Витте, Сергей Юльевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Юльевич Витте<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета министров
19 октября 1905 — 22 апреля 1906
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Иван Логгинович Горемыкин
Председатель Комитета министров
29 августа 1903 — 23 апреля 1906
Предшественник: Иван Николаевич Дурново
Преемник: должность упразднена
Министр финансов
30 августа 1892 — 29 августа 1903
Предшественник: Иван Алексеевич Вышнеградский
Преемник: Эдуард Дмитриевич Плеске
Министр путей сообщения
15 февраля — 30 августа 1892
Предшественник: Адольф Яковлевич Гюббенет
Преемник: Аполлон Константинович Кривошеин
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: Тифлис, Российская империя
Смерть: Петроград
Место погребения: Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры
Образование: Новороссийский университет
 
Автограф:
 
Награды:
Граф (1905) Серге́й Ю́льевич Ви́тте (17 [29] июня 1849, Тифлис — 28 февраля [13 марта1915, Петроград) — русский государственный деятель, министр путей сообщения (1892), министр финансов (1892—1903), председатель Комитета министров (1903—06), председатель Совета министров (1905—06). Добился введения в России «золотого стандарта» (1897), способствовал притоку в Россию капиталов из-за рубежа, поощрял инвестиции в железнодорожное строительство (в том числе Великий Сибирский путь). Деятельность Витте привела к резкому ускорению темпов промышленного роста в Российской империи. Противник начала войны с Японией и главный переговорщик при заключении Портсмутского мира. Фактический автор манифеста 17 октября 1905 года, который предполагал начало трансформации России в конституционную монархию[1]. По чинам — действительный тайный советник (1899). С 1903 член Государственного совета. Автор многотомных воспоминаний.



Биография

Происхождение и ранние годы

Происходит из балтийских немцев[2]. Его отец Христоф-Генрих-Георг-Юлиус Витте (нем. Julius Witte) принадлежал к рядам курляндского дворянства, в молодости изучал в Пруссии сельское хозяйство и горное дело. Вследствие брака перешёл из лютеранства в православие и стал Юлием Фёдоровичем. В первой половине 40-х годов XIX века был направлен в Саратовскую губернию, где управлял сельскохозяйственной фермой в 80 верстах от Саратова.

Там же Ю. Ф. Витте познакомился со своей будущей женой Екатериной Андреевной Фадеевой — дочерью саратовского губернатора А. М. Фадеева, внучкой генерал-майора князя П. В. Долгорукова, родной сестрой писательницы Елены Ган и двоюродной — мемуаристки Е. А. Сушковой. В 1844 году состоялось их бракосочетание. Основательница Теософского общества, Елена Блавацкая, приходилась С. Ю. Витте двоюродной сестрой.

Первые 16 лет жизни С. Витте прошли в Тифлисе, где он учился в городской гимназии, затем в Кишинёве, где он продолжил обучение в 1-й Кишинёвской русской гимназии и где им был получен гимназический аттестат. В 1866 году он (вместе с братом) поступил в только что открывшийся Новороссийский университет (в Одессе) на физико-математический факультет. После смерти отца и остальные члены семьи перебрались в Одессу. В 1870 году Витте окончил физико-математический факультет Новороссийского университета, получив степень кандидата физико-математических наук.

Карьера

По окончании университета кандидат математики Витте намеревался остаться на кафедре высшей математики для продолжения научных занятий, но, подумав, отказался от такой перспективы. Его мать и дядя выступили против намерения стать профессором: «Это не дворянское дело» («Дворянское дело, — поясняет их позицию историк С. В. Ильин, — служить государю и отечеству»[3]). Витте отказался от научной карьеры и поступил на работу в канцелярию одесского губернатора.

Вскоре оставил службу в канцелярии и посвятил себя более интересному и денежному железнодорожному делу. Министр путей сообщения граф А. П. Бобринский, знавший его отца, предложил Сергею работу в качестве специалиста по эксплуатации железных дорог. Так с 1 мая 1870 года Витте стал работать в управлении Одесской железной дороги. Ему положили жалованье 2400 руб. в год, что превышало заработную плату университетского профессора (около 2000 руб. в год). В течение полугода Витте стажировался на различных должностях службы эксплуатации. В «Воспоминаниях» Витте писал: «Так, я сидел в кассах станционных, грузовых и билетных, затем изучал должности помощника начальника станции и начальника станции, потом контролёра и ревизора движения; затем занимал должности на различных станциях, где преимущественно было грузовое движение, и на станциях, где было преимущественно пассажирское движение».

Во второй половине 1870-х годов Витте возглавил службу эксплуатации Одесской железной дороги. Он сделался одним из ближайших сотрудников директора Русского общества пароходства и торговли Н. М. Чихачева, в ведении которого была и Одесская железная дорога. Уделял большое внимание развитию и техническому оснащению Одесского порта.

Карьера 26-летнего Витте чуть было не оборвалась, когда в конце 1875 года недалеко от Одессы произошла Тилигульская катастрофа — крушение поезда со множеством жертв. Начальник дороги Чихачев и Витте были преданы суду и приговорены к четырём месяцам тюрьмы. Однако пока тянулось расследование, Витте, оставаясь на службе, сумел отличиться в перевозке войск к театру военных действий русско-турецкой войны. Этим он обратил на себя внимание великого князя Николая Николаевича, по велению которого тюрьма для обвиняемого была заменена двухнедельной гауптвахтой (где Витте только ночевал, поскольку работал в составе «Особой высшей комиссии для исследования железнодорожного дела в России» графа Баранова)[4].

В 1879 году Витте переехал на жительство в Петербург, где получил должность начальника эксплуатационного отдела при правлении Общества Юго-Западных железных дорог (в состав которого, помимо Одесской, входило ещё четыре дороги — Харьковско-Николаевская, Фастовская, Киево-Брестская и Брестско-Граевская). В это же время Витте становится одним из участников Барановской комиссии, созданной указом Александра II «для исследования железнодорожного дела в России» и разрабатывает проект устава русских железных дорог.

В феврале 1880 года Витте был назначен начальником службы эксплуатации в администрации Общества Юго-Западных железных дорог и переехал на жительство в Киев. Председателем правления Общества был И. С. Блиох — варшавский банкир, автор цитируемых по сей день научных трудов по экономическим, политическим и железнодорожным вопросам. Правой рукой Блиоха был профессор И. А. Вышнеградский, будущий министр финансов России, который был на протяжении 15 лет непосредственным начальником С. Ю. Витте.

Хотя С. Ю. Витте, как он подчёркивал, предпочитал политике «общество актрис», но всё же сочувствовал славянофильству и писал для газеты И. С. Аксакова «Русь», сотрудничал с Одесским славянским благотворительным обществом. После событий 1 марта 1881 именно он выдвинул идею создания конспиративной организации для охраны государя и борьбы с террористами их же методами. Идея была поддержана и государем, и в свете, была создана «Священная дружина». Но в то время как остальные члены витийствовали, ввиду наказуемости инициативы именно С. Ю. Витте получил конкретное задание организовать в Париже убийства скрывавшихся там русских террористов, что в случае успеха должно было покончить с его карьерой. Вместо этого он благодаря актрисам вышел на Нико Николадзе и договорился через него c народовольцами о прекращении их террора и роспуске Святой дружины. Эта деятельность Витте продемонстрировала царской семье его верноподданнические чувства и способность находить абсолютно нетривиальные решения сложнейших политических и моральных проблем.[5][6]

В 1883 году С. Ю. Витте на основе цикла статей, напечатанных им ранее в журнале «Инженер» в полемике с киевским профессором Д. И. Пихно, опубликовал книгу «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов», которая принесла ему известность среди специалистов (2-е издание — 1884 год, 3-е, существенно расширенное — 1910 год). Витте полагал, что теория тарифообразования занимает центральное положение не только в экономике железных дорог, но и в экономике страны и, более того, — в жизнедеятельности общества в целом. По его мнению, при определении размеров провозной платы по железной дороге следует отталкиваться не от расходов транспортных предприятий, а от условий образования цен на перевозимые товары в пунктах отправления и назначения. Важнейшей частью книги стали сформулированные автором 23 принципа построения железнодорожных тарифов. От многих идей, высказанных в этой работе, Витте позднее отказался (когда перешёл работать с должности в частной железнодорожной компании в министерство путей сообщения). Во втором издании этой работы, помимо основной темы, Витте затронул политические вопросы, высказавшись за «социальную» и «бессословную» монархию, и считая, что в противном случае «она перестанет существовать».

В 1886 году Витте занял пост управляющего Обществом Юго-Западных железных дорог. Работая на должностях начальника эксплуатации и управляющего этой компании, добился роста эффективности и прибыльности. В частности, проводил передовую для того времени маркетинговую политику (реорганизовал тарифы, ввёл практику выдачи ссуд под хлебные грузы и т. д.).

В этот период познакомился с императором Александром III. По словам самого Витте, он на глазах императора вступил в конфликт с чиновниками железных дорог, доказывая, что нельзя использовать два мощных грузовых паровоза с целью разгона царского поезда до высоких скоростей, Александр III убедился в правоте С. Витте после крушения царского поезда в 1888 году[7].

На государственной службе

10 марта 1889 года назначен начальником вновь образованного Департамента железнодорожных дел при Министерстве финансов. Перейдя по просьбе царя Александра III на государственную службу, значительно потерял в годовом жаловании — с 40 тыс. руб. в год оплата на государственной службе упала до 8 тыс. руб. в год. Поэтому по решению Александра III получал из личных средств императора доплату к жалованью — ещё 8 тыс. руб. (всего 16 тыс. руб.) с целью частично компенсировать потери в зарплате после перехода на государственную службу. Работая на государственной службе, начал проводить политику скупки казной многочисленных тогда частных российских железных дорог. Причиной стало его понимание эффективности работы железных дорог России в едином государственном комплексе.

