Витт, Иван Осипович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Осипович де Витт
(Яков Иосифович де Витте)

Портрет И.О. де Витта
работы[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

1781(1781)

Место рождения

Париж

Дата смерти

21 июня 1840(1840-06-21)

Место смерти

Крым

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

кавалерия

Годы службы

1800—1840

Звание

генерал от кавалерии

Награды и премии
Граф Ива́н О́сипович де Витт (17811840) — генерал от кавалерии на русской службе, ключевая фигура[2] русской разведки войны 1812 года. Сын знаменитой авантюристки Софии Глявоне и польско-литовского генерала.



Биография

Ранние годы

Внук подольского архитектора голландского происхождения. Отец, польско-украинский помещик Иосиф де Витт (1738—1814), занимал пост коменданта Каменец-Подольской крепости. Сёстры Ольга Нарышкина и София Киселёва, жена графа П. Д. Киселёва.

Ещё в 11 лет мать записала Ивана на службу в гвардию. Он был оформлен 17 сентября 1792 корнетом в лейб-гвардии Конный полк. 1 января 1800 года в чине штаб-ротмистра перешёл в Кавалергардский полк. Чин полковника получил в 1801 году.

Наполеоновские войны

В начале правления Александра I состоял при штабе гвардейского корпуса, где в круг его обязанностей входил сбор и анализ сведений о европейских армиях вместе с изучением их уставов. В Аустерлицком сражении был тяжело ранен в правую ногу ядром, а его солдаты в беспорядке бежали. После Тильзитского мира, якобы из-за неприятностей по службе, вышел в отставку.

В 1809 году вступил волонтером в армию Наполеона и проделал с ней поход против австрийцев. Во время пребывания в Париже русский резидент А. И. Чернышёв свёл его с Полиной Боргезе, сестрой императора, которая не пропускала красивых мужчин. Романа у них не вышло, но Витт отыскал другой способ выйти лично на Наполеона. Он вступил в брак с дочерью Каспера Любомирского, свояченицей Марии Валевской, в которую был влюблён император. Есть сведения, что переписка императора с Валевской проходила через графа Витта[2].

Наполеон направил Витта в качестве тайного агента в герцогство Варшавское, в связи с чем он получил доступ к секретным сведениям французского командования. В 18111812 годах совершил несколько поездок по Польше для выполнения разведзаданий русского командования, использовал личные и родственные связи для создания там агентурной сети. В русских документах того времени числился резидентом военной разведки 2-й армии генерала Петра Багратиона.

За две недели до вторжения Великой армии в Россию граф де Витт переплыл Неман и оказался в штабе армии Барклая де Толли, которому представил подробные сведения о наступательных планах французов. Тогда же был удостоен личной аудиенции у императора Александра. «Конфиденциальная беседа длилась несколько часов»[2].

Летом 1812 году сформировал на Украине 4 казачьих регулярных полка и, став во главе их, принял участие в боевых действиях. 18 октября 1812 года произведён в генерал-майоры. 22 февраля 1813 года награждён орденом Св. Георгия 3-го кл.

в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении против саксонских войск 1-го февраля при Калише.
24 февраля 1813 года назначен шефом 1-го Украинского казачьего полка, продолжая командовать бригадой Украинских казачьих полков.

Находился в боях под Люценом, Бауценом, Лейпцигом. В 1814 году сражался при Лаоне, Краоне и под стенами Парижа.

Витт на юге России

После войны командовал поселенной кавалерийской дивизией на Украине. Интриговал против Ланжерона, метя в губернаторы Новороссии. После назначения на эту должность графа Воронцова, подозревавшегося в либерализме, остался в Одессе фактически как надзиратель за ним от лица правительства.

Учреждение военных поселений было для него счастливым событием: он полюбился Аракчееву, гораздо ещё более самому царю и назначен начальником сих поселений в Новороссийском краю. Тут в мирное время награды, почести сыпались на него ещё обильнее, чем во время войны. Деятельность его умственная и телесная были чрезвычайные: у него ртуть текла в жилах. По наружной части под его руками все быстро зрело и поспевало; зато в хозяйственную он почти совсем не входил, бумаги ненавидел, не только подписывал он не читавши, но, уезжая из столицы своей, Вознесенска, подчиненным оставлял множество бланков. Можно себе представить, как они сим пользовались и какому расхищению подвергались казенные суммы.

Вигель

В генерал-лейтенанты произведён 6 мая 1818 года. 17 октября 1823 года назначен командиром 1-го резервного кавалерийского корпуса, затем начальствовал над резервными войсками. Командовал всеми военными поселениями на юге Украины, не оставляя при этом шпионской деятельности.

Витт, личность, грязная во всех отношениях, лелеял далеко идущие честолюбивые замыслы. Зная о существовании тайного общества (Пестель даже надеялся привлечь его на сторону заговорщиков и одно время был готов жениться на рябой старой деве, его дочери), он взвешивал, кого будет выгоднее продать: декабристов правительству или, в случае их победы (что он не исключал), правительство — декабристам. Он по собственной инициативе шпионил за А. Н. и Н. Н. Раевскими, М. Ф. Орловым, В. Л. Давыдовым и в решительную минуту всех их продал. Предметом же особенных наблюдений его был Пушкин, к которому он подсылал шпиона даже в Михайловское, совсем уже удаленное от поля его служебной деятельности.

Лотман[3]

Со своей женой, урождённой княжной Любомирской, граф де Витт фактически не жил с 1813 года. Многое говорит о том, что это был брак по расчёту[4]. Её сестра Марианна была замужем за графом Валерианом Зубовым, а после его смерти вышла замуж за царского любимца Фёдора Уварова. Во время пребывания в Одессе у графа де Витта началась связь с другой польской аристократкой, Каролиной Собаньской, урождённой Ржевуской, которая продлилась 15 лет. По некоторым сведениям, в 1831 г. они обвенчались. Вот что писал по поводу их отношений Ф. Вигель:

Сколько раз видели мы любовников, пренебрегающих законами света, которые покидают его и живут единственно друг для друга. Тут ничего этого не было. Напротив, как бы гордясь своими слабостями, чета сия выставляла их напоказ целому миру. Сожитие двух особ равного состояния предполагает ещё взаимность чувств: Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами; Собаньская никакой почти собственности не имела, а наряжалась едва ли не лучше всех и жила чрезвычайно роскошно, следственно, не гнушалась названием наемной наложницы, которое иные ей давали[5].

Витт участвовал в русско-турецкой войне 1828—29 годов. Чин генерала от кавалерии получил 21 апреля 1829 года, 30 августа 1831 года назначен шефом Украинского уланского полка.

Ноябрьское восстание

Отличился при подавлении восстания в Польше в 1831 году. За Гроховское сражение получил золотую саблю с алмазами. Ранен в правое колено и награждён орденом Св. Георгия 2-го класса 18 октября 1831 года

за отличное мужество и неустрашимость, оказанные в продолжении войны против польских мятежников, и в особенности при штурме и взятии Варшавских укреплений, где командуя правым флангом действующих войск, быстрыми кавалерийскими атаками и благоразумными распоряжениями, подавая собою пример личной храбрости, много способствовал к успешному окончанию дела.

Тем не менее Николая I встревожило стремление этнических поляков взять управление Варшавой в свои руки. Управляющий III отделением Мордвинов доносил графу Бенкендорфу:

Поляки и польки совсем завладели управлением. Образовалось что-то вроде женского общества под председательством г-жи Собаньской, продолжающей иметь большую силу над графом Виттом. Благодаря этому главные места предоставляются полякам, которые наиболее участвовали в мятеже[6].

Ввиду этого царь отклонил предложение Паскевича назначить Витта вице-председателем польского правительства. 10 апреля 1832 года Витт был назначен инспектором всей резервной кавалерии. В 1836 г. порвал отношения с Собаньской. Похоронен в Свято-Георгиевском монастыре на Фиоленте.

Награды

Российской империи:

Иностранных государств:

Источники

  • Список генералам по старшинству 1840 год.
  • Яшин М. И. «Итак, я жил тогда в Одессе…». К истории создания элегии Пушкина «Простишь ли мне ревнивые мечты…». — Нева, 1977, № 2, с. 100—143.

Напишите отзыв о статье "Витт, Иван Осипович"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 252, кат.№ 7983. — 360 с.
  2. 1 2 3 Шигин В. [nvo.ng.ru/spforces/2005-06-24/7_shtirliz.html Штирлиц ХIХ века]
  3. Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин: Биография писателя // Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 1960—1990; "Евгений Онегин": Комментарий. — СПб.: Искусство-СПБ, 1995. — С. 90.
  4. «Мадам Витт, по отзывам современников, придерживалась весьма передовых взглядов на семейную жизнь. Она умудрялась одновременно сожительствовать как со вторым, так и с первым мужем».
  5. [fershal.narod.ru/Memories/Texts/Vigel/Vig_VII_3.htm Ф. Ф. Вигель. Записки]
  6. Рукою Пушкина: несобранные и неопубликованные тексты. К столетию со для гибели А. С. Пушкина 1837—1937. Академия, 1935. Стр. 189.

Ссылки

  • [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_v17.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 336-337.

Отрывок, характеризующий Витт, Иван Осипович

Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.