Витебские ворота

55°30′ с. ш. 30°48′ в. д.55.5° с. ш. 30.8° в. д. / 55.5; 30.8   

«Витебские ворота» или «Суражские ворота» (белор. Віцебскія вароты или белор. Суражскія вароты) — историческое название, принятое в советской (белорусской) истории, относящееся к коридору (разрыву германского фронта между флангами групп армий «Север» и «Центр») шириной примерно в 40 км, между населёнными пунктами Велиж (на юге) и Усвяты, Псковской области (на севере). Этот пролом во фронте образовался в результате наступления 4-й ударной армии Калининского фронта в ходе Торопецко-Холмской операции и спонтанного освобождения окрестных лесных районов (деревень) партизанами Витебской области. Разрыв просуществовал более 7 месяцев — с 10 февраля по 28 сентября 1942 года.

История возникновения Витебских (Суражских) ворот

Прорыв в линии немецкого фронта возник в результате действий 3-й и 4-й ударных армий в ходе Торопецко-Холмской операции 1942 года и освобождения лесных деревень Тарасенки, Пунище, Галевичи, Озерки, Украйци, Веречье, Казаково и других партизанскими отрядами.

Внешние изображения
	[img-fotki.yandex.ru/get/5007/28108898.12/0_6d134_bd37f429_orig Витебские ворота]

54-я стрелковая бригада 3-й ударной армии в ночь на 20 (некоторые источники ) или 29 января (воспоминания командующего 4-й ударной армией Ерёменко А. Е. ) января 1942 года освободила (при поддержке партизанских отрядов) от оккупантов районный центр Усвяты в Псковской области, захватила склады с продовольствием и закрепилась там. Перед штурмом разведчиком Куликовым Е. А. была уничтожена связь противника . Так был образован северный край ворот.

На Велиж в первом эшелоне вдоль русла реки Западная Двина (на 40 км южнее Усвят) наступала 48-я стрелковая бригада 4-й ударной армии. В своих мемуарах командующий 4-й ударной армией Ерёменко А. Е. называет все последующие действия подчинённых ему войск Велижской операцией. 26 января 1942 48-я стрелковая бригада вышла к деревне Кресты. Попытка взять Кресты с ходу не удалась, не помогла также поддержка прибывшей на следующий день 39-й стрелковой бригады. 28 января пришлось оставить заслон, обойти деревню. Трёхдневное промедление сказалось на общей обстановке: в Велиж немцами были подтянуты резервы. Воины 360-й стрелковой дивизии с северо-запада и 48-й стрелковой бригады (в которой осталось 1500 бойцов вместо 4000-5000 по штату) ворвались на северо-западную и юго-западную (правобережные) окраины Велижа и закрепились там. Немцы в составе 257-го пехотного полка 83-й пехотной дивизии, основные силы которой обороняли Великие Луки, контролировали левый берег Западной Двины и половину города Велиж.

Части 249-й стрелковой дивизии и 51-й стрелковой бригады далеко оторвались от своих тылов и по приказу 30 января 1942 наступали на Сураж и Витебск.

249-я стрелковая дивизия начала выдвигаться вдоль правого берега реки на Витебск в обход города Сураж, для блокирования гарнизона которого с севера была оставлена 51-я стрелковая бригада. В конце января противник стал собирать резервы для стабилизации положения. Под управлением LIX армейского корпуса генерала фон дер Шевалери объединялись три свежие дивизии: 83-я, 205-я и 330-я пехотные дивизии. Более того, в Витебске выгружался из эшелонов 277-й пехотный полк 83-й немецкой пехотной дивизии. Когда части 249-й дивизии Г. Ф. Тарасова подходили к городу Витебск по северному берегу Западной Двины, из Витебска параллельным маршрутом навстречу к Суражу (но по южному берегу реки) двигались походные колонны боевой группы, созданной вокруг 277-го немецкого пехотного полка. Свежему пехотному полку удалось отбросить от Суража советскую 51-ю стрелковую бригаду. 249-я стрелковая дивизия, которая только 3 февраля вышла к Витебску всего с 1400 бойцами и обнаружила развёрнутые дивизии противника на окраине Витебска, была вынуждена быстро (по запоздавшему приказу) отступить назад (чтобы не оказаться в окружении) к пункту Островки (Островские) на правом берегу Западной Двины около города Сураж. Затем обе части Красной армии отошли к Велижу и закрепились там. Так был образован южный край ворот.

Навстречу наступавшим войскам Красной Армии стремились партизанские отряды, которые выделяли для воинских подразделений проводников, вели разведку, вместе с красноармейцами штурмовали вражеские гарнизоны и захватывали коммуникации.

Так 24 января 1942 партизаны заняли станцию Кунья, перерезав железную дорогу Великие Луки — Старая Торопа.
Партизанские отряды М. Ф. Бирюлина, М. И. Дьячкова, М. Ф. Шмырёва и Я. З. Захарова, С. Т. Воронова, В. В. Стрелкова освободили к концу января деревни Тарасенки, Пунище, Галевичи, Озерки, Украйци, Веречье, Казаково и другие. Таким образом была образована Суражская партизанская область размером около 1600 км². По краям этой области немецкие власти контролировали: Городок и дорогу Невель-Витебск, окрестности Витебска и Суража (до деревни Тарасенки), окрестности Невеля и Усвят.

Сами Суражские ворота располагались между городами Усвяты на севере и Велиж на юге, причем с севера они были прикрыты обширными лесами и непроходимыми болотами: Ивановский мох и Чёрный мох (у деревни Шершни), Большой мох (с двумя озёрами), Липовый мох и Малый мох, а с юга — рекой Западная Двина и лесами. Единственным препятствием поперек коридора для партизан была река Усвяча, вытекающая из Усвятского озера и впадающая в Западную Двину, шириной до 30-40 метров со многими бродами и мостами в деревнях Дрозды, Шлыки, Пудать и Заполье.

В ходе боёв при создании «Витебских ворот» в феврале 1942 года части 4-й ударной армии освободили небольшую северную часть Суражского района Витебской области (район села Тарасенки). Исторически это была первая белорусская земля, освобождённая от захватчиков.

Причинами игнорирования немецким командованием такой огромной (40 км) «дыры» в своем фронте являлись:

1. недостаток подразделений и живой силы вермахта после напряжённых летней и осенней компаний 1941 года и потерь в ходе контрнаступления Красной армии зимой 1941-42 годов;
2. необходимость растянуть линии обороны и усилить коммуникации снабжения многочисленных «карманов и выступов» фронта в районе Вязьмы и Ржева — для группы армий «Центр»;
3. выделение сил и средств на прорыв к Демянскому котлу и окружённой группе в городе Холм — для группы армий «Север»;
4. нежелание ни группы армий «Север», ни группы армий «Центр» отвечать за лишние 40 км лесов и болот без особых дорог, где наступление Красной армии всё равно было бы бесполезно (особенно весной), так как единственная серьёзная дорога вела вдоль контролируемого немцами берега Западной Двины в укреплённый Витебск. Последнее подтверждается тем, что с февраля 1942 года, после провала наступления 249-й стрелковой дивизии, советские войска и не пытались здесь наступать.

Использование Витебских (Суражских) ворот

После того, как ставкой и командованием Красной Армии были осознаны уникальные свойства этой бреши во фронте немецких войск, через «Витебские ворота» в тыл врага с апреля 1942 года стали централизованно направлять диверсионные и так называемые организаторские группы (в составе которых находились партийные и комсомольские работники, инструкторы-подрывники, медицинский персонал, работники типографий) — более 170 групп, около 3000 человек, что составляет около 15% от всего потока (для сравнения: всего за войну из тыла на территорию Беларуси было отправлено свыше 20050 человек: 265 командиров партизанских отрядов, 1146 инструкторов-подрывников, около 15000 подрывников, 529 организаторов подполья, 457 радистов, 252 разведчика, 52 полиграфиста-наборщика, 23 химинструктора, 12 редакторов газет, 11 водолазов) . Через ворота доставлялись оружие (5000 единиц), боеприпасы, медикаменты, типографии, печатные машинки, радиостанции (более 150 штук), взрывчатка, оснащение и специалисты для организации более 50 скрытых аэродромов в районе базирования партизанских отрядов.

Через «Витебские ворота» прибыли из советского тыла в партизанские районы Белоруссии следующие соединения: зимой 1942 года — конный отряд героя гражданской войны А. К. Флегонтова (c 21 августа 1942), отряды комсомольцев Новосибирска, Омска (отряд «Сибиряк»), Москвы (отряды имени Сергея Лазо и имени Н. Ф. Гастелло), летом 1942 года — отряды «Бесстрашный», «Мститель», «Гроза», «Быстрый», а также группы литовских и латышских партизан.

Этот коридор работал и в обратную сторону: с оккупированной территории было эвакуировано около 200 тысяч мирных жителей, на «Большую землю» отправлялись на переформирование партизанские отряды, выходили и вывозились раненые партизаны, а также выходили добровольцы для вступления в Красную Армию (25 тысяч из них было мобилизовано). Переправлялось также продовольствие (1600 тонн хлеба, около 10 тысяч тонн картофеля и прочего продовольствия), животные (2-4 тысячи лошадей, 6 тысяч голов скота) и другие ценности в Советский фонд обороны.

Белорусский художник М. А. Савицкий посвятил именно этой сфере деятельности ворот одну из известных своих картин 1967 года, которая так и называется — «Суражские ворота».

Была даже организована телефонная связь между штабом 1-й Белорусской партизанской бригады, частями Красной Армии, Витебским обкомом и облисполкомом (единственным на тот момент работающим органом белорусской власти), размещавшимся на территории Усвятского и Велижского районов Смоленской области (на линии «ворот»), а затем здесь была организована и группа Минского подпольного обкома партии. В результате партизанских операций от оккупантов освободили девять сельсоветов Суражского района, Николаевский сельский совет Витебского района и семь сельсоветов Меховского района.

В отдельных случаях партизаны отправляли через Витебские ворота технику для регулярных войск. Командир разведки (а затем отряда имени Чапаева) 2-ой Белорусской партизанской бригады И. Р. Афанасьев вспоминал, что в мае 1942 они обнаружили в лесу 6 пушек, оставленных одним из подразделений Красной Армии, выходившим из окружения. Командование 4-й ударной армии выслала своих специалистов к партизанам для выявления пригодности орудий. С помощью партизан техника была приведена в порядок и переправлена в регулярную армию .

Через «Суражские ворота» партизан Н. Я. Киселёв вывел с оккупированной территории более 200 евреев, пройдя с ними до этого более 700 км.

Как утверждает, ссылаясь на воспоминания отца, дочь легендарного Батьки Миная, Дина Шмырёва, факт существования «Витебских ворот» особо заинтересовал И. Сталина:

«Летом 1942 года он принимал в Кремле руководителей партизанского движения, среди которых был и М. Шмырёв. Есть даже картина советского художника Ф. Модорова «Партизаны на приеме у И.В. Сталина» . В разговоре с вождем особо активничал небезызвестный С. Ковпак, М. Шмырёва же не спрашивали, и он молчал. Заметив это, присутствующий на той встрече П. Пономаренко сказал: «Иосиф Виссарионович, у нас здесь представитель Витебщины, надо бы и с ним поговорить». Миная Филипповича пригласили к Сталину на следующий день. Главнокомандующий за руку поздоровался и попросил поведать ему о положении партизанских дел. Батька Минай и рассказал, что добирался в Москву через коридор во фронте, то есть через «Витебские ворота». Сталин потребовал карту, а после того, как М. Шмыреёв показал ему месторасположение «ворот» и рассказал, что в районе Суража народные мстители образовали партизанский край, свободный от фашистов, где работают сельсоветы и колхозы, снабжающие Красную армию продовольствием, особо проникся этим фактом и приказал П. Пономаренко оказывать партизанам всяческое содействие…»

— 7dney.by/ru/issues?art_id=2940

Оборона ворот регулярными войсками

Подступы к «воротам» удерживали со стороны регулярных войск: части 4-й ударной армии, конкретно:

С юга, в районе города Велиж — солдаты 51-й стрелковой бригады (командир А. Н. Федоров) и солдаты 249-й стрелковой дивизии (командир Г. Ф. Тарасов).

С севера, в районе города Усвяты — солдаты 54-й стрелковой бригады, затем с июля 1942 года 47-я Невельская стрелковая дивизия (командир С. С. Чернюгов).

По рокадной дороге Велиж — Усвяты сплошного фронта не было, велось только патрулирование, так как противник там не появлялся.

