КПСС с 1988 по 1990 год, губернатор Новосибирской области с 1991 по 1993 год и с 1995 по 1999 год.

Биография

Родился 17 мая 1936 года в Харькове (Украинская ССР) в семье рабочих. По национальности украинец.

Образование и трудовая деятельность

Окончил Харьковский авиационный институт в 1960 году, доцент. С 1960 по 1966 год был мастером, начальником цеха Новосибирского авиационного завода им. В. П. Чкалова, с 1966 года — начальник отдела, главный инженер, с 1973 года — директор Новосибирского завода электротермического оборудования ПО «Сибэлектротерм».

С 1975 по 1982 год — генеральный директор ПО «Сибэлектротерм», в 1982—1988 годах — генеральный директор ПО «Сибсельмаш».

Политическая деятельность

С декабря 1988 года — второй секретарь Новосибирского обкома КПСС. Предложивший ему этот пост В. Казарезов не ожидал, что Муха согласится уйти с должности гендиректора, где получал зарплату 1200 рублей, на должность второго секретаря с окладом 520 рублей, но Муха дал согласие. При его назначении возникли проблемы, так как он развёлся с первой женой, а отношения со второй ещё не оформил. Казарезов, высоко оценивавший Муху как организатора производства, добился его утверждения, обратившись к секретарю ЦК КПСС Г. Разумовскому.

С октября 1989-го — первый секретарь Новосибирского обкома КПСС. С апреля 1990 года, после избрания на руководящие должности в областной Совет, совмещал должности председателя областного Совета народных депутатов, председателя исполкома облсовета и первого секретаря обкома партии до августа 1990 года. В августе 1990 года XXIV областная конференция КПСС на основании принятого решения о нецелесообразности совмещения должностей советских и партийных руководителей освободила Муху от обязанностей первого секретаря обкома КПСС. На эту должность был назначен второй секретарь обкома В. Н. Полещук.

С 1990 по 1993 год — народный депутат РФ. 27 ноября 1991 года указом Президента РФ был назначен главой администрации Новосибирской области. После разгона Верховного Совета в октябре 1993 года был снят с должности губернатора. В 1993 году — председатель Совета директоров компании «ТрансСибАвиа», председатель Совета директоров и вице-президент банка «Левобережный» в Новосибирске.

24 декабря 1995 года во втором туре выборов был избран главой администрации Новосибирской области. С января 1996 года по должности входил в Совет Федерации РФ, являлся членом Комитета по вопросам экономической политики. 19 декабря 1999 года занял третье место в первом туре очередных выборов главы администрации Новосибирской области (18 % голосов) и выбыл из дальнейшей борьбы.

Был делегатом XIX партийной конференции (1988) и XXVIII съезда КПСС, членом ЦК КПСС (1990—1991). В 1992—1993 годах и с 1996 года был председателем Совета Межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение».

Смерть

Умер 22 мая 2005 года в посёлке Кудряшовский от сердечного приступа. Похоронен 24 мая на Заельцовском кладбище Новосибирска.

Награды и звания

• Действительный член Жилищно-коммунальной академии РФ
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден почёта

Ссылки

• [persona.rin.ru/view/f/0/16445/muha--vitalij-petrovich Муха Виталий Петрович, фото, биография]
• [www.itam.nsc.ru/about/images/big/f91_48.jpg Поздравление ИТПМ СО РАН с 40-летним юбилеем от губернатора НСО В. П. Мухи]
• [genosse.su/novosti/859-intervyu-gubernatora-novosibirskoy-oblasti-vitaliya-muhi-ob-etnicheskih-nemcah-sng-1996-god.html Интервью губернатора Новосибирской области Виталия Мухи об этнических немцах СНГ (1996 год)]

Отрывок, характеризующий Муха, Виталий Петрович

Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!