Витберг, Александр Лаврентьевич

Александр Лаврентьевич Витберг
Carl Magnus Witberg
Александр Лаврентьевич Витберг Акварель работы П. Ф. Соколова
Основные сведения
Страна	Российская империя
Дата рождения	15 (26) января 1787(1787-01-26)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	12 (24) января 1855(1855-01-24) (67 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Работы и достижения
Работал в городах	Москва, Санкт-Петербург, Вятка
Архитектурный стиль	Неоклассицизм
Важнейшие постройки	Храм Христа Спасителя (проект), Александро-Невский собор в Вятке

Александр Лаврентьевич Витберг (швед. Carl Magnus Witberg, 15 (26) января 1787—12 (24) января 1855) — российский художник и архитектор шведского происхождения, автор проекта храма Христа Спасителя в Москве (не завершен), Александро-Невского собора в Вятке (1839—1864). Академик архитектуры, активист петербургской масонской ложи «Умирающий сфинкс». Во время пребывания в Вятке сблизился с Герценом, который писал о нём:

Середь уродливых и сальных, мелких и отвратительных лиц и сцен, дел и заголовков, в этой канцелярской раме и приказной обстановке вспоминаются мне печальные, благородные черты художника, задавленного правительством с холодной и бесчувственной жестокостью.

Биография

Детство и юность

Карл Магнус Витберг родился 15 января 1787 года в Санкт-Петербурге в шведской семье. Его отец, Лоренц (на русский манер, Лаврентий) Витберг, шведский бюргер, переехал с женой в Россию в 1779 году. Здесь он обосновался в столице и устроился на работу учителем в школе лейб-гвардии Преображенского полка.

Молодой Карл начал обучение в Горном корпусе, но в 1802 году он поступил в Академию художеств. Здесь он познакомился с Александром Лабзиным, вице-президентом Академии, а позже вступил в масонскую ложу «Умирающий сфинкс», Мастером стула которой являлся Лабзин. Витберг получил все малые и большие золотые и серебряные награды Академии. В том числе, в 1807 году он получил золотую медаль за программу «Три отрока». В этом же году Карл окончил Академию, но остался работать в ней «пансионером для вояжирования». В 1808 году он награждён золотой медалью за картину «Русская правда», в 1809 году — золотой медалью за картину «Андромаха, оплакивающая Гектора». После этого Витберга назначили на должность помощника профессора Г. И. Угрюмова для обучения в натурном классе.

Храм Христа Спасителя

В 1813 году на время отпуска Витберг уехал в Москву, где занимался исполнением виньеток и картин на события 1812 года. Здесь он писал портреты особенно отличившихся в Отечественную войну, благодаря чему Карл познакомился со многими участниками тех событий. По совету князя Александра Николаевича Голицына, бывшего в ту пору министром просвещения, Витберг начал изучать зодчество.

В 1814 году был объявлен международный открытый конкурс на проект храма Христа Спасителя в Москве, задуманного Александром I ещё в 1812 году. Храм должен был увековечить великую победу русского народа в Отечественной войне, свои проекты на конкурс прислали многие видные архитекторы того времени. Из них император выбрал наиболее грандиозный, разработанным молодым Витбергом, никак не проявившим себя до этого в качестве архитектора. Он пригласил Карла к себе, и после презентации проекта храма сказал:

Я чрезвычайно доволен вашим проектом. Вы отгадали моё желание, удовлетворили моей мысли об этом храме. Я желал, чтобы он был не одна куча камней, как обыкновенные здания, но был одушевлён какой-либо религиозной идеей, но я не ожидал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, что бы кто-то был одушевлён ею и потому скрывал своё желание. И вот я рассматривал до 20 проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные, Вы же заставили камни говорить.

Витберг, близкий к мистицизму ещё со времён участия в масонской ложе, создал необычный проект огромного (втрое больше нынешнего) храма с пантеоном и колоннадой из 600 колонн. Храм должно было украшать трофейное оружие, захваченное в Отечественной войне, памятники монархам и видным полководцам. На строительство было выделено 16 млн казённых рублей, поступили значительные пожертвования от частных лиц.

Торжественная закладка храма состоялась 12 октября 1817 года, в пятую годовщину ухода французов из Москвы, церемония обошлась в 24 000 рублей. На ней присутствовал император Александр I. Местом для строительства были выбраны Воробьёвы горы. На открытие пришло около 400 000 москвичей (то есть почти все жители столицы в ту пору). Для строительства были собраны 20 000 подмосковных крепостных. Вечером того же дня Витбергу был пожалован чин коллежского асессора и Владимирский крест.

