Вишишта-адвайта

Статья из раздела Философия индуизма

Школы Санкхья · Йога · Ньяя · Вайшешика · Миманса · Веданта (Адвайта · Вишишта-адвайта · Двайта · Ачинтья-бхеда-абхеда)

Философы и мыслители Древние Вальмики · Капила · Патанджали · Гаутама · Канада · Джаймини · Вьяса · Маркандея · Яджнавалкья Средневековые Шанкара · Рамануджа · Мадхва · Нимбарка · Вишнусвами · Валлабха · Анандавардхана · Абхинавагупта · Мадхусудана · Намдев · Тукарам · Тулсидас · Кабир · Васугупта · Чайтанья Современные Ганди · Радхакришнан · Вивекананда · Рамана Махарши · Ауробиндо · Шивананда · Кумарасвами · Прабхупада · Анандамурти

Портал «Индуизм»

Виши́шта-адва́йта (варианты перевода: ограниченный монизм, единство различённого) — разновидность веданты, которая, в отличие от адвайта-веданты, считает реально существующими материальный мир, человеческую индивидуальность и Брахмана в смысле проявленного, личностного Бога. Основной представитель — Рамануджа.

Предыстория

Адвайта-веданта стала высшей точкой сближения индуизма с неортодоксальными (настика) философскими школами, в первую очередь с буддизмом. Но по мере вытеснения этих учений стала нарастать критика адвайты. Тезис об иллюзорности всего проявленного бытия не выражен прямо ни в Упанишадах, ни даже в Брахма-сутрах, к тому же он ставил под сомнение всю социальную структуру. Хотя крупнейший представитель адвайты Шанкара и требовал подчинения всем общественным нормам от людей, не достигших освобождения, тем не менее для «освобожденных» — дживанмукта никакие нормы не были писаны, ибо они — такая же иллюзия, как и всё остальное. Поэтому в X—XI веках Бхаскара и Ядавапракша начали борьбу с адвайтой. Для них был неприемлем резкий разрыв между эзотеризмом и экзотеризмом, и они настаивали на единстве мистического познания и ритуально-религиозной практики. Кроме того, для них было очевидно, что адвайтисты «вчитывают» в шрути (священные тексты) смысл, которого там нет: в Ведах возникновение мирового многообразия — процесс совершенно реальный, а вовсе не иллюзия. Бхаскара и Ядавапракша считали, что и лишенность различий, и обладание различиями — две равноправные характеристики Брахмана. Это учение впоследствии получило название бхеда-абхеда-вада — учение о тождестве и различиях.

С другой стороны, далеко не все религиозные подвижники были согласны считать высшей практикой джняна-йогу, на чём настаивал Шанкара. Созерцание бескачественного Абсолюта было доступно лишь единицам. Для многих гораздо естественнее казался путь бхакти-йоги — тем более, что он был освящён авторитетом «Бхагавадгиты». Особенно выделяется традиция тамильских альваров — создателей многочисленных гимнов, посвященных Вишну. Путь бхакти, эмоциональной преданности Богу, был доступен и малообразованным людям, и среди альваров были выходцы из низших каст, даже шудры. Шудрам было запрещено слушать Веды, однако они имели право изучать другую индуистскую литературу («Махабхарату», «Рамаяну», Пураны) и даже практиковать йогу.

Подвести под движение альваров теоретическую базу стремились два основных вишнуитских наставника — Натхамуни и Ямуначарья. Но наибольший вклад в создание вишишта-адвайты внес их продолжатель Рамануджа.

Теоретические основы

Рамануджа последовательно отвергал идею майи как мировой иллюзии. По его мнению, любые попытки построить онтологическую систему, объясняющую отношение Брахмана как единственной реальности к майе как иллюзии, неизбежно наталкиваются на неразрешимые противоречия. Далее, ни одна из праман (источников достоверного знания) не может свидетельствовать об иллюзорности мира, так как сами праманы укоренены в мире. Логическое познание и интуитивное созерцание не могут противоречить друг другу: по Раманудже, они друг друга дополняют. Мир познаваем для нашего разума. Кроме того, признание концепции майи делает невозможным мокшу — духовное освобождение. Причисление Вед к относительной реальности (пусть и к высшему её уровню) для Рамануджи вообще неприемлемо.

По Раманудже, единый и вечный Брахман, с одной стороны, и многообразный, изменчивый мир — с другой, одинаково реальны и находятся в единстве. В европейской терминологии его учение является панентеизмом — «всё в Боге»: мир — часть вечно сущего Брахмана. Майя — не мировая иллюзия, а вселенская творческая энергия Брахмана. Материя (пракрити) реальна, но, в отличие от мнения санкхьи, совершенно несамостоятельна, полностью подконтрольна Брахману. Сам Брахман — не безличный Абсолют, а Ишвара — мировой Владыка. Индивидуальная душа — джива — тоже часть Брахмана. Санкхья также исходит из множественности реально существующих душ, но там они совершенно независимы. По Раманудже, дживы зависят от Брахмана, однако (в отличие от мнения адвайтистов) сохраняют индивидуальное существование даже после полного освобождения. Джива — не марионетка Брахмана: она сама совершает поступки и сама несет за них ответственность. При этом Брахман может содействовать дживