Витер, Денис Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Денис Фёдорович Витер
Денис Федорович Вітер
Дата рождения

14 июня 1906(1906-06-14)

Место рождения

село Загребля, Полтавская губерния, Российская империя; ныне Козельщинский район, Полтавская область

Дата смерти

1 августа 1987(1987-08-01) (81 год)

Место смерти

село Высокая Вакуловка, Козельщинский район, Полтавская область, Украинская ССР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

инженерные войска

Звание

старшина

Часть

420-й отдельный сапёрный батальон 252-й стрелковой дивизии

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Денис Фёдорович Витер (1906—1987) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии служил с сентября 1943 по май 1945 года. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание на момент демобилизации — сержант. В 1980-х годах присвоено воинское звание старшины в отставке.





Биография

До призыва в РККА

Денис Фёдорович Витер родился 14 июня 1906 года[1][2] в селе Загребля[1][3] Кобелякского уезда Полтавской губернии Российской империи (ныне село Загребелье Козельщинского района Полтавской области Украины) в крестьянской семье. Украинец[1][4]. Окончил начальную школу в 1918 году[4]. Сначала крестьянствовал, затем уехал на заработки в Донбасс. Освоил рабочую специальность машиниста врубовой машины. Работал в шахте № 22/6 в Кадиевке[2][3][4].

В начале июня 1942 года в результате поражения Красной Армии под Харьковом немецкие войска устремились на восток. Д. Ф. Витер в это время в составе группы шахтёров работал на строительстве оборонительных укреплений под Луганском, где был захвачен немцами в плен. Несмотря на то, что Денис Фёдорович не являлся военнослужащим, его отправили в лагерь для военнопленных. Однако уже через несколько дней шахтёру удалось совершить побег. Он сумел добраться до родных мест на Полтавщине и найти партизан. До осени 1943 года воевал в партизанском отряде Дулетова, действовавшем в лесах Полтавской области[2][3].

После разгрома немецко-фашистских войск на Курской дуге, Красная Армия начала стремительно продвигаться к Днепру. Многие бывшие партизаны, оказавшиеся на освобождённой советскими войсками территории Левобережной Украины, стали солдатами регулярной армии. Д. Ф. Витер 10 сентября 1943 года[5] был зачислен в состав 252-й стрелковой дивизии 53-й армии Степного (с 20 октября — 2-го Украинского) фронта.

Орден Славы III степени

Денис Фёдорович считался уже немолодым бойцом, поэтому его определили в 420-й отдельный сапёрный батальон. Почти три недели под наблюдением опытных инструкторов он осваивал сапёрное дело. Вновь в боях с немецко-фашистскими захватчиками младший сержант Д. Ф. Витер с октября 1943 года[1]. Принимал участие в боях за расширение плацдарма на правом берегу Днепра у села Чикаловка. В ходе Пятихатской операции 25 октября Денис Фёдорович был тяжело ранен и эвакуирован в армейский госпиталь[5]. Вернувшись в строй в двадцатых числах декабря, он в составе своего подразделения сражался под Кировоградом, громил окружённую в районе Корсуня-Шевченковского семидесятитысячную группировку противника.

В завершающей стадии Корсунь-Шевченковской операции подразделения 252-й стрелковой дивизии форсировали Гнилой Тикич в районе Лысянки и вышли к оборонительному рубежу противника на участке Чижовка — Шубенный Став. В преддверии крупномасштабного наступления на уманском направлении командование 2-го Украинского фронта активно прощупывало прочность немецкой обороны, проводя на различных участках тактическую разведку. В одной из таких операций особенно отличился младший сержант Д. Ф. Витер. 28 февраля 1944 года в районе населённого пункта Шубенный Став было решено провести танковую атаку на позиции врага. Осуществить пропуск бронетехники через минные поля было поручено сапёрам 420-го отдельного сапёрного батальона. Работая днём в течение трёх часов под огнём врага, Денис Фёдорович с тремя сапёрами своего батальона снял 231 противотанковую мину. Во время танковой атаки он вскочил на головной танк, на котором добрался до переднего края противника. Действуя смело и решительно в непосредственной близости от немецких траншей под непрекращающимся обстрелом со стороны неприятеля, сапёр обезвредил 18 противотанковых мин, чем обеспечил проход танков в глубину вражеской обороны[1][2][5]. За доблесть и мужество, проявленные при выполнении боевого задания, приказом от 25 мая 1944 года младший сержант Д. Ф. Витер был награждён орденом Славы 3-й степени (№ 52191)[6].

Между тем в рамках начавшейся Уманско-Ботошанской операции подразделения 252-й стрелковой дивизии прорвали оборону противника, и преследуя отступающего врага, развернули наступление общим направлением на Умань. Погодные условия для проведения операции были чрезвычайно тяжёлыми. Бывший командир отдельного истребительно-противотанкового дивизиона В. А. Пичугин впоследствии вспоминал:

Стояла весенняя распутица 1944 года. Артиллерия едва поспевала за пехотой. Автомашины-тягачи, застревая в густой, как масло, грязи фронтовых дорог, не могли вытянуть из неё пушки и гаубицы.

— В. Пичугин. Материнское счастье. Из сборника Наша стрелковая: ветераны 252-й дивизии вспоминают[7].

В сложившейся обстановке сапёрам батальона старшего лейтенанта М. Г. Козлова приходилось работать с полным напряжением сил, помогая дивизионной технике преодолевать распутицу, бездорожье и многочисленные водные преграды. Пройдя через Умань и Бельцы, 252-я стрелковая дивизия вступила в северную Молдавию, где перешла к обороне северо-восточнее города Унгены.

Спасение офицера

С середины апреля 1944 года и до начала Ясско-Кишинёвской операции 252-я стрелковая дивизия вела напряжённые бои в Бельцком уезде Молдавской ССР в районе сёл Тешкурены и Кошены. В ходе начавшегося крупномасштабного наступления советских войск в Молдавии и Румынии дивизии предстояло штурмом овладеть городом Унгены и замкнуть кольцо окружения вокруг кишинёвской группировки противника. В ночь на 22 августа 1944 года 420-й отдельный сапёрный батальон получил задачу обеспечить проход личного состава и материальной части дивизии через инженерные заграждения противника в районе севернее села Загаранча. Разбитые на группы разграждения сапёры капитана Козлова, среди которых был и младший сержант Д. Ф. Витер, в течение ночи проделали 13 проходов в минных полях немцев, обезвредив при этом свыше 1500 противопехотных и 860 противотанковых мин. Благодаря качественной и самоотверженной работе сапёров дивизия преодолела глубоко эшелонированную оборону противника без потерь[8].

Преследуя стремительно отступающего противника, советские войска ворвались на северную окраину города Унгены. В завязавшемся бою был ранен командир взвода. Младший сержант Д. Ф. Витер бросился на помощь офицеру. Прикрывая раненого своим телом от плотного пулемётного огня, Денис Фёдорович перетащил его в безопасное место. Немцы, однако, заметили советских бойцов и решили взять их в плен. Но когда вражеские солдаты приблизились к укрытию, где прятался Витер с раненым офицером, Денис Фёдорович забросал их ручными гранатами, а уцелевших рассеял огнём из автомата. Хотя этот подвиг сапёра не был отмечен командованием, благодарность спасённого офицера была для него не менее ценной наградой[2][9].

Орден Славы II степени

В сентябре 1944 года 252-я стрелковая дивизия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования и после отдыха и пополнения в начале ноября 1944 года в составе 4-й гвардейской армии переброшена в Венгрию. В ходе наступления войск 3-го Украинского фронта в рамках Будапештской операции подразделения дивизии после ожесточённых боёв 29 ноября вышли к Дунаю западнее города Калоча. Форсирование реки началось в ночь на 1 декабря в районе посёлка Герьен (Gerjen). Младший сержант Д. Ф. Витер добровольно вызвался вести первую лодку с десантниками на борту. Едва советские бойцы достигли середины реки, как в небе появился немецкий самолёт, который сбросил осветительные ракеты на парашютах. Обнаружив десант, немцы сразу же открыли ураганный огонь по месту переправы. В лодке младшего сержанта Витера один боец погиб, а сам Денис Фёдорович был ранен. Тем не менее он одним из первых достиг противоположного берега Дуная и огнём из автомата прикрывал высадку других десантных групп. После того, как береговой плацдарм был закреплён, Витер, несмотря на ранение, остался в строю. Остаток ночи он в составе расчёта парома продолжал работать на переправе[1][2][10]. За доблесть и мужество, проявленные при форсировании Дуная, приказом от 7 января 1945 года Денис Фёдорович был награждён орденом Славы 2-й степени (№ 13266)[6].

Орден Славы I степени

В январе — феврале 1945 года 252-я стрелковая дивизия вела тяжёлые бои в районе венгерского города Секешфехервара. Затем она была подчинена командующему 46-й армией 2-го Украинского фронта и принимала участие в Венской операции. Командир сапёрного отделения сержант Д. Ф. Витер отличился во время ликвидации эстергомско-товарошской группировки врага. 21 марта 1945 года он своевременно проделал проход через минное поле противника, обеспечив тем самым успешное наступление частей дивизии. 24 марта в бою близ посёлка Модьорошбанья (Mogyorosbanya) при штурме безымянной высоты сержант Витер уничтожил пулемётный расчёт, мешавший продвижению стрелковых частей, истребил пять солдат и одного офицера и ещё трёх военнослужащих неприятеля взял в плен[1][2][11].

Развивая дальнейшее наступление вдоль правого берега Дуная 28 марта подразделения 23-го стрелкового корпуса, в состав которого входила 252-я стрелковая дивизия, овладели правобережной частью города Комарома. Командующий 46-й армией поставил перед 252-й стрелковой дивизией задачу: форсировать Дунай и очистить от противника левобережную часть города. В качестве места для переправы был выбран участок реки в районе острова Сентпаль, поросшие лесом берега которого затрудняли обзор противнику. В ходе операции по форсированию Дуная, начавшейся в ночь на 30 марта 1945 года, вновь отличились сапёры 420-го отдельного сапёрного батальона. Дивизионная газета «Боевая красноармейская» в номере от 26 апреля так описывала подвиг сапёров:

Мартовская ночь была лунная, и немцы обстреливали наш берег. Но сапёры работали слаженно и быстро. Сержант Витер, ефрейтор Сухоярский и рядовой Бабяк нашли материал для плотов. Все трудились не покладая рук и досрочно выполнили задание. «Грузиться»! — послышалась команда. В числе первых поплыли сапёры, сооружавшие плоты. Противник встретил смельчаков пулемётными очередями. Но не дрогнули советские воины. Стрелки завязали перестрелку, а сапёры сильнее налегли на вёсла. Обеспечив успешную переправу, сапёры начали расчищать путь наступающим. Они обнаружили и обезвредили более 200 вражеских мин.

— Их книги: Наша стрелковая: ветераны 252-й дивизии вспоминают[12].

Захватив плацдарм на левом берегу Дуная, подразделения дивизии развили успех и в тот же день при поддержке Дунайской военной флотилии очистили от противника левобережную часть Комарома. За отличие в боях на правом берегу Дуная через год после окончания Великой Отечественной войны указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года сержант Витер Денис Фёдорович был награждён орденом Славы 1-й степени (№ 642)[6].

В первых числах апреля 252-я стрелковая дивизия была передана 7-й гвардейской армии, в составе которой освобождала северо-восточные районы Австрии и юго-западную часть Чехословакии. Д. Ф. Витер принимал участие в освобождении Братиславы, форсировании реки Моравы, разгроме немецкой группы армий «Австрия». Боевой путь он завершил у местечка Мито (Mýto) к востоку от города Пльзеня.

После войны

В мае 1945 года[4] Д. Ф. Витер по состоянию здоровья[11] был демобилизован. Денис Фёдорович вернулся на Полтавщину. Жил в селе Высокая Вакуловка Козельщинского района. Работал начальником пожарной охраны местного колхоза[1][2]. В 1980-х годах ему было присвоено воинское звание старшины в отставке. Умер Д. Ф. Витер 1 августа 1987 года[1][2][4]. Похоронен на кладбище села Высокая Вакуловка.

Награды

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].
[www.podvignaroda.ru/?n=1510780818 Орден Отечественной войны 1-й степени (архивный реквизит 1510780818)].
[www.podvignaroda.ru/?n=28270455 Орден Славы 2-й степени (архивный реквизит 28270455)].
[www.podvignaroda.ru/?n=43999116 Орден Славы 3-й степени (архивный реквизит 43999116)].

Напишите отзыв о статье "Витер, Денис Фёдорович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь, 2000.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10350 Биография Д. Ф. Витера на сайте «Герои страны»].
  3. 1 2 3 Лобода, 1967, с. 62.
  4. 1 2 3 4 5 [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11452096@morfHeroes Энциклопедия Министерства обороны Российской Федерации. Д. Ф. Витер].
  5. 1 2 3 4 ЦАМО, ф. 33, оп. 690306, д. 3183.
  6. 1 2 3 [mirnagrad.ru/cgi-bin/exinform.cgi?basket=&page=1&un_code=o1slava&ppage=0&rpage=32&id=9984&name=Витер+Денис+Федорович Мир наград. Витер Денис Фёдорович].
  7. Наша стрелковая: ветераны 252-й дивизии вспоминают / сост. И. Г. Анисимов, А. К. Годовых, И. Г. Гребцов. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Пермь: Пермское книжное издательство, 1987. — С. 144. — 284 с.
  8. ЦАМО, ф. 33, оп. 690306, д. 1411.
  9. Лобода, 1967, с. 62—63.
  10. 1 2 ЦАМО, ф. 33, оп. 686196, д. 5251.
  11. 1 2 Лобода, 1967, с. 63.
  12. Наша стрелковая: ветераны 252-й дивизии вспоминают / сост. И. Г. Анисимов, А. К. Годовых, И. Г. Гребцов. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Пермь: Пермское книжное издательство, 1987. — С. 232—233. — 284 с.
  13. Карточка награждённого к 40-летию Победы.

Литература

  • [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/5a1861c5.shtml Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — ISBN 5-203-01883-9.
  • Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М.: Военное издательство, 1967. — С. 62—63. — 352 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10350 Витер, Денис Фёдорович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Витер, Денис Фёдорович

Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)