В 1818 году отец Витберга получил дворянство Российской империи, а Карл принял православие. Воспреемником Витберга стал сам Александр I, в честь своего покровителя Карл Магнус был наречён православным именем Александр.

В последующие семь лет строительство протекало вяло, а под конец и совсем остановилось. Выяснилось, что миллион рублей из денег, выделенных на строительство, расхищен. После смерти Александра I императором стал Николай I. По официальной версии, из-за ненадёжности почвы строительство храма остановлено. Руководители строительства, в том числе и Витберг, были обвинены в растратах и хищениях и отданы под суд. Судебное разбирательство затянулось, в 1835 году суд постановил оштрафовать обвиняемых на миллион рублей. За злоупотребление доверием императора Витберг был сослан в Вятку. Некоторые современники считали наказание несправедливым: казначей комиссии сооружения храма Христа Спасителя В. Берг указывал, что Витберг «оказался виноватым, будучи человеком редкой, высокой честности, который, конечно, не посягнул бы ни на одну казённую (да и никакую) копейку».

Ссылка в Вятке

Слухи о том, что в Вятку сослан великий архитектор, пошли за несколько дней до прибытия Витберга. И в один из ноябрьских дней только что приехавший Витберг уже совершал прогулку по городу с вятским губернатором Кириллом Тюфяевым. Вот как описывает в своём дневнике происходящее будущий ученик Витберга, известный портретист Дмитрий Чарушин:

Слышу лавочников разговор: «от реки по Спасской улице губернатор с архитектором Витбергом идёт». Я немедленно выскочил из лавки на галерею и вижу такого великого знаменитого человека, идущего посреди дороги. Приближаясь, поровнялись с лавками и шли, продолжая путь. Лавочники и народ раскланивались губернатору и великому архитектору. Кланялись и губернатор, и Витберг. Губернатор в чёрном пальто с тростью, а г. Витберг в пальто серого цвета, и фуражка серая же, и трость в левой руке. С выражением роста, осанкою и движением манеров, величием натуральным, природным, скромностью освещённым мне показался Александр Лаврентьевич...

В Вятке Витбергу было запрещено работать на государственной службе. Всё его имущество конфисковали по решению суда, и вплоть до второй половины марта 1836 года, когда из Петербурга приехала его семья, Витберг жил в доме З. Х. Леушиной на Московской улице в компании с другим ссыльным, Александром Герценом, с которым успел познакомиться по прибытии в Вятку. После воссоединения с семьёй, Витберг вместе с Герценом и семейством Прасковьи Петровны Медведевой занимают пустовавший бесхозный особняк Жмакина — Тиминцова — Евсюкова на Спасской.

Смена обстановки плодотворно повлияла на Витберга, и он снова начинает заниматься творческой деятельностью. В числе его работ этого времени — проект Александро-Невского собора в Вятке. В этот период Витберг также создаёт один из лучших портретов молодого Герцена. Вскоре губернатор предлагает Витбергу сделать проект портала и ограды парадной стороны Александровского сада, и Витберг принимает предложение. Одновременно с ним проект был поручен и молодому губернскому архитектору А. Е. Тимофееву, оба проекта Тюфяев направляет на рассмотрение Министерства внутренних дел. Через 4 месяца приходит уведомление, что проекты рассмотрены главным управлением путей сообщения и публичных зданий, комиссия проектов и смет отдала предпочтение работе Витберга, но министр выразил сомнение, что в Вятке найдутся столь искусные мастера «дабы привести в действие означенные проекты». Министр порекомендовал выполнить типовую ограду по одному из «образцовых» проектов, но Тюфяев не принял рекомендаций петербургского начальства: «Построение будет производиться под руководством и наблюдением Витберга, и в искусных мастерах недостатка я не встречу». Убеждённость губернатора подействовала, проект был одобрен с поправкой, что ограда будет строиться без каменных столбов.

Дальнейшая судьба

Только в 1840 году, по ходатайству Жуковского, А. Л. Витбергу было позволено вернутся в Петербург.

В Петербурге он жил в бедности, с большим семейством сначала в квартире сестры на Песках, потом в снятой здесь же квартире — около церкви Рождества по Таврическому саду, в доме Энгельсона.

В 1844 году выхлопотал пенсию 400 рублей, положенную ему по званию академика.

В 1851 году умерла жена Витберга. После пожара, сгубившего большую часть его чертежей, его разбил паралич.

А. Л. Витберг умер 12 января 1855 года и был похоронен на Волковском кладбище. Надгробие утрачено в советские годы.

Семья

Был дважды женат, во время суда над Витбергом в 30-е годы, умерла его первая жена и отец.

1. жена с 20.07.1816 года Елизавета Васильевна Артемьева (ум. 1831)
   • Петр (1817—1.08.1818), умер в Москве, похоронен в Симоновом монастыре.
   • Иван (16.06.1818— ?), родился в Москве.
   • Вера (1819— ?), с 1840 года замужем за Голубевым.
   • Александр
   • Любовь (1829—1903)
2. жена с 6.02.1835 года Евдокия Викторовна Пузыревская (5.03.1814—19.11.1851), дочь дворянина Мстиславского повета, Могилевской губернии. Дети:
   • Виктор (10.12.1835—?)
   • Софья (1840—1913), в первом браке за Сергеем Петровичем Казначеевым, во втором — за доктором медицины Николаем Александровичем Арсеньевым (1846—1878), умер от тифа.
   • Фёдор (1846—1919), литературовед, библиограф и педагог.

Дом приёмов в Грозном

Нереализованный витберговский проект храма Христа Спасителя (1817), по заверению создателей, послужил источником вдохновения для культурного центра «Дом приёмов», который строится в Грозном с августа 2010 года. Под крышей «Дома приемов» разместятся театральный, выставочный, банкетный и бальный залы, а также детская школа искусств.

Литература

• Тинский А. Г. Архитектурное наследие А. Л. Витберга в Вятке // Энциклопедия земли Вятской / отв. В. Ситников. — Киров: ГИПП «Вятка», 1996. — Т. 5 - Архитектура. — С. 153-159. — 385 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-86645-012-7.
• Витберг, Александр Лаврентьевич // Энциклопедия земли Вятской / Отв.: В. Ситников; сост.: С. П. Кокурина; ред.: В. Д. Сергеев. — Киров: ГИПП «Вятка», 1996. — Т. 6 - Знатные люди. — С. 89-90. — 545 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-86645-014-3.
• Снегирев В. Л. Архитектор А. Л. Витберг. — М. – Л., 1939.
• Герцен А. И. Глава XVI. Александр Лаврентьевич Витберг // Былое и думы. Части 1 — 3. — М.: ГИХЛ, 1958.
• Москалец Е. С., Пешнина Л. В.. А. Л. Витберг в Вятке. — Киров, 1975.
• Витберг // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Безверхова Л. [www.vk-smi.ru/2008/2008_01/vk_08_01_06_02.htm Храм-грёза на Белой горе. Александр Витберг и два его великих творения] // «Вятский край» : Газета. — Киров., 2008. — № 6.
• [memoirs.ru/files/1166Vitberg.rar Витберг А. Л. Записки академика Витберга, строителя храма Христа Спасителя в Москве / примеч. П. Н. Петрова // Русская старина, 1872. — Т. 5. — № 1. — С. 16-32; № 2. — С. 159—192; № 4. — С. 519—582.]
• А. Витберг. Автобиография А. Л. Витберга // М. И. Семеновский «Русская старина». — СПб., 1876. — Т. 17, № 9. — С. 110-125.
• [xxc.ru/history/vitberg/index.htm Храм на Воробьёвых горах по проекту А. Л. Витберга] (рус.). Официальный сайт Храма Христа Спасителя. Проверено 5 апреля 2009. [www.webcitation.org/66W57xwNX Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].
• Хлёсткин В. М. «Тайная Вечеря» // Московский журнал. — 2010. — № 6 (258). — С. 78—89. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

Ссылки

• [www.archidesignfrom.ru/archihistory/164-aleksandro-nevskijj-sobor-1839-1864-gg.html Александро-Невский собор, 1839—1864 гг.]
• [www.kipov.ru/archi/arkhitektor-a-l-vitberg/?bitrix_include_areas=N&clear_cache=Y Знаменитые земляки Вятки - архитектор А.Л.Витберг]

Отрывок, характеризующий Витберг, Александр Лаврентьевич

Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.