Оборона ворот партизанами

Со стороны партизан «Суражские ворота» удерживали:

С юга (по правому берегу Западной Двины от деревни Тарасенки в 20 км от Велижа и до деревень Плоты и Кулаково в 35 км от Витебска , с рейдами до окраин Витебска и Городка) — 1-я Белорусская партизанская бригада (1500—2000 человек) под командованием М. Ф. Шмырёва.

Минай Филиппович Шмырев по прозвищу «Батька Минай», первый командир этой бригады, уроженец села Пунище, ветеран I-ой мировой войны (три Георгиевских креста) - 15 августа 1944 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. До войны - директор фабрики им. Воровского в Витебске. В партизанах с 12 июля 1941 года (назначен командиром отряда ещё 5 июля по распоряжению райкома), его отряд из 25 человек к сентябрю 1941 года вырос до 75 человек, и к октябрю уничтожил 250 вражеских солдат и офицеров, 30 мостов, 49 автомашин. Четверо детей командира в возрасте от 3 до 14 лет были арестованы гестапо осенью 1941. После четырёх месяцев заключения 14 февраля 1942 года дети М. Ф. Шмырёва, его сестра и мать жены были расстреляны .

Для создания бригады в отряд М. Ф. Шмырёва 4 апреля 1942 года прибыли: представитель 4-й ударной армии Радин, представители ЦК КПБ и Витебского обкома Романов, Стулов и Рябцев. Было созвано совещание командиров партизан, где зачитали письмо секретаря ЦК КПБ Пономаренко о необходимости объединения всех партизанских отрядов и групп в бригаду. Эта бригада была создана 8 апреля на основе отрядов М. Ф. Шмырева, Г. С. Курмелева, А. Д. Гурко, Д. Ф. Райцева и М. Ф. Бирюлина. Командиром был назначен М. Ф. Шмырёв, комиссаром — Р. В. Шкредо, начальником штаба – Я. З. Захаров. Численный состав бригады на момент создания был около 300 человек, к концу сентября 1942 года вырос до 2000 человек, на вооружении появились пушки и миномёты. Бригада контролировала Суражско-Городокский партизанский край, где действовало 15 сельсоветов. С конца ноября 1942 года М. Ф. Шмырёв был отозван в Москву в Белорусский штаб партизанского движения,а командиром 1-й Белорусской партизанской бригады был назначен Я. З. Захаров .

На базе отрядов Д. Ф. Райцева и М. Ф. Бирюлина из состава 1-й Белорусской партизанской бригады организованы бригады им. Краснознаменного Ленинского Комсомола (ноябрь 1942 года) и 1-я Витебская партизанская бригада (февраль 1943 года).

С севера действовала (от деревень Карпенкино и Шершни к югу от Усвят до станции Езерище Меховского района) — 2-я Белорусская имени П. К. Пономаренко партизанская бригада (300—600 человек) под командованием М. И. Дьячкова — создана в мае 1942 года на базе Меховского партизанского отряда , который в свою очередь, был создан 18 июля 1941 года на основе истребительного батальона (107 человек).

Командиром Меховского партизанского отряда (65 человек) сначала был председатель Меховского райисполкома К. Ф. Волков, а комиссаром — И. Т. Гуцало (он же секретарь Меховского подпольного райкома партии), начальником штаба — М. Г. Скоробогатов. В сентябре 1941 деятельность отряда на дорогах Езерище — Холомерье — Бычиха настолько обеспокоила немцев, что они использовали войска, следующие на фронт, для участия в операции, которая привела к окружению Меховского партизанского отряда. Прижатый к болоту отряд потерял своих руководителей, но вырвался из окружения при помощи партизана-подпольщика И. М. Рыбикова. Было решено часть партизан переправить в леса Суражского района, где они объединились с отрядом Иванова-Нароенки. В октябре эта группа вышла в советский тыл. Остальные партизаны разбились на малые группы и перешли в подполье. Но 29 января 1942 отряд был восстановлен, с новым командиром М. И. Дьячковым .

В мае 1942 по решению Витебского обкома КП(б)Б Меховский партизанский отряд был развёрнут во 2-ю Белорусскую партизанскую бригаду имени П. К. Пономаренко, которая состояла из трех отрядов общей численностью 617 человек плюс 128 человек, которые формировали конный взвод разведки, хозяйственную и санитарную части, штабные службы. Партизаны были вооружены винтовками, пулемётами, имелись в незначительном количестве автоматы, миномёты.

Ликвидация ворот противником

В ночь на 25 сентября 1942 года гитлеровскими войсками была начата крупная и хорошо спланированная операция в этом районе. Она началась наступлением с юга, по трем направлениям: из Витебска через Курино, из Суража через Тарасенки и из гарнизона в деревне Краслевичи Суражского района (со стороны Велижа). Эти сходящиеся удары немецких войск были направлены с юга вдоль долины реки Усвяча, по западному берегу которой проходила основная лесная рокадная дорога Сураж-Тарасенки-Пудоть(Пудать)-Шершни-Усвяты. Особенно тяжёлые бои партизаны вели на юге у деревень Пунище, Булы, Пудоть (Пудать) Суражского района (где был подпольный райком партии под руководством И. Ф. Миканенко) и на севере у деревень Мялыни (Мялынь), Шмыри, Дрозды Усвятского района. В ночь с 27 на 28 сентября после упорных боёв и интенсивной артподготовки, используя преимущество в танках, противник занял деревню Мялыни.

27-28 сентября 1942 года немецкие войска крупными силами очистили от партизан Великолукское шоссе в направлении Усвят и начали наступать также и с севера на юг по долине реки Усвяча в сторону деревни Шершни (в 10 км к югу от Усвят).

В результате противник 28 сентября занял деревни Карпенкино, Шмыри, Шершни и тем самым полностью закрыл «Витебские ворота». В ходе карательной операции немецкие войска сожгли деревни Степановичи, Старое и Новое Кукаво, Альгово, Шляпы, Боброве и другие.

Затем немцы атаковали фронт регулярных войск со стороны города Усвяты. Бой длился двое суток, атаки каждый раз разбивались об оборону 334-го полка 47-й стрелковой дивизии, находившейся в обороне на Усвятском плацдарме.

В память о героических действиях воинов и партизан по удержанию «Витебских ворот» у деревни Заполье Витебского района в 1977 году был установлен памятник (архитекторы В. В. Ягодницкий и В. И. Чернявский).

Дальнейшие действия партизан в Суражской зоне

После ликвидации витебских ворот оккупантами были также заняты деревни Шлыки, Булы, Шитики, Жирасперы, Низкоборье, Новоалександровка, Заполье и другие. Все диверсионные и оперативные группы НКВД, расположенные там, оказались отрезанными от линии фронта. Их оперативный состав разбился на отдельные группы и, присоединившись к действующим в данных районах партизанским отрядам, продолжал вести активную агентурно-разведывательную работу.

Надо отметить, что на картах оккупантов огромный район севернее Витебска был обозначен как «партизанская республика Россоны», хотя деревня Россоны была центром Россоно-Освейской партизанской зоны , которая не была напрямую связана с Суражско-Городокской зоной . Дальнейшая деятельность партизан в Суражско-Городокской зоне настолько мешала противнику, что было организовано по меньшей мере 4 карательных экспедиции в этом регионе:

1. "Affenkäfig" ("Клетка обезьяны") - проводилась в конце ноября 1942 в районе треугольника Полоцк - Витебск - Невель (территории Городокского, Меховского и частично Невельского районов). Частично затронула Суражскую зону. Силы противника: 12-я танковая дивизия, 2-й батальон 406-го полка 201-й охранной дивизии и полицейские из местных гарнизонов. Им противостояла 4-я Белорусская партизанская бригада. До вечера 11 ноября противник достиг рубежа партизанской обороны на запад от Харино - Хватыня, на восток от Белодедово - Холамерье. Постоянно маневрируя в лесисто-болотистой местности, партизаны избегали прямых столкновений с вражескими танками и наконец укрепились в труднодоступном для войск противника лесном массиве между линией Невель - ст. Дретунь - озеро Ардово. В результате убито около 1200 человек местного населения, сожжено 58 деревень.

2. "Waldwinter" ("Лесная зима") - проводилась с 27 декабря 1942 по 25 января 1943 и являлась продолжением операции "Клетка обезьяны", её целью было превращение оперативного пространства за левым крылом группы армий "Центр" - треугольник железных дорог Витебск - Невель - Полоцк (Витебский, Полоцкий, Городоцкий, Меховский, Сиротинский районы) - в зону "выжженной земли". Проводилась силами 286-й охранной дивизии "Рихерт" в составе 2-го моторизованного гренадерского полка, двух охранных полков, 794-го охранного батальона, 600-го полицейского батальона, 8-го артиллерийского полка, танковых подразделений, 690-й роты полевой жандармерии, хозяйственных спецкоманд из комендатуры Витебска. С целью создания плотной линии ограждения вдоль железной дороги Витебск - Невель к операции были привлечены 381-я учебно-полевая дивизия и "боевая группа Шевалери". Им противостояли: 3-я и 4-я Белорусские партизанские бригады, бригада "За Советскую Беларусь", бригада Сиротинской, бригада "Неуловимые", два отряда Белорусской диверсионной бригады имени Ленина, несколько спецгрупп НКВД. 25 января 1943 года после кровопролитных боев большинству партизанских формирований удалось прорваться через железную дорогу Полоцк - Невель и вывести с собой в Россонский район тысячи местных жителей. Результаты: каратели убили 1627 местных жителя, 2041 человек вывезли на каторжные работы в Германию, полностью спалили деревни Аржавухово, Белое, Чарбомысли с большинством жителей, захватили 7468 голов скота, 894 коней, около 1 тысячи штук птиц, 4468 тонн зерна, 145 тонн картофеля, 759 тонн льносемян и льнотресы и др.

3. «Kugelblitz» («Шаровая молния») - проводилась в феврале-марте 1943 (14 февраля 1943 - 19 марта 1943). Считается самой большой и хорошо организованной операцией против Суражской партизанской зоны. Руководили операцией командир 201-й охранной дивизии генерал-майор Якоби и командующий "восточными добровольческими формированиями" генерал-майор Вартемберг. Враг рассчитывал окружить и уничтожить партизанские формировании в треугольнике Невель - Витебск - Усвяты (точнее Городок - Сурож - Межа), силами 201-й охранной дивизии, 2-го моторизованного полка 3-й танковой армии, 3 полицейских формирований (из коллаборационистов), артиллерийских, саперных, контрразведывательных подразделений, 825-го "ост-мусульманского" батальона, приданного 391-й учебно-полевой дивизии вермахта (при поддержке бронепоезда и 10 бронемашин). Общая численность - 36 тысяч солдат и офицеров. Эти силы при поддержке артиллерии, танков и самолетов начали наступление и сильно теснили партизан, у которых на исходе были боеприпасы. Войска противника заняли все важнейшие дороги, на главных направлениях расставили огневые точки и начали прочесывание леса. До 14 февраля в кольце карателей между реками Овсянка, Лужеснянка и железной дорогой Витебск - Езерище оказалось 9 тысяч партизан и более 20 тысяч местных жителей.

11 и 15 февраля экипажи транспортной авиации сделали 46 самолето-вылетов с боеприпасами и оружием, дополнительно с 20 до 24 февраля доставили в партизанскую зону более чем 115 тысяч патронов, около 800 мин и 18 минометов, 700 килограмм тола. 22 февраля гитлеровцы перешли в наступление по всему периметру блокады, после чего в течение 5 суток шли жестокие кровопролитные бои. Партизаны сдвигались в восточном направлении, в междуречье Овсянка - Лужеснянка (за озера Вымно и Плав).

Самым неприятным событием для вермахта стал организованный (под влиянием пропаганды) переход на сторону партизан большей части 825-го батальона татар (в составе "Волго-Уральского легиона", набранного из советских военнопленных). Перебежчики в количестве 506-557 человек (из примерно 900-930 человек полного состава батальона, включая 60 немцев) в ночь на 23 февраля организованно ушли к партизанам непосредственно перед началом наступления и дальше воевали вместе с ними против немцев .

К 3 марта партизаны и местные жители были окружены на заросшем мелколесьем и хмызняком болоте к югу от реки Овсянка площадью 112 км². Силы карателей размещались на рубеже деревень Канаши (Конаши) - Дубрава (Дуброво) - Озерки, Кавалева (Ковалево) - Сапраны - высоты в урочище Островская Дача (дер. Луньки). 5 марта партизаны в урочище Щебловская Дача держали круговую оборону, потом командование партизанских формирований приняло решение о прорыве блокады на северо-восток. Партизаны пошли в рукопашную и 11 марта вышли в район деревень Стайки, Дражно, Платы, Костовичи.

