Витторио Венето (линкор)
«Витторио Венето» (итал. Vittorio Veneto) — итальянский линкор типа «Литторио» времён Второй мировой войны. Назван в честь победы итальянских войск над австрийцами в годы Первой мировой войны.
Содержание
История
Строительство и первые походы
Корабль был заложен на верфи «Кантьери Риунити дель Адриатике» в Триесте 28 октября 1934 в одиннадцатую годовщину «марша на Рим» итальянских фашистов во главе с Муссолини. Был спущен на воду 25 июля 1937, достроен был 28 апреля 1940. В строй вступил 1 мая 1940, до 2 августа проходил курс боевой подготовки. Во время ходовых испытаний на полную мощность показал лучшую (на тот момент - май 1940 года) в мире скорость для линейного корабля 32,5 узла. Первый боевой выход состоялся 31 августа 1940, когда крупнейшая группировка итальянских линейных сил (помимо «Витторио Венето», там были «Литторио», «Джулио Чезаре», «Конте ди Кавур» и «Кайо Дуилио», а также 10 крейсеров и 34 эсминца) направилась на открытое столкновение со средиземноморским флотом Англии, базировавшимся в Александрии. Английская авиация успела обнаружить итальянское соединение, и британцы отступили назад (этому благоприятствовала штормовая погода). Итальянцы вернулись на базу, но 6 сентября во второй раз отправились на бой с англичанами, на этот раз к Гибралтару. Впрочем, и эта битва не состоялась.
Нападение в Таранто
До ноября все линкоры стояли в Таранто, представляя собой угрозу для британцев: эти пять судов сопровождались девятью крейсерами, многочисленными кораблями разных классов, а сам порт прикрывали 90-мм зенитные орудия в количестве 21, несколько десятков автоматов калибров 37 и 20 мм, 27 привязных аэростатов заграждения и многочисленные прожекторы. Однако у итальянцев не было радиолокационных станций, а противоторпедное сетевое заграждение вокруг кораблей было недостаточным. И 11 ноября ночью английский авианосец «Илластриес» подошёл к Таранто на 170 миль, оставаясь незасечённым. В 20:35 группа из 21 палубного торпедоносца «Свордфиш» атаковала итальянский флот, ещё одна такая группа нанесла удар по флоту через час. По «Витторио Венето» были выпущены две 450-мм авиаторпеды, которые не попали в крупнейший итальянский корабль, однако три других судна — «Литторио», «Конте ди Кавур» и «Кайо Дуилио» — были торпедированы и надолго вышли из строя («Конте ди Кавур» не смог вернуться вообще). Эта атака изменила соотношение сил в Средиземноморье в пользу англичан.
Бой у мыса Спартивенто
«Витторио Венето» перешёл в Неаполь, где опасность налёта была ниже. 27 ноября этот корабль вместе с «Джулио Чезаре», шестью крейсерами и четырнадцатью эсминцами под командованием адмирала Кампиони покинул Неаполь для перехвата британского конвоя, шедшего по маршруту Гибралтар—Мальта. В состав сил прикрытия входили линейный крейсер «Ринаун», авианосец «Арк Ройял», два крейсера и десять эсминцев, а на подмогу им шли из Александрии линкор «Рэмилиес», три крейсера и пять эсминцев. Благодаря воздушной разведке Кампиони получил сведения об этой группе, поэтому прервал контакт, дабы не подвергать свои суда риску. Бой ограничился четырьмя залпами «Витторио Венето» по крейсерам британцев с большой дистанции, и крейсер «Бервик» получил серьёзное попадание. Этот бой вошёл в историю как бой у мыса Теулада (Спартивенто).
Стоянка с января по март
8 января 1941 вечером британцы организовали авианалёт на Неаполь и повредили «Джулио Чезаре», который был вынужден на следующий день уйти на ремонт в Специю. До марта итальянцы располагали только одним боеготовным линкором, которым и являлся «Витторио Венето». Его предполагалось использовать совместно со многочисленными крейсерскими силами против английских конвоев в Грецию, и для этого была запланирована операция на 24 марта: поддержку готовы были оказать немецкие лётчики из 10-го авиационного корпуса и итальянские лётчики королевских ВВС. Операция задержалась на два дня по просьбе немцев, стремившихся наладить более чёткое взаимодействие с итальянцами в ходе выполнения самой операции.
Сражение у мыса Матапан
Немецкая воздушная разведка серьёзно просчиталась: по их данным, у англичан в восточном Средиземноморье был якобы в полной готовности только линкор «Вэлиент». Вечером 26 марта «Витторио Венето» под командованием адмирала Анжело Иакино покинул Неаполь в сопровождении крейсеров «Зара», «Пола», «Фиуме», «Больцано», «Тренто» и «Триесте», лёгких крейсеров «Абруцци» и «Гарибальди», а также 13 эсминцев. Они собирались атаковать английские конвои, следовавшие из Александрии в порты Греции, но в 12:20 следующего дня патрульная летающая лодка «Сандерленд» обнаружила итальянские корабли и сорвала их внезапную атаку. Утром 28 марта три итальянских крейсера столкнулись с внешним боевым прикрытием английской эскадры, состоявшей из линкоров «Вэлиент», «Бархэм», «Уорспайт», авианосца «Формидебл» и девяти эсминцев.
Британские крейсеры «Глочестер», «Аякс», «Орион» и «Перт» вместе с четырьмя эсминцами прикрывали поисковый конвой, следовавший в Грецию, и находились в 30 милях к югу от острова Гуадо, когда обнаружили присутствие итальянских крейсеров на своём пути. Англичане пустились в преследование итальянцев, которые и навели их на свои главные силы. В 10:58 «Витторио Венето» вступил в бой, открыв огонь из 381-мм орудий по «Ориону» с дистанции 23 километра. Огромные всплески высотой до 70 метров окружили крейсер, на палубу посыпались осколки снарядов, но прямых попаданий не было. Англичане поставили плотную дымовую завесу и под её прикрытием вышли из боя, однако «Глочестер», который безрезультатно обстреливался линкором «Витторио Венето», остался для слежения. В 11:27 шесть палубных торпедоносцев «Альбакор» атаковали линкор и вынудили его прекратить вести огонь по «Глочестеру», однако торпедировать его не удалось. На помощь итальянцам поспешили два истребителя-бомбардировщика Junkers Ju 88, однако палубные истребители англичан «Фульмар» сбили один самолёт и сорвали атаку немцев. В такой обстановке адмирал Иакино приказал отступить к базе. Таким образом итало-немецкая операция провалилась. В 11:30 итальянцы начали отступать, отбиваясь от атак британских торпедоносцев. Начиная с 12:07, «Альбакоры» в течение 5 часов предприняли 11 атак, а в 14:20 и 14:50 бомбардировщики «Бристоль Блэнхэйм», базировавшиеся в Греции, нанесли два бомбовых удара.
В 15:19 три «Альбакора», два «Свордфиша» и два «Фульмара» вышли в атаку на «Витторио Венето». Головной «Альбакор» рухнул в воду примерно в 1000 метров от корабля, однако его 450-мм торпеда попала в итальянский линкор — она угодила в кормовую часть правого борта над правым внешним гребным винтом (примерно шесть метров под ватерлинии). Взрыв 227-кг боевого зарядного отделения торпеды привёл к огромным разрушениям: пробоина размерами 9 на 3, интенсивно затапливаемый коридор правого внешнего гребного вала, деформированный и заклиненный вал (наравне с вспомогательным рулём правого борта), течи в продольных и поперечных переборках в районе четвёртой электростанции. Более того, в такой ситуации, несмотря на боевую тревогу, несколько водонепроницаемых люков и горловин в районе повреждения вообще не были задраены. К 15:30 линкор остановился: к тому моменту 3500 тонн забортной воды проникли в кормовую часть, у корабля был дифферент на корму около трёх метров и крен на правый борт около четырёх с половиной градусов. Сброшенные рядом бомбы с «Блэнхэйма» привели к выходу из строя рулевой машины главного руля и усилению течи в кормовой части.
Аварийные партии предпринимали интенсивные меры по локализации распространения воды, герметизации и осушению помещений, но эти возможности сокращались с затоплением кормового отделения водоотливных насосов и недостатком переносных водоотливных средств. Однако к 16 часам удалось остановить распространение воды, ликвидировать крен и уменьшить дифферент. В 16:42 корабль сдвинулся с места за счёт турбин левого борта и набрал ход в 10 узлов, а к 18:20 довёл его до 16 узлов. Адмирал Иакино сообщил командованию о своём положении и запросил воздушное прикрытие, но получил отказ, поскольку, по данным разведки, в 175 милях было британское соединение из линкора и авианосца. Адмирал Эндрю Каннингхэм с тремя линкорами был на расстоянии 50 миль, приближаясь с каждым часом на 7 миль. В 19:00 «Витторио Венето», окружённый крейсерами и эсминцами, увеличил скорость до 19 узлов. Но в это время восемь торпедоносцев с «Формидебла» снова атаковали итальянскую эскадру и торпедировали тяжёлый крейсер «Пола». На помощь повреждённому кораблю Иакино выделил корабли «Зара» и «Фиуме», а сам отступил к базе. Хотя «Витторио Венето» и удалось вернуться, оставшиеся три корабля были легко уничтожены британцами из 381-мм орудий, поскольку у моряков Великобритании были радиолокационные устройства, позволявшие вести огонь в темноте. Этот бой вошёл в историю как битва у мыса Матапан.
Попытка перехвата конвоя Гибралтар—Мальта
На протяжении всего перехода до Таранто на линкоре продолжалась борьба с поступлением воды, и приходилось снижать скорость из-за попадания воды в систему смазки главных упорных подшипников. Ремонт линкора занял четыре месяца, и лишь в августе он снова был готов к боевым действиям. 23 августа 1941 «Витторио Венето», «Литторио» и четыре крейсера с эсминцами охранения вышли в море на перехват английского соединения, следовавшего из Гибралтара на Мальту. Британский отряд состоял из линкора «Нельсон», авианосца «Арк Ройял» и крейсера в охранении нескольких эсминцев. Вскоре после обнаружения англичанами итальянской эскадры англичане вернулись в базу, а затем и итальянцы последовали их примеру.
24 сентября конвой из девяти транспортных судов снова вышел из Гибралтара на Мальту. Итальянцы допустили ошибку, посчитав, что состав охраняющих кораблей не изменился: на помощь британцам в действительности поспешили ещё и линкоры «Родней» и «Принс оф Уэлс». Англичане пытались втянуть итальянский флот в решительное сражение и разгромить его. 26 сентября всё та же эскадра под флагом адмирала Анжело Иакино в составе «Витторио Венето», «Литторио», пяти крейсеров и четырнадцати эсминцев покинула Неаполь и отправилась на перехват английских кораблей. Следующим вечером, 27 сентября, «Нельсон» получил попадание торпедой с итальянского самолёта и остался с конвоем, а остальные корабли отправились для боя с итальянцами на севере. Однако ни та, ни другая сторона друг друга не обнаружили, хотя и шли одно время параллельными курсами на расстоянии около 70 миль. В 14:00 Иакино велел прекратить выполнение боевой задачи и вернуться на базу.
13 декабря «Витторио Венето», «Литторио» и четыре эсминца осуществляли дальнее прикрытие конвоя из пяти транспортов, следовавшего в Триполи. Возвращаясь в базу, 14 декабря в 8:59 у мыса Арми в Мессинском проливе «Витторио Венето» вступил в бой с подлодкой «Урге», и та выпустила веером три торпеды. Одна из них взорвалась по левому борту в районе кормовой 381-мм башни. Сила взрыва 340 кг тротила пробила даже конструктивную подводную защиту: в наружной обшивке образовалась пробоина размерами 13x6 метров, а корабль принял 2 032 тонны забортной воды и получил крен в размере трёх с половиной градусов на правый борт и дифферент на корму около 2,2 метра. Было убито несколько десятков человек, примерно столько же было ранено. Крен удалось уменьшить до одного градуса, а вот полностью устранить дифферент не удалось вплоть до возвращения в базу. Корабль прибыл в Таранто своим ходом, и его ремонт занял примерно четыре месяца. Из его команды на это время были выделены моряки на эсминцы Любляна и др.
Повторная попытка перехвата конвоя Гибралтар—Мальта
«Витторио Венето» вернулся в строй в июне 1942; в середине этого месяца англичане пытались провести два конвоя на Мальту: в первый входили пять транспортов, охраняемые линкором «Малайя», двумя авианосцами, четырьмя крейсерами и семнадцатью эсминцами, и этот конвой шёл из Гибралтара; во второй конвой входили 11 транспортов под охраной средиземноморской эскадры, и шёл он из Александрии. Оба конвоя должны были подойти к Мальте одновременно. «Витторио Венето» и «Литторио» направились из Таранто 14 июня в 14:30 для перехвата восточного конвоя (дивизия крейсеров из Палермо отправилась к западному конвою).
Перехват восточного конвоя планировался на 9:30, однако он сорвался из-за начавшихся атак англо-американской авиации: она атаковала с 3:40 вплоть до той самой даты 9:30. Немецкая авиация не смогла остановить войска союзников, и в итоге торпеда угодила в тяжёлый крейсер «Тренто», а авиабомба попала в первую 381-мм башню «Литторио». В 15:00 Иакино понял, что его ждёт очередной ночной бой, к которому итальянцы не были готовы, и сначала изменил курс для выхода на перехват следующим утром, а затем и вовсе отменил операцию. При отходе итальянцы снова подверглись торпедной атаке бомбардировщиков «Виккерс Уэллингтон»: в условиях отсутствия воздушного прикрытия «Литторио» был торпедирован, а «Тренто» получил ещё две торпеды от подлодки «Амбра» и затонул. Остальные итальянские корабли благополучно вернулись в свои базы. Они смогли добиться только отмены похода восточного конвоя и прорыва только одного транспорта в Ла-Валетту.
Перебазировка
Нехватка топлива привела к тому, что «Витторио Венето» больше не привлекался к операциям. 12 ноября он совместно с «Литторио» перебазировался из Таранто в Неаполь, а затем 6 декабря вместе с линкором «Рома» в Специю. Линкоры уже использовались как плавучие зенитные батареи: орудия калибров 381 и 152 мм были специально переквалифицированы для атак по самолётам, и для этого в их боекомплекты включили фугасные снаряды с дистанционными взрывателями.
5 июня 1943 во время массированного авианалета на Специю американских бомбардировщиков B-17 две 908-кг бронебойные авиабомбы попали в носовую оконечность «Витторио Венето» (первая по левому борту у первой 381-мм башни в районе 159 шпангоута пробила все палубы, цилиндры конструктивной подводной защиты и, не взорвавшись, ушла на дно, а вторая по левому борту возле шпилей, в районе 197 шпангоута прошла через все корабельные конструкции и взорвалась под днищем). Корабль ушел на ремонт в Геную, откуда после завершения всех работ через месяц вновь возвратился в Специю, где оставался вплоть до капитуляции Италии.
Передача линкора британцам
9 сентября 1943 в 3:00 линкор «Витторио Венето» покинул Специю и в составе эскадры отправился к острову Сардиния, где итальянцы намеревались разместить короля и правительство в надежде проводить независимую от Германии политику сепаратного мира. Впрочем, немцы в тот же день спешно заняли Сардинию, и итальянцы вынуждены были следовать на Мальту для сдачи союзникам. Вместе с эскадрой «Витторио Венето» прибыл в Ла-Валетту 11 сентября, а через три дня вышел в Александрию, куда прибыл 17 сентября. Месяц спустя линкор бросил якорь в Большом Горьком озере (зона Суэцкого канала), где оставался до 6 февраля 1946 (в тот день он вышел в Италию). 9 февраля линкор прибыл в Августу (Сицилия), а 14 октября возвратился в Специю. 3 января 1948 линкор был выведен из состава флота, а 1 февраля был формально исключён из состава флота. По условиям Парижского мирного договора линкор передавался Великобритании, но та предложила итальянцам разобрать его на металлолом. С 1953 по 1955 годы корабль был разобран в Специи.
Общая статистика
Этот корабль флота Италии был наиболее активным в ходе Второй мировой войны: за её годы он выполнил 56 боевых заданий, прошёл с боями 17970 миль за 1056 ходовых часов и израсходовал 20288 тонн топлива. В ремонтах и доках корабль находился в общей сложности 199 дней.
Командиры корабля
- Джузеппе Спарцани (30 апреля 1940 — 17 февраля 1942)
- Корсо Пекори Жирарди (18 февраля 1942 — 4 ноября 1943)
- Лучано Сотгью (5 ноября 1943 — 13 января 1944)
- Родольфо дель Миньо (14 января 1944 — 30 мая 1945)
- Франческо Мимбелли (31 мая 1945 — 10 мая 1946)
- Марко Каламаи (11 мая 1946 — 22 июня 1947)
- Эрнесто Нотари (23 июня — 5 сентября 1947)
- Марио Барталези (6 сентября — 30 декабря 1947)
- Бруно Цани (31 декабря 1947 — 2 июня 1948)
Напишите отзыв о статье "Витторио Венето (линкор)"
Ссылки
- [wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/Veneto/06.htm «Витторио Венето»] (рус.)
Отрывок, характеризующий Витторио Венето (линкор)
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
