Гассман, Витторио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Витторио Гассман»)
Перейти к: навигация, поиск
Витторио Гассман
Vittorio Gassman
Дата рождения:

1 сентября 1922(1922-09-01)

Место рождения:

Генуя, Италия

Дата смерти:

29 июня 2000(2000-06-29) (77 лет)

Место смерти:

Рим, Италия

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, театральный режиссёр

Карьера:

1945—1999

Награды:
Приз за лучшее исполнение мужской роли на МКФ в Канне (1975) |

Витто́рио Га́ссман (итал. Vittorio Gassman, 1 сентября 1922 — 29 июня 2000) — итальянский актёр и режиссёр театра и кино. В последние годы жизни проявил склонность к литературному творчеству. 7-кратный лауреат премии «Давид ди Донателло» за лучшую мужскую роль.





Биография

Витторио Гассман родился в пригороде Генуи. Его отец — немецкий инженер Генрих Гассманн (став актёром, одно «н» Витторио из своей фамилии убрал), мать — пизанка Луиза Амброн, еврейка по национальности. В детстве перебрался в Рим, где окончил классический лицей, а затем — Национальную Академию драматического искусства.

Дебютировал на театральной сцене в Милане (1943), в кино — в 1945 (фильм «Встреча с Лаурой» К. А. Феличе; плёнка утрачена). Славу на театральных подмостках принесли Гассману роли в постановках Лукино Висконти «Гамлет» и «Табачная дорога» (по пьесе Джека Киркланда). В 1948 году Гассман сыграл роль Джакомо Казановы в мелодраме Р. Фреда «Таинственный кавалер». Однако по-настоящему знаменитым его сделала роль уголовника Вальтера в неореалистическом фильме Джузеппе Де Сантиса «Горький рис» (1949).

В 1952 возглавил созданный им «Театр итальянского искусства».

В 1956 сыграл в спектакле «Отелло» и впервые выступил как кинорежиссёр, перенеся на экран свой спектакль «Кин, или Гений и распутство» (по пьесе Дюма-отца о великом английском актере Э. Кине), в соавторстве с начинающим кинорежиссёром Ф. Рози. В 1958 сыграл небольшую роль в экранизации повести Пушкина «Капитанская дочка», осуществлённой Альберто Латтуада под названием «Буря».

Творческий диапазон

Комедия по-итальянски

Если в начале своей карьеры Гассман считался именно мастером драматических ролей, то начиная с 1958, благодаря встрече с Марио Моничелли, Гассман выдвинулся в первый ряд актёров «комедии по-итальянски». Приверженцы этого жанра отказались от чистой буффонады и обратились к исследованию комических аспектов повседневности в их неразрывной связи с драматическим началом (под влиянием установок неореализма). Моничелли снял Гассмана в фильмах «Злоумышленники неизвестны» (считается, что именно эта картина положила начало «комедии по-итальянски»), «Большая война», «Гостиничный номер», в дилогии о Бранкалеоне, а в фильме «Россини! Россини!» запечатлел Гассмана в роли Людвига ван Бетховена; Витторио Де Сика — в фильме «Страшный суд»; Марко Феррери — в фильме «Аудиенция».

Востребованность за рубежом

Талант Гассмана обратил на себя внимание и за пределами Италии, причём предложения поступали со стороны очень известных режиссёров. Он снялся в двух картинах американца Роберта Олтмена; в весьма вольной экранизации «Бури» Шекспира, осуществлённой ещё одним американским режиссёром — Полом Мазурски, а также у такого крупного мастера французского кино, как Ален Рене. Наконец, поляк Кшиштоф Занусси пригласил Гассмана на главную роль в одном из наиболее углублённо-философских своих фильмов — «Парадигма».

Гассман и Дино Ризи

Чаще всего Гассман снимался у известного итальянского комедиографа Дино Ризи. Их сотрудничество началось в 1960 году; в общей сложности Гассман снялся в пятнадцати фильмах режиссёра. Среди них наибольшего внимания заслуживают два: состоящая из отдельных новелл картина «Чудовища», где Гассману довелось сыграть двенадцать ролей, в том числе одну женскую, и трагикомедия «Запах женщины». За роль слепого офицера Фаусто в «Запахе женщины» Гассман был удостоен приза как лучший исполнитель мужской роли на МКФ в Канне (1975). В последний раз Гассман снялся у Ризи в фильме «Просьба не беспокоиться» (1990), виртуозно воссоздав образ отринутого своей семьей, не вполне адекватного психически старика, единственным другом которого является его внучка.

Гассман в сознании отечественного зрителя

Для отечественного зрителя Витторио Гассман ассоциируется, прежде всего, с фильмом Дино Ризи «Именем итальянского народа» (в советском прокате — «Полмиллиарда за алиби»), с премированным на IX МКФ в Москве лирическим кинороманом Этторе Скола «Мы так любили друг друга» и с лучшим фильмом Валерио Дзурлини, кафкианской притчей «Тартарская пустыня». Фильм бельгийского режиссёра Андре Дельво «Бенвенута», хотя и был в советском прокате, но не слишком запомнился нашим зрителям. Не очень известна у нас и экранизация «Войны и мира» Толстого, выполненная Кингом Видором, в которой Гассман сыграл Анатоля Курагина.

Награды

Избранная фильмография

Актёр

Режиссёр

  • 1956 — Кин (совместно с Ф. Рози)
  • 1968 — Алиби
  • 1972 — Без семьи (по роману Гектора Мало)
  • 1983 — От отца к сыну (совместно с Алессандро Гассманом)

Книги Витторио Гассмана

  • 1981 — «Большое будущее за плечами» (Un grande avvenire dietro le spalle, автобиография)
  • 1990 — «Записки из-под лестницы» (Memorie del sottoscala, роман)
  • 1992 — «Недержание слов» (Mal di parola, сборник рассказов)
  • 1992 — «Любовные письма о прекрасном» (Lettere d’amore sulla bellezza)
  • 1997 — «Искренняя ложь» (Bugie sincere)

Напишите отзыв о статье "Гассман, Витторио"

Ссылки

  • [www.vittoriogassman.it toriogassman.it] — официальный сайт Витторио Гассмана


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гассман, Витторио

– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.