Фокин, Витольд Павлович

Витольд Павлович Фокин Вітольд Павлович Фокін<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й Премьер-министр Украины
17 сентября 1991 года — 1 октября 1992 года
Президент:	Леонид Макарович Кравчук
Предшественник:	должность учреждена; он сам, как премьер-министр Украинской ССР
Преемник:	Валентин Константинович Симоненко (и. о.) Кучма, Леонид Данилович
Председатель Совета Министров УССР
14 ноября 1990 года — 18 апреля 1991 года (и. о. с 23 октября 1990 года)
Предшественник:	Виталий Андреевич Масол
Преемник:	должность упразднена; он сам, как премьер-министр Украинской ССР
Рождение:	25 октября 1932(1932-10-25) (91 год) село Новониколаевка (Запорожская область), Новониколаевский район, Запорожская область, УССР
Дети:	сын и дочь
Учёная степень:	кандидат технических наук
Награды:

Вито́льд Па́влович Фо́кин (укр. Вітольд Павлович Фокін; 25 октября 1932, село Новониколаевка, Запорожская область) — советский и украинский государственный и политический деятель, премьер-министр Украины в 1990—1992 годах.

Биография

Родился в селе Ново-Николаевка Новониколаевского района Запорожской области в семье учителей.

В 1954 году закончил горный факультет Днепропетровского горного института по специальности «Разработка месторождений полезных ископаемых» и получил назначение на шахты Луганщины. Работал помощником начальника и начальником участка на шахте «Центральная-Боковская» (август 1954—1957), заместителем главного инженера и главным инженером шахты, начальником шахтоуправления № 32 (1957—1963) в г. Боково-Антрацит Луганской области.

С августа 1963 по сентябрь 1971 работал заместителем начальника комбината «Донбассантрацит» в г. Красный Луч, управляющим трестом «Первомайскуголь» в г. Первомайск, главным инженером комбината «Ворошиловградуголь» в городе Кадиевка, начальником комбината «Свердловантрацит» в г. Свердловск Луганской области.

В 1971 направлен на работу в Госплан УССР: начальник отдела Госплана УССР (1971—1972 гг.), заместитель Председателя Госплана (1972—1979 гг.), первый заместитель Председателя Госплана (1979—1987 гг.), заместитель Председателя Совета Министров УССР-Председатель Госплана УССР (1987—1990 гг.), заместитель Председателя Совета Министров-Председатель Государственного комитета УССР по экономике (18 июля - 14 ноября 1990 гг.).

В 1990—1991 годах являлся членом ЦК КПСС.

23 октября 1990 г. на Фокина возложено исполнение обязанностей Председателя Совета Министров УССР. 14 ноября того же года был утверждён на этой должности.

С 1991 г. В.Фокин одновременно и на общественной работе. Избирался народным депутатом СССР от Лисичанского территориального округа Луганской области, а также депутатом Верховного Совета Украины 12-го (1-го) созыва (Дарницкий избирательный округ № 6 г. Киева)(1991—1994 гг.). В группы и фракции не входил.

С 18 апреля 1991 г. — Премьер-министр Украинской ССР.

С 17 сентября 1991 г. — Премьер-министр Украины.

Получал предложение от М. С. Горбачёва возглавить правительство СССР, но отказался.

8 декабря 1991 года вместе с президентом республики Леонидом Кравчуком от имени Украины подписал беловежское соглашение о ликвидации СССР.

1 октября 1992 г. Верховный Совет Украины выразил Кабинету Министров недоверие, что в соответствии с действовавшей в то время Конституцией Украины влекло отставку правительства. После отставки с поста главы правительства Украины получал предложение от тогдашнего главы правительства России В. С. Черномырдина стать его заместителем по ТЭК, отказался.

С 1993 года — Президент Международного Фонда гуманитарных и экономических связей Украины с Российской Федерацией. С 1999 также Президент Луганского землячества в Киеве.

В 2015 году выпустил книгу — вольный перевод на украинский язык поэмы Александра Пушкина «Руслан и Людмила».

Имеет государственные награды.

Семья

• жена Тамилла Григорьевна Фокина
• сын — Игорь Витольдович Фокин быв. зампредседателя правления СП «Девон», ведущий проектов украино-дагестанских экономическо-гуманитарных отношений, а также занимается банковско-финансовой инвестиционной деятельностью, еще и поэт.
• Невестка Марина Игоревна Фокина — инженер.
• дочь — Наталья Витольдовна
• Внучка Маша Фокина (Мария Игоревна Фокина) (6 марта 1986) — украинская певица

Отрывок, характеризующий Фокин, Витольд Павлович

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.