Витткоп, Габриэль

Габриэль Витткоп
Имя при рождении:	Габриэль Менардо
Дата рождения:	27 мая 1920(1920-05-27)
Место рождения:	Нант, Франция
Дата смерти:	22 декабря 2002(2002-12-22) (82 года)
Место смерти:	Франкфурт-на-Майне, Германия
Гражданство:	Франция Франция, Германия Германия
Род деятельности:	журналист, писатель-прозаик
Годы творчества:	1966—2002
Дебют:	«Э. Т. А. Гофман в саморазоблачениях и изобразительных документах»

Габриэ́ль Виттко́п (фр. Gabrielle Wittkop, 1920—2002) — французская писательница. Темами своих книг избрала маргинальные стороны человеческого существования. Наиболее известное произведение — написанная в форме дневника парижского антиквара повесть «Некрофил» (1972), от первого лица рассказывающая о сексуальных похождениях этого любителя мёртвой плоти.

Биография

Габриэль Витткоп, в девичестве Менардо (Ménardeau), родилась 27 мая 1920 года в Нанте, Франция. В возрасте четырёх лет она уже умела читать, в шесть — изучала классиков французской литературы, благо её отец располагал богатой библиотекой. Школу Габриэль не посещала, занимаясь самообразованием вплоть до начала Второй мировой войны (особый интерес у будущей писательницы вызывала литература XVIII века).

В годы оккупации Габриэль Менардо познакомилась в Париже с немцем Юстасом Францем Витткопом, дезертировавшим из армии, и помогла ему избежать ареста, укрыв от нацистов. Несмотря на его гомосексуальность и более чем двадцатилетнюю разницу в возрасте, они поженились, и по окончании войны в 1946 году перебрались в Германию.

В 1966 году Габриэль Витткоп публикует свою первую, написанную по-немецки работу «Э. Т. А. Гофман в саморазоблачениях и изобразительных документах» (нем. E. T. A. Hoffmann in Selbstzeugnissen und Bilddokumente), посвящённую Гофману, и с этого времени активно сотрудничает с газетами и журналами, включая такие ведущие издания как Frankfurter Allgemeine Zeitung. В 1972 году в небольшом французском эротическом издательстве выходит первая повесть Витткоп «Некрофил», в которой писательница обращается к темам смерти и сексуального влечения к трупам. Витткоп много путешествует по миру, результатом этих поездок становятся повесть «Смерть С.» (1975) и роман «Белые раджи» (1986). «Смерть С.» — это созвучная новелле Томаса Манна «Смерть в Венеции» история британского гомосексуалиста, умирающего в борделях Бомбея.

В 1986 году добровольно уходит из жизни муж писательницы Юстас Витткоп, долгое время страдавший болезнью Паркинсона. Это событие Габриэль Витткоп описывает в своей книге «Хемлок, или Яды» (1988). В 2001 году на свой 81-й день рождения Витткоп, больная раком лёгких, принимает решение покончить с собой. В письме своему издателю она так говорит об этом решении: «Я собираюсь умереть, как и жила, как свободный человек… Я — свободный человек, а в наши времена таких немного. Свободный человек не гонится за успехом». Габриэль Витткоп ушла из жизни по собственной воле 22 декабря 2002 года во Франкфурте-на-Майне.

Русские переводы

Русские переводы художественных произведений Витткоп появились спустя почти год после её смерти. До этого русскоязычный читатель был знаком только с её монографией "Гофман", которая вышла в 1999 году в серии "Биографические ландшафты" в издательстве "Урал LTD". Осенью 2003 года в 61-м номере «Митиного журнала» были опубликованы две повести писательницы: «Некрофил» и «Смерть С.». Вместе с романом «Убийство по-венециански» и двумя рассказами из сборника «Сон разума» эти повести вошли в книгу сочинений Габриэль Витткоп, изданную Kolonna publications в 2005 году. Публикация книги вызвала определённый резонанс, порой рецензенты приходили к самым неожиданным выводам, например, к таким:

Возможно, после вашей смерти с вами попытаются познакомиться. Возможно, вас полюбят…

В 2006 году в том же издательстве вышел ещё один сборник работ писательницы, в него вошли повести «Торговка детьми» и «Страстный пуританин». В 2007 году вышел русский перевод романа «Каждый день — падающее дерево», затем были опубликованы сборники «Вечный альманах гарпий», «Сон разума» и «Образцовая смерть», романы «Белые раджи» и «Хемлок».

Библиография

• Некрофил / Le Nécrophile (1972, рус. перевод 2003)
• Смерть С. / La Mort de C. (1975, рус. перевод 2003)
• Белые раджи / Les rajahs blancs (1986, рус. перевод 2011)
• Хемлок, или Яды / Hemlock, ou, Les poisons (1988, рус. перевод 2013)
• Образцовая смерть / Les départs exemplaires (1998, рус. перевод 2009)
• Убийство по-венециански / Sérénissime assassinat (2001, рус. перевод 2005)
• Сон разума / Le Sommeil de la raison (2003) (сборник рассказов, рус. перевод 2009)
• Торговка детьми / La Marchande d’enfants (2003, рус. перевод 2006)
• Каждый день — падающее дерево / Chaque jour est un arbre qui tombe (2006, рус. перевод 2007)
• Азиатские записки / Carnets d’Asie (2010)

Издания на русском языке:

• Гофман (1999, ISBN 5-8029-0064-4)
• Некрофил (2005, ISBN 5-98144-051-1)
• Торговка детьми (2006, ISBN 5-98144-088-0)
• Каждый день — падающее дерево (2007, ISBN 5-98144-096-1)
• Вечный альманах гарпий (2008, ISBN 978-5-98144-114-1)
• Сон разума (2009, ISBN 978-5-98144-117-2)
• Образцовая смерть (2009, ISBN 978-5-98144-121-9)
• Белые раджи (2011, ISBN 978-5-98144-140-0)
• Хемлок, или Яды (2013, ISBN 978-5-98144-167-7)

Ссылки

• [kolonna.mitin.com/books.php?bookid=35 Габриэль Витткоп] на сайте Kolonna publications
• [www.netslova.ru/wittkop/necrophile.html Габриэль Витткоп — роман «Некрофил»] в «Сетевой Словесности»

Отрывок, характеризующий Витткоп, Габриэль

– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.