Витовский, Дмитрий Дмитриевич

Дми́трий Дми́триевич Вито́вский (8 ноября 1887, село Медуха, Королевство Галиции и Лодомерии — 2 августа 1919, под Ратибором, Силезия; ныне — Силезское воеводство), псевдоним Гнат Буряк — галицкий политик, сотник Легиона Украинских Сечевых Стрельцов, полковник Украинской Галицкой Армии, Государственный секретарь Военных Дел Западно-Украинской Народной Республики.

Биография

Родился 6 ноября 1887 в крестьянской семье в селе Медуха Станиславского уезда, выпускник Станиславовской гимназии и юридического факультета Львовского университета.

Член Главной Управы Украинской радикальной партии, организатор «Сечи», председатель драгомановской тайной организации, один из активных руководителей студенческой молодежи. Принимал участие в борьбе за создание украинского университета, разработал план освобождения из тюрьмы Мирослава Сичинского, совершившего покушение на наместника Галиции Анджея Потоцкого. За активную политическую деятельность был осужден и лишен старшинского степеня австро-венгерской армии, который получил в 1908 году.

В легионе УСС, куда был переведен из австрийской армии, находился с августа 1914 года, командир одной из сотен полукуреня Степана Шухевича. В октябре 1914 сотню Витовского подчинили генералу Леману, командиру восьмой конной дивизии, которая принимала участие в октябрьском наступлении австро-венгерских войск в Галиции, наступала в направлении с Ужка до Старого Самбора. По словам самого Витовского, это взаимодействие с кавалерией было не слишком удачным: «Трудно догнать её, да ещё и нами как единственной пехотной частью закрывали все дыры». Сотня Витовского была переброшена из Чинадиево в Закарпатье, где проходил сбор после возвращения разведывательных групп из-за линии фронта, к Чонтонжа в Закарпатье, оттуда добиралась пешим маршем через Ужок, Сянки за конной дивизией в Турку. Из Турки была направлена в Турье через Исаи. В селе Исаи планы командования изменились и она получила новый приказ через Свидник добраться до Старого Кропивника, в боях с отступающими подразделениями российской армии вышла из высокогорий Карпат и дошла до Нагуевичей, где сотня чуть было не попала в окружение российских войск через нескоординированность действий австрийских войск с сотней. Как пишет Витовский, «боевая линия отступила в 12:30 по полудню, не сообщив нам об этом. Мы сами остались, ожидая сообщение с боевой линии». Под покровом сумерек сотня незаметно отступила на линию Ясеница-Сольная.

Был идеологом и одним из неформальных лидеров УСС, инициатором стрелкового фонда. В 1916—1917 гг. вместе с ротными Николаем Саевичем и М. Гаврилюком организовывал украинских школьников на Волыни, а в 1918 — на Подолье. В период гетманщины Скоропадского некоторое время был комендантом Жмеринки, где последовательно проводил организационную деятельность по созданию украинских государственных органов власти.

Один из руководителей Ноябрьского восстания 1918 года во Львове, командир вооруженных сил ЗУНР, позже — государственный секретарь по военным делам ЗУНР, член Украинского Национального Совета от Украинской радикальной партии. В мае 1919 года — член делегации на мирной конференции в Париже, которая по поручению Государственного секретариата должна добиваться прекращения агрессии Польского государства против ЗУНР.

Возвращаясь на Украину, погиб в авиакатастрофе под Ратибором (Силезия). До недавнего времени считалось, что он погиб 4 августа 1919 года, однако киевский историк Павел Гай-Нижник на основании ранее неизвестных документов установил, что Дмитрий Витовский погиб 2 августа. Первый государственный секретарь военных дел ЗУНР был похоронен в Берлине 14 августа 1919 на кладбище Гугенотов.

Издавал официальную газету украинских сечевых стрельцов «Пути». Имея некоторый писательский талант, выступал под псевдонимом Гнат Буряк.

Сын — Дмитрий Витовский-младший — деятель Организации украинских националистов, в 1941 году незадолго до начала Великой Отечественной войны переехал во Львов, после его оккупации добровольно ушёл на службу к немцам, в 1943 году возглавил Военно-полевую жандармерию Украинской повстанческой армии. В 1946 году арестован советскими внутренними войсками, за измену Родине и за контрреволюционную деятельность расстрелян через год.

Память

• 1 ноября 2002 его прах торжественно перезахоронен на Лычаковском кладбище в г. Львов.
• Именем Дмитрия Витовского названа одна из улиц г. Львова (бывшая Дзержинского).

См. также

• Польско-украинская война
• Западно-Украинская народная республика

Ссылки

• [histua.com/ru/personi/v/vitovskij-dmitrij Витовский Дмитрий]
• Микола Лазарович. Легіон українських січових стрільців. — Тернопіль, 2005. — ISBN 966-8017-92-7.  (укр.)
• Гай-Нижник П. [hai-nyzhnyk.mylivepage.com/wiki/962/811 Доставка для уряду Директорії українських грошей з Німеччини і загибель Д.Вітовського (1919 р.)] // Гуржіївські історичні читання: Збірник наукових праць. — Черкаси, 2009. — С. 290—294.  (укр.)
• [tsn.ua/analitika/istoriya-z-grifom-sekretno-dmitro-vitovskiy-sin-dmitra.html Історія з грифом «Секретно»: Дмитро Вітовський, син Дмитра]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Витовский, Дмитрий Дмитриевич

– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.