К 20 марта гитлеровцы отошли в Витебск, Городок, Сураж. В боевом дневнике 201-й охранной дивизии командующий операцией "Шаровая молния" подвел её итоги: "проверили" 169 деревень, "профильтровали" в них 3583 человека и передали их 9-й эйнзац-команде СД (1456 человек из них было расстреляно, 804 человека были доставлены в сборный лагерь для отправки на работы). Партизаны потеряли в боях около 400 человек убитыми, более 100 человек ранеными. По данным противника было взято в плен 260 партизан, с которыми зверски расправились: их резали ножами и штыками, связали колючей проволокой, обложили смолой и дровами и подпалили. Женщин и детей, что пробовали спрятаться в землянках, уничтожали гранатами, пойманных в лесу мирных жителей загоняли в уцелевшие постройки и живыми палили. В боях было убито и ранено около 500 гитлеровцев только в 201-й охранной дивизии, почти полностью уничтожен бронедивизион вермахта.

4. "Donnerkeil" ("Удар молнии") - стала непосредственным продолжением операции "Шаровая молния" в треугольнике железных дорог Витебск - Полоцк - Невель, на запад от реки Оболь (Витебский, Городокский, Меховский, Сиротинский, Полоцкий районы). Проводилась в два этапа. "Громовой удар I": 21 - 27 марта 1943 и "Громовой удар II": 28 марта - 2 апреля 1943 силами 201-й охранной дивизии, 4 охранных батальонов, батальона и полка "Бранденбург", танковых взводов "Блюхер" и "Вернер" и приданных основным силам артиллерийских и саперных подразделений. Руководил операцией командир 201-й охранной дивизии генерал-майор Якоби. Основные силы партизан, бригады: имени С. М. Короткина, 3-я Белорусская, 4-я Белорусская, "За Советскую Беларусь" с боями вышли из под удара карателей.

В ходе операции каратели убили 542 человека, преимущественно мирных жителей, вывезли на каторжные работы в Германию 345 человек, захватили десятки тонн продуктов, сожгли деревни Вяречье, Фролово Городокского района, Шалково Полоцкого района, Дражаки, Заозерье, Задобрыя, Зуево, Лапаково, Читавухи, Щемиловка, Ямище.

Историческое значение

Витебские ворота стали для советских войск самым большим и удачным примером использования «дыры» во фронте противника для развития партизанского движения в тылу врага. Этот опыт использовался в дальнейшем (для снабжения партизанских отрядов на Украине и в Белоруссии в 1944 году) и не только во Второй Мировой войне. Например, похожее и даже большее значение для Вьетнамской войны имела так называемая Тропа Хо Ши Мина в Лаосе, которая к 1975 году представляла собой сеть всепогодных дорог, нефтепровод длиной около 2 тысяч километров и телекоммуникационную линию. Вполне возможно, что этот опыт будет использован и в будущем, если на театре военных действий будут выполнены два условия: ведётся партизанская война и имеются неконтролируемые «дыры» в сплошном фронте регулярных войск противника.

Ссылки

• [www.pobeda.witebsk.by/land/epizode/suraj/ Витебские (Суражские) ворота]
• [www.youtube.com/watch?v=P-1FhmcJr10 Партизаны против Вермахта. Часть 4. Суражские ворота.]
• [www.ruarchive.com/archives/2820 Партизаны против Вермахта. Суражские ворота.]
• [evitebsk.com/wiki/%D0%92%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%B1%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B0 Витебские ворота] в Витебской энциклопедии
• [dorogiby.info/node/2208 Что такое «Витебские (Суражские) ворота»?]
• [archives.gov.by/index.php?id=741767 Картина «Витебские ворота»] Автор: художник М. Савицкий. 1967 г.
• [www.warmuseum.by/copy_news_1155/events/~group=~year=2012~page=4~id=616 10 февраля 2012 г. исполняется 70 лет со дня образования «Витебских ворот»]
• [surazh.by/history/wars/ Войны | История — Сураж]

Библиография

[kamunikat.org/usie_knihi.html?pubid=10023 Białoruś pod okupacją niemiecką] / Юрий Туронак (пол.). — Warszawa—Wrocław: WERS, 1993. — С. 288. — ISBN 83-05-12611-0.

Отрывок, характеризующий Витебские ворота

Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.