Чуркин, Виталий Иванович

Виталий Иванович Чуркин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Постоянный представитель Российской Федерации при Организации Объединённых Наций и в Совете Безопасности ООН
с 8 апреля 2006 года
Президент:	Владимир Путин Дмитрий Медведев Владимир Путин
Предшественник:	Андрей Денисов
Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Канаде
26 августа 1998 года — 5 июня 2003 года
Президент:	Борис Ельцин Владимир Путин
Предшественник:	Александр Белоногов
Преемник:	Георгий Мамедов
Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Бельгии
3 октября 1994 года — 25 февраля 1998 года
Президент:	Борис Ельцин
Предшественник:	Николай Афанасьевский
Преемник:	Сергей Кисляк
Заместитель министра иностранных дел Российской Федерации
4 июня 1992 года — 11 ноября 1994 года
Президент:	Борис Ельцин
Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Республике Чили
27 марта — 7 июля 1992 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Василий Громов
Рождение:	21 февраля 1952(1952-02-21) (72 года) Москва, СССР
Отец:	Иван Васильевич Чуркин
Мать:	Мария Петровна Чуркина
Образование:	МГИМО
Учёная степень:	кандидат исторических наук
Профессия:	дипломат
Деятельность:	дипломат
Награды:

Вита́лий Ива́нович Чу́ркин (род. 21 февраля 1952, Москва) — советский и российский дипломат. Постоянный представитель Российской Федерации при Организации Объединённых Наций и в Совете Безопасности ООН с 8 апреля 2006 года. Чрезвычайный и полномочный посол.

Юношеские годы

Родился 21 февраля 1952 года в Москве. Был единственным ребёнком в семье авиационного инженера-конструктора Ивана Васильевича Чуркина и домохозяйки Марии Петровны (оба родом из Владимирской области). Окончил 56-ю московскую специализированную школу с углублённым изучением английского языка на улице Демьяна Бедного (эту же школу окончили журналисты Николай Сванидзе и Татьяна Миткова). С младшего школьного возраста индивидуально занимался английским языком с репетитором Л. А. Рыскиной, эмигранткой из США, носительницей языка. По успеваемости занимал лидирующие позиции среди одноклассников. Был секретарём комсомольской организации школы. Золотой медали лишился в результате разыгравшейся в школе закулисной интриги.

В 13-летнем возрасте снялся в первом фильме дилогии о Ленине «Сердце матери» у режиссёра Марка Донского, ещё раньше — в кинофильмах «Синяя тетрадь» (1963) и «Ноль три» (1964).

Увлекался конькобежным спортом, занимался на Стадионе им. Юных пионеров, побеждал на городских соревнованиях. В 1969 году с первой попытки поступил на факультет международных отношений МГИМО МИД СССР. Учился вместе с Андреем Козыревым и Андреем Денисовым.

Дипломатическая карьера

В 1974 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Кандидат исторических наук. Владеет английским, монгольским и французским языками.

На дипломатической работе с 1974 года.

1974—1979 годы — работал в отделе переводов МИД СССР, был переводчиком на переговорах по ОСВ-2 в Женеве.

1979—1982 годы — третий секретарь отдела США МИД СССР.

1982—1987 годы — второй и первый секретарь посольства СССР в США.

1987—1989 годы — референт Международного отдела ЦК КПСС.

1989—1990 годы — пресс-секретарь министра иностранных дел СССР.

1990—1991 годы — начальник Управления информации МИД СССР.

В 1991 году являлся членом коллегии МИД СССР.

1991—1992 годы — начальник Управления информации Министерства внешних сношений СССР и МИД России.

1992—1994 годы — заместитель министра иностранных дел Российской Федерации.

В 1992 году, будучи заместителем министра иностранных дел Российской Федерации, впервые в истории российской и советской дипломатии начал проводить регулярные открытые брифинги для иностранных журналистов. В ходе этих брифингов Чуркин на хорошем английском языке отвечал на вопросы западных корреспондентов, на которые прежде МИД реагировал только в эпистолярном жанре — официальными письмами и пресс-релизами. Такой же непосредственной манеры коммуникации придерживался впоследствии и в ООН.

1994—1998 годы — чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Королевстве Бельгия и постоянный представитель при НАТО.

1998—2003 годы — чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Канаде.

С июня 2003 по апрель 2006 года — посол по особым поручениям МИД России. В это время фактически находился в кадровом резерве МИД РФ, являлся председателем комитета старших должностных лиц международной межправительственной организации Арктического совета и занимался проблемами охраны окружающей среды и обеспечения устойчивого развития приполярных районов.

С 8 апреля 2006 года — постоянный представитель Российской Федерации при Организации Объединённых Наций и представитель Российской Федерации в Совете Безопасности ООН.

В период работы в ООН в вопросах комментирования внешней политики России пользуется почти такой же свободой, как и министр иностранных дел РФ, регулярно выступает в российских и зарубежных средствах массовой информации с многочисленными интервью, разъясняющими и детализирующими позицию РФ по тем или иным международным проблемам, часто в качестве ньюсмейкера.

Отстаивал позицию Российской Федерации на заседаниях Совета Безопасности ООН в августе 2008 года в период военного обострения российско-грузинского конфликта, войдя в жёсткий клинч с представителями западных держав.

В период своей деятельности в СБ ООН неоднократно использовал право вето. В частности, 4 февраля и 19 июля 2012 года наложил вето на проекты резолюции СБ ООН по Сирии, 15 марта 2014 года — на проект резолюции по Украине, 29 июля 2015 года — на проект резолюции о создании международного трибунала по катастрофе рейса MH17.

Семья

Женат, есть сын и дочь. Дочь Анастасия Чуркина работает на российском государственном телеканале Russia Today, отец гордится её профессионализмом.

Жена — педагог, преподаватель французского языка.

Факты

• Существует версия о том, что 1 сентября 1983 года, наутро после того, как советский истребитель сбил над Охотским морем в районе Сахалина южнокорейский «Боинг» с сотнями пассажиров на борту, Чуркин оказался единственным дипломатом Посольства СССР в США, кто в Вашингтоне вышел к прессе отвечать на вопросы и обсуждать мрачный инцидент. Сам Чуркин назвал эту историю «бытующей легендой», утверждая, что впервые выступал в США перед широкой аудиторией весной 1986 года, в связи с Аварией на Чернобыльской АЭС.
• 10 февраля 2009 года, рассказывая журналистам о своей работе в ООН, Чуркин уподобил труд дипломатов труду сталеваров, сообщил о том, что ежедневный 12-часовой рабочий день и периодические ночные бдения на длинных и сложных заседаниях являются для него правилом, а не исключением.
• В октябре 2012 года потребовал сократить количество дипломатов, допускаемых на закрытые слушания в Совбез ООН, а также запретить им проносить в зал сотовые телефоны. Призвал провести расследование утечек закрытой и конфиденциальной информации Совбеза, мгновенно распространяемой журналистами через системы быстрых сообщений Twitter и другие платформы, за это угрожал журналистам аннулированием аккредитаций.

Награды

• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (15 февраля 2012 года) — за большие заслуги по защите и продвижению интересов России на международной арене.
• Орден Почёта (2 февраля 2009 года) — за большой вклад в реализацию внешнеполитического курса Российской Федерации, многолетнюю безупречную дипломатическую службу.
• Почётная грамота Совета коллективной безопасности Организации Договора о коллективной безопасности (20 декабря 2011 года) — за активную и плодотворную работу по развитию и углублению военно-политического сотрудничества в рамках Организации Договора о коллективной безопасности.

Литература

• Кто есть кто в России и в ближнем зарубежье: Справочник. — М: Издательский дом «Новое время», «Всё для Вас», 1993. ISBN 5-86564-033-X

Ссылки

• [newstube.ru/theme/vitalij-churkin Видеопортрет Виталия Чуркина на сайте www.newstube.ru]
• Чуркин, Виталий — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.un.int/russia/ambassad/ambassad.htm Биография]  (рус.)  (англ.)

Отрывок, характеризующий Чуркин, Виталий Иванович

От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?