Работая в правительстве, добился права назначать сотрудников в зависимости от их эффективности, а не близости к правящим кругам. В своё подчинение набрал людей из частных компаний; его департамент считался образцовым. По свидетельствам, был демократичен в отношениях с подчинёнными, ценил в них самостоятельность.

В 1889 году опубликовал работу «Национальная экономия и Фридрих Лист», в которой обосновывал необходимость создания мощной национальной промышленности, защищённой на первых порах от иностранной конкуренции таможенным барьером.

В 1891 году был принят новый таможенный тариф России, разработанный при активном участии С. Витте и Д. И. Менделеева. Этот тариф сыграл важную роль во внешнеторговой политике России и стал защитным барьером для развивавшейся промышленности.

Министр путей сообщения

В феврале-августе 1892 года — министр путей сообщения. За этот срок сумел ликвидировать ставшие обычным явлением крупные скопления неперевезённых грузов. Провёл реформу железнодорожных тарифов.

В период деятельности Витте на железнодорожном транспорте (с 1889) в российских пассажирских поездах впервые появились подстаканники современной формы в металлическом окладе. Работники железной дороги, проводники и пассажиры по достоинству оценили преимущество новой посуды для чаепития: в качке двигающегося по рельсам состава подстаканники оказались куда устойчивей обычных стаканов и кружек[8].

Министр финансов

30 августа 1892 года Витте был назначен на пост министра финансов, каковой занимал в течение 11 лет. Вскоре после назначения поднял вопрос о форсировании строительства Транссибирской магистрали (в тот момент темпы строительства были таковы, что оно могло растянуться на многие десятки лет). С. Витте считал быстрое проведение магистрали настолько важным, что даже допускал возможность финансирования строительства за счёт денежной эмиссии. На такую меру министр всё-таки не пошёл, но сооружение Транссиба было резко ускорено.

Проводил независимую кадровую политику, издал циркуляр о привлечении на службу лиц с высшим образованием. Много внимания уделял созданию образовательной системы, готовившей кадры для промышленности, в частности, открытию новых «коммерческих» учебных заведений.

В 1894 году выступил за жёсткие торговые переговоры с Германией, в результате чего был заключён выгодный для России 10-летний торговый договор с этой страной. В том же году был избран почетным гражданином Казани за активное участие в строительстве Казанско-Рязанской железной дороги[9]

С 1895 года начал вводить винную монополию. Винная монополия распространялась на очистку спирта и розничную и оптовую торговлю крепкими спиртными напитками; производство спирта-сырца разрешалось частным лицам при условии определённой регламентации (повышенный акциз и т. д.). Монополия стала одним из важных источников пополнения госбюджета.

С 1896 года — статс-секретарь. В этом году провёл успешные переговоры с китайским представителем Ли Хунчжаном, добившись согласия Китая на сооружение в Маньчжурии Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), что позволило провести дорогу до Владивостока в гораздо более короткие сроки. Одновременно с Китаем был заключён союзный оборонительный договор. В Европе ходили слухи, что успеху переговоров содействовала выдача китайскому сановнику взятки в размере 500 тыс. руб. Витте слух о взятке в своих воспоминаниях опровергает.

Несомненной заслугой Витте является проведение им денежной реформы 1897 года. В результате Россия на период до 1914 года получила устойчивую валюту, обеспеченную золотом. Это способствовало усилению инвестиционной активности и увеличению притока иностранных капиталов.

В 1899 году количество золота в обороте составило 451,40 млн рублей. Количество бумажных денег упало до уровня 661,80 млн. Количество золота в обороте по сравнению с 1898 годом увеличилось в три раза, а по сравнению с 1897 — в 12,5 раз. За 1900 год количество золота в обороте увеличилось ещё в 1,42 раза. Затем этот рост стабилизировался. В целом, за четыре года количество золота в обороте увеличилось почти в 18 раз. Количество же бумажной наличности уменьшилось в 2,175 раз.

Однако современники в целом негативно оценивали изменения в функционировании финансовой системы, вызванные отказом от биметаллического обращения. Следствием перевода государственного долга на золотой рубль, правительство добровольно увеличило свой долг на 1,5 миллиона пудов серебра (на 1,6 млрд теперь уже золотых рублей или на %53 от прежнего объёма). На 1897 год правительство имело 3 млрд рублей долгов, для оплаты которых серебром по курсу к золоту, существовавшему с 1810 год, 4 золотника 21 доли понадобился бы слиток серебра весом в 4.394.531 пуд (71.984.533,75 кг). Переведя 3 млрд рублей на новый золотой рубль по новому курсу серебра к золоту в 7 золотников, правительство добровольно увеличило «серебряный слиток» до 5.976.000 пудов (97.889.757,44 кг).

Уменьшение бумажной наличности имело следствием острый недостаток денежной массы в обращении у населения. В 1899 году количество денежных знаков из расчета на одного жителя Российской Империи составляло 10 руб (25 франков), в то время как в Австрии — 50 франков, в Германии — 112 франков, в США — 115 франков, в Англии — 136 франков, во Франции — 218 франков. Для сравнения приводятся цифры 1857 года, когда в России ещё не был совершен переход от натурального к денежному хозяйству, соотношение составляло 25 рублей (62,5 франка)[10].

Выступал против попыток упрочения привилегированного положения дворянства, считая, что перспективы России связаны с развитием промышленности, усилением торгово-промышленного класса, увеличением ёмкости внутреннего рынка. В 1897 заявил, что «в России теперь происходит то же, что случилось в своё время на Западе: она переходит к капиталистическому строю… Это мировой непреложный закон». Выход, по его мнению, для дворянства один — обуржуазиться, заняться помимо земледелия и этими отраслями хозяйства.

При активном участии Витте разрабатывалось рабочее законодательство, в частности, закон об ограничении рабочего времени на предприятиях (1897).

В 1898 году провёл реформу торгово-промышленного налогообложения. В том же году выступил резко против захвата Россией Ляодунского полуострова в Китае, где впоследствии был сооружён Порт-Артур.

Считал необходимым реформировать крестьянскую общину, высказывался за свободный выход из общины. В октябре 1898 года обратился к Николаю II с запиской, в которой призвал царя «завершить освобождение крестьян», сделать из крестьянина «персону», освободить его от давящей опеки местных властей и общины.

Добился отмены круговой поруки в общине, телесных наказаний крестьян по приговору волостных судов, облегчения паспортного режима крестьян. Не без участия С. Витте были облегчены условия переселения крестьян на свободные земли, расширена деятельность Крестьянского поземельного банка, изданы законы и нормативные правила о мелком кредите.

Впоследствии С. Витте неоднократно подчёркивал, что П. А. Столыпин позаимствовал ряд его идей (подробнее см. статью Отношения Столыпина и Витте).

С 1899 года — действительный тайный советник. В 1899 году Витте принял участие в деле по осуждению Саввы Мамонтова. С. Ю. Витте, до некоторого момента находившийся в дружеских отношениях с Мамонтовым, резко поменял свою позицию.

Витте в 1903-1904 гг.

В 1903 г. вступил в обязанности председателя комитета министров. Последняя должность была фактически почётной отставкой, так как комитет до революции 1905 года не имел никакого значения. Это перемещение с поста влиятельного министра финансов произошло под напором дворянско-помещичьих членов правительства (главным образом, В. К. Плеве). Возглавил правительство после реформирования в качестве Председателя совета министров.

С 1903 года — член Государственного совета, назначался к присутствию на 1906—1915 годы. С 1903 года — член комитета финансов, с 1911 по 1915 год — его председатель. В 1904 году заключил торговый договор с Германией.

Витте и события 9 января 1905 года в Петербурге

В конце 1904 года Витте пребывал на почётной, но номинальной должности председателя Комитета министров. В январе 1905 года в Петербурге вспыхнула рабочая забастовка, а 7 января стало известно, что рабочие под руководством священника Георгия Гапона собираются идти в воскресенье к Зимнему дворцу с Петицией о рабочих нуждах. 8 января в редакции газеты «Наши дни» («Сын отечества») собрались представители общественности[11]. Для собравшихся было ясно, что столкновение рабочих с правительственными войсками неизбежно приведёт к большому кровопролитию. По предложению Максима Горького было решено отправить депутацию к министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому и председателю Комитета министров Витте с целью убедить их воздействовать на царя, чтобы предотвратить возможное кровопролитие[12]. В состав депутации были избраны Максим Горький, А. В. Пешехонов, Н. Ф. Анненский, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, К. К. Арсеньев, Е. И. Кедрин, Н. И. Кареев и рабочий Д. В. Кузин[11]. Вечером депутация отправилась к Святополк-Мирскому, но тот был на приёме у императора, и депутаты его не застали. Тогда депутация отправилась к Витте.

Витте принял депутатов, выслушал их просьбу, но заявил, что помочь ничем не может. Витте долго объяснял, что он сейчас не у дел, что он не имеет рычагов власти, что он в немилости у императора и вообще всё это дело «не его ведомства»[11]. На прощанье Витте предложил им обратиться к Святополк-Мирскому и связался с ним по телефону. Но тот ответил, что ему всё известно и во встрече с депутатами нет необходимости[12]. Витте развёл руками. Депутаты заявили, что Витте приводит формальные доводы и уклоняется, и ушли с пустыми руками[13].

Впоследствии многие высказывали сомнение в искренности Витте[14]. Известный чиновник И. И. Колышко, хорошо знавший Витте, писал, что тому ничего не стоило явиться к императору с экстренным докладом, объяснить ему серьёзность положения и убедить принять меры для предотвращения кровопролития. Но он этого не сделал[15]. В либеральных газетах писали, что Витте «умыл руки».

Во главе Совета министров

Летом 1905 года направлен императором в США для заключения Портсмутского мирного договора с Японией.

За успешное заключение мира ему было пожаловано графское достоинство. Так как в результате Японии перешла половина Сахалина (она претендовала на весь), получил шутливое прозвище «граф Полусахалинский».

<center>На портретных зарисовках И. Е. Репина

</div> </div> В октябре 1905 года представил царю записку о необходимости политических реформ. Руководил подавлением революции 1905 года, организовывал «экзекуционные поезда»[16].

По его инициативе был составлен Манифест 17 октября, даровавший основные гражданские свободы и вводивший институт народного представительства — Государственную думу. С октября 1905 года по апрель 1906 года — председатель реформированного Совета министров.

В 1906 году провёл переговоры с Францией о получении займа. Находясь в зарубежных странах, особое внимание уделял общественному мнению и освещению в печати России и действий её правительства, о чём писал в своих «Воспоминаниях» (гл. 27).

В 1907 году пережил покушение на жизнь (следствие успешно провёл Павел Александров)[17][18].

Отставка и последние годы

Был отправлен в отставку по собственному желанию 22 апреля 1906 года. С 1898 года до конца жизни занимал особняк К. Ф. Штемберга по адресу: Каменноостровский проспект, 5.

Умер 28 февраля 1915 года в Петрограде от менингита. Вынос тела и отпевание состоялись 2 марта; богослужение в Свято-Духовской церкви Александро-Невской лавры возглавил епископ Гдовский Вениамин (Казанский) в сослужении настоятеля Казанского собора протоиерея Ф. Орнатского и иных; присутствовали Председатель Совета министров И. Л. Горемыкин и ряд министров[19]. Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры (фото могилы).

Согласно воспоминаниям посла Франции в Петербурге Ж.-М. Палеолога, император Николай II, с которым посол беседовал 3 марта, согласился с тем, что «большой очаг интриг погас вместе с ним» (слова из телеграммы Палеолога своему правительству о смерти Витте) и добавил: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением. Я увидел в ней также знак Божий»[20].

Семейная жизнь

Вскоре после переезда в Петербург Витте женился (29 июня 1879 г.) на Надежде Андреевне Спиридоновой, дочери отставного штабс-ротмистра Андрея Ивановича Иваненко. С будущей женой Витте познакомился ещё в Одессе. Она была формально замужем и он сам хлопотал о разводе. Венчание состоялось во Владимирской церкви[21]. Жена часто болела и подолгу жила на курортах. Умерла в октябре 1890 года от разрыва сердца.

Спустя год Витте женился на Марии Ивановне Лисаневич (1863—после 1924), урождённой Матильде Исааковне Нурок. Женитьбе предшествовал скандал, так как Витте начал встречаться с Лисаневич до её развода и вступил в конфликт с её мужем. Это могло стоить Витте карьеры, так как скандальная женитьба на разведённой еврейке (хотя и принявшей православие) тогда не приветствовалась. В результате и без того не самые тёплые отношения Витте с высшим светом ещё более ухудшились.

По словам современников, в молодости Матильда Ивановна обладала привлекательной красотой, умело ею использовалась и блестяще завершила своё восхождении со ступени на ступень по лестнице больших успехов. «К ней протягивалось много рук с предложением опереться на них на подъемах; она выбирала сильнейших и числом же их не смущалась»[22]. Одного добиться ей не удалось, несмотря на настойчивое желание, это быть принятою ко двору. Ей одной из всех жен министров упорно в этом отказывалось. Была она женщина незаурядного ума и в значительной мере влияла на мужа. Благодаря жене, Витте отучился сквернословить и научился кое-как понимать и говорить «с плачевным акцентом» по-французски и по-немецки[22].

Не имея собственных детей, граф Витте воспитывал дочерей своих жён от предыдущих браков — Софью Спиридонову и Веру Лисаневич. Первая из них после окончания Николаевского женского института подолгу жила в Западной Европе. Замуж вышла за своего кузена Михаила Фёдоровича Меринга (сына киевского богача Ф. Ф. Меринга), которого страсть к игре довела до совершенного разорения[23]. Сын их Михаил Меринг был репрессирован в 1934 г. по делу евлогиевцев[24]. Вера Сергеевна Витте (1883—1963) в 1904 году вышла замуж за дипломата Кирилла Васильевича Нарышкина (1877—1950), сына крупного петербургского богача (в 2012 году в его доме был найден т. н. нарышкинский клад). В 1922 г. опубликовала в Брюсселе «Записки девочки», по мере сил помогала бедствующим в эмиграции музыкантам. Русский перевод её воспоминаний (с предисловием внучки) появился только в 2005 году[25].

Основные достижения

Мемуары

В половине 1900-х — начале 1910-х работал над воспоминаниями, носящими сугубо личный, без использования документов, характер. Об их существовании русская печать сообщила вскоре после его кончины, в марте 1915 года. Попытки полиции и русского посольства в Париже найти и изъять мемуары оказались безуспешными (обыски были произведены в его особняке на Каменноостровском проспекте и в его заграничной вилле в Биаррице)[26]. Рукопись мемуаров хранилась в одном из парижских банков на имя его жены и незадолго до его смерти была переправлена в Байонну на имя другого лица; затем попала в руки созданного в Берлине весной 1920 года книгоиздательства «Слово». Член правления «Слова» и одновременно редактор эмигрантской газеты «Руль» И. В. Гессен первым начал публикацию в своей газете отрывков; а в 1921 году вышел из печати первый том «Воспоминаний» издательства «Слово»[27]; в том же году, несколько раньше, вышло однотомное издание мемуаров на английском языке.

В 1923 году русский текст «Воспоминаний» с предисловием академика М. Н. Покровского и вступительным замечанием И. В. Гессена вышли в РСФСР (точная перепечатка текста берлинского издания); издание выполнено как научное и снабжено подробным алфавитным указателем. По характеристике БСЭ (1930 г.), мемуары эти «дают ценнейший материал для характеристики самого Витте и являются настоящим рудником не всегда вполне достоверных анекдотов o жизни высшего общества, бюрократии и двора последних трех Романовых». Эмигрантский политик В. И. Гурко, отмечая крайний субъективизм и сумбурность текста «Воспоминаний», также призывал относиться к этому источнику с осторожностью: «Отличительной особенностью воспоминаний является то самовосхваление, которым они дышат, можно сказать, от первой страницы до последней. В результате получается неизгладимое впечатление, что самая цель составления записок состояла исключительно в возвеличении себя и, увы, в принижении всех прочих современных ему русских государственных деятелей»[28].

Признание и память о Витте

Награды

Увековечивание памяти

Сочинения

  1. Витте С. Ю. [dlib.rsl.ru/rsl01003000000/rsl01003546000/rsl01003546785/rsl01003546785.pdf Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов] Киев : журн. «Инженер», 1883.
  2. Витте С. Ю. Национальная экономия и Фридрих Лист. Киев, 1899.
  3. Витте С. Ю. [dlib.rsl.ru/rsl01003000000/rsl01003548000/rsl01003548329/rsl01003548329.pdf Речь министра финансов в заседании Совета государственных кредитных установлений, 21 декабря 1892 года] Санкт-Петербург : тип. М-ва вн. дел, [1893].
  4. Витте С. Ю. Замечания на проект Вотчинного устава. СПб., 1900.
  5. Витте С. Ю. Записка по крестьянскому делу. СПб, 1904, 1905
  6. Витте С. Ю. [dlib.rsl.ru/rsl01003000000/rsl01003777000/rsl01003777229/rsl01003777229.pdf Вынужденные разъяснения по поводу отчета ген.-ад. Куропаткина о войне с Японией.] МСПб., 1909; ос.Т-во И. Д. Сытина, 1911.
  7. Витте С. Ю. [dlib.rsl.ru/rsl01003000000/rsl01003417000/rsl01003417482/rsl01003417482.pdf Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, читанных его императорскому высочеству великому князю Михаилу Александровичу в 1900—1902 гг.] Санкт-Петербург : Тип. АО Брокгауз-Ефрон, 1912, 1914
  8. Витте С. Ю. [az.lib.ru/w/witte_s_j/ Воспоминания в 3-х томах. М., Соцэкгиз,1960]
  9. [istmat.info/node/34637 Витте С. Ю. Всеподданнейший доклад министра финансов…февраль 1899 г.]
  10. [www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php/%D0%92%D0%B8%D1%82%D1%82%D0%B5_%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9_%D0%AE%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87/%D0%94%D0%BE%D0%BA%D1%83%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8B/%D0%9F%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C_%D0%B2%D1%8B%D1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B9_%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0_%D1%84%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BE%D0%B2_%D0%A1._%D0%AE._%D0%92%D0%B8%D1%82%D1%82%D0%B5 Протокольная запись выступлений министра финансов С. Ю. Витте и министра иностранных дел М. Н. Муравьева на совещании министров под председательством Николая II]
  11. Витте С. Ю. [dlib.rsl.ru/viewer/01003557199 Самодержавие и земство]. — СПб., 1908.
  12. [rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=1542630 Ф. Лист, С. Ю. Витте, Д. И. Менделеев — Национальная система политической экономии]

См. также

Напишите отзыв о статье "Витте, Сергей Юльевич"

Примечания

  1. [slovari.yandex.ru/витте/Гуманитарный%20словарь/Витте%20Сер.%20Юльевич/ Витте Сер. Юльевич — Гуманитарный словарь — Яндекс.Словари]. Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0DRVzyX Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
  2. В семье бытовало предание о голландском происхождении, однако «к XVIII веку эти Витте вполне онемечились и представляли собой типичных прибалтийских бюргеров». См.: Блонский, Л. В. Царские, дворянские, купеческие роды России. — Вече. — 2007. — 124 с.
  3. Ильин С. В. Витте. / 2-е изд. — М., 2012. — С. 25.
  4. [funeral-spb.narod.ru/necropols/lazarevskoe/tombs/vitte/vitte.html Витте Сергей Юльевич (1849—1915)]
  5. [az.lib.ru/w/witte_s_j/ C. Ю. Витте Собрание сочинений]
  6. Лемке М. К. Святая дружина Александра III (Тайное общество борьбы с крамолой). 1881—1882 годы. По неизданным документам. — СПб., Лики России, 2012. — 928 с.+илл.
  7. [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0010.shtml Сергей Витте. Воспоминания. Глава 10. Катастрофа в Борках.]
  8. [zdr.gudok.ru/pub/24/186022/ Скромный символ путешествий]
  9. [www.gazeta.ksu.ru/archiv1/0805/13.htm Принимая во внимание заслуги]
  10. А. Нечволодов. От разорения к достатку.. — Санкт-Петербург: Типография штаба войск Гвардии и Петербургского военного округа, 1907. — С. 17-18.
  11. 1 2 3 Л. Я. Гуревич. Народное движение в Петербурге 9-го января 1905 г. // Былое. — СПб., 1906. — № 1. — С. 195—223.
  12. 1 2 Аннин. Из воспоминаний о 9 января // Речь. — СПб., 1908. — № 7 (9 января). — С. 1—2.
  13. С. Ю. Витте. [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0060.shtml Воспоминания. Царствование Николая II]. — Берлин: «Слово», 1922. — Т. 2. — 571 с.
  14. В. Н. Коковцов. [www.hrono.ru/libris/lib_k/kok0_00.php Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919 гг]. — Париж, 1933.
  15. И. И. Колышко. Великий распад. Воспоминания. — СПб.: «Нестор-История», 2009. — 464 с.
  16. В архивах (ЦГАОР, ф. Совета министров, оп. 2. д. 58. л. 1-1 об.) сохранилось письмо Витте, посланное министру внутренних дел Дурново 11 марта 1906 года: «Для вящего устрашения лиц, стремящихся посеять смуту, Совет министров признал полезным ныне же сформировать на главнейших узловых станциях особые экзекуционные поезда с воинскими отрядами, которые в случае надобности могли бы своевременно быть отправлены на линию для водворения порядка».
  17. [www.ruthenia.ru/sovlit/j/314.html «Покушение на мою жизнь», «Воспоминания» С. Ю. Витте, т. II-ой, 1922 г. Книгоиздат. «Слово»]
  18. [ru-history.livejournal.com/3175909.html Покушение на графа Витте (2011-10-15), сканер копии — Юрий Штенгель]
  19. «Правительственный вестник». 3 (16) марта 1915, № 50, стр. 8.
  20. Палеолог М. Восточный вопрос // Царская Россия во время мировой войны. — М.-Пг., 1923 (перевод с французского).
  21. [www.hrono.ru/libris/lib_we/vitte07.html С. Ю. Витте]
  22. 1 2 В. Б. Лопухин. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. — СПб.: Нестор-История, 2009. — 540 с.
  23. books.google.ru/books?id=QHt4BAAAQBAJ&pg=PA160
  24. [www.petergen.com/bovkalo/mar/rusm.html Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян. Русская Православная Церковь]
  25. Нарышкина-Витте В.С. Воспоминания / Предисл. Н.Л.Нарышкиной. - М.: Рус. экон. о-во; Фристайл, 2005. - 327 с.
  26. Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. [www.prometeus.nsc.ru/biblio/vitte/memcrit.ssi Опыт критики мемуаров С. Ю. Витте], стр. 300.
  27. Граф С. Ю. Витте. Воспоминанія. Царствованіе Николая II. — Издательство «Слово», Берлин, 1922.
  28. В. Гурко. Что есть и чего нѣтъ въ «Воспоминаніяхъ» графа С. Ю. Витте. // «Русская Лѣтопись». Книга вторая, Париж, 1922, стр. 61—62.
  29. [mysteriouscountry.ru/wiki/index.php/Витте_Сергей_Юльевич/Воспоминания/Царствование_Николая_II/Том_I/Глава_VIII Воспоминания. Царствование Николая II. Витте С. Ю.]
  30. [old.ekburg.ru/adm/kult/20008_2728_1_1/ Екатеринбург — Официальный портал Екатеринбурга]
  31. Стойчев В. М. [www.nbuv.gov.ua/Portal/soc_gum/Npifznu/2007_21/21/stoychev.pdf Домовые церкви г. Александровска начала XX века: к истории возникновения (по материалам Государственного архива Запорожского области)] // Наукові праці історичного факультету Запорізького національного університету : Збірник наукових праць. — 2007. — № 21. — С. 131.
  32. [www.cherinfo.ru/?pid=38 Официальный сайт города Череповца]
  33. Тихвин (станция)
  34. [odesskiy.com/ulitsi-v-istorii-odessi/doryanskaya.html Дворянская улица]
  35. [archive.is/20120804185719/www.mosclassific.ru/mClass/spravum_viewd.php?id=03441&ul=аллея%20Витте Просмотр записи Справочника улиц Москвы]
  36. [www.miemp.ru/novosti/novoe-imya-miemp-moskovskiy-un/ Новое имя МИЭМП - «Московский Университет имени С.Ю. Витте»]. МИЭМП (15.11.2011). Проверено 26 ноября 2011. [www.webcitation.org/65Bv4BnVq Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].
  37. [dumskaya.net/news/v-odesse-skver-nazvali-v-chest-pervogo-premera-r-023503/ В Одессе сквер назвали в честь первого премьера Российской империи] (рус.). Сайт Думская.net. Проверено 21 декабря 2012. [www.webcitation.org/6D72uI2EH Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].

Литература

  1. Абалкин Л. И. Экономические воззрения и государственная деятельность С. Ю. Витте. — М., 1999. — 52 с. — ISBN 5-201-03238-9.
  2. Алексеева С. И. Т. И. Филиппов и С. Ю. Витте: к вопросу об обстоятельствах реализации реформаторского курса С. Ю. Витте // История России: экономика, политика, человек. К 80-летию доктора исторических наук, профессора, академика РАН Б. В. Ананьича. Труды исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Т. 5. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского гос. ун-та, 2011. С. 13–19. [cyberleninka.ru/article/n/t-i-filippov-i-s-yu-vitte-k-voprosu-ob-obstoyatelstvah-realizatsii-reformatorskogo-kursa-s-yu-vitte]
  3. Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. [library6.com/index.php/library6/item/309774 Сергей Юльевич Витте и его время]. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. — 430 с.
  4. Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте — мемуарист. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. — 430 с. — ISBN 5-86007-180-9.
  5. [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=230 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 168—173.
  6. С. Ю. Витте — выдающийся государственный деятель России: Тезисы докладов и сообщения научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения С. Ю. Витте. С.-Петербург, 22-23 июня 1999 г. — СПб., 1999. — 287 с. — ISBN 5-87417-080-4.
  7. Сергей Юльевич Витте — государственный деятель, реформатор, экономист: (К 150-летию со дня рождения). Сборник в 2-х частях / Отв. ред.: Н. К. Фигуровская, А. Д. Степанский. — М.: Ин-т экономики РАН, 1999. — Т. 1-2. — ISBN 5-201-03240-0.
  8. Игнатьев А. В. С. Ю. Витте — дипломат. — М.: Международные отношения, 1989. — 336 с. — (Из истории дипломатии). — ISBN 5-7133-0052-8.
  9. Ильин С. В. [library6.com/index.php/library6/item/522071 Витте]. — Изд. 2-е, испр. — М.: Молодая гвардия, 2012. — 511 с. — (Жизнь замечательных людей). — 5000 экз. — ISBN 978-5-235-03502-7.
  10. Канн С. [www.prometeus.nsc.ru/works/vitcom.ssi С. Ю. Витте и создание Комитета Сибирской железной дороги].
  11. Корелин А. П., Степанов С. А. С. Ю. Витте — финансист, политик, дипломат. — М.: Терра.-Книжный клуб, 1998. — 464 с. — (Портреты). — ISBN 5300-01777-9.
  12. Корелин А. П. Сергей Юльевич Витте. // Россия на рубеже веков: исторические портреты. — М., 1991.
  13. Степанов С. [history.machaon.ru/all/number_03/istori4e/witte/index.html С. Ю. Витте (исторический портрет)]
  14. Тарле Е. В. [www.scepsis.ru/library/id_1703.html Граф С. Ю. Витте. Опыт характеристики внешней политики].
  15. Троцкий Л. [www.1917.com/Marxism/Trotsky/CW/Trotsky-VIII/VIII-02-01-01.html Граф Витте].
  16. Векшина Ю. А. Граф В. Н. Коковцов — государственный деятель Российской империи. — СПб.: Нестор-История, 2008.
  17. Шишов А.В. [library6.com/index.php/library6/item/7632019 Витте. Финансовый гений последних Романовых.]. — М.: Вече, 2004. — 432 с.

Ссылки

  • [funeral-spb.narod.ru/necropols/lazarevskoe/tombs/vitte/vitte.html Витте Сергей Юльевич (1849—1915)]
  • [www.prometeus.nsc.ru/biblio/vitte/refer.ssi Сергей Юльевич Витте (1849—1915): Библиография трудов]
  • [runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=7149&CENTER_ELEMENT_ID=137800&PORTAL_ID=7149 Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая Второго, в 2-х томах на сайте «Руниверс»]
  • [az.lib.ru/w/witte_s_j/ Витте, Сергей Юльевич] в библиотеке Максима Мошкова
  • Влас Михайлович Дорошевич. «Граф Витте»
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_n/nik2all_we.php Сайт Хронос. Окружение Николая II]
  • [berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer14/Tenenbaum1.htm Б. Тененбаум. С. Ю. Витте на половине пути к станции Дно]
  • [www.lib.usue.ru/text/dop/vit.htm Экономические реформы С. Ю. Витте: библиография]

Отрывок, характеризующий Витте, Сергей Юльевич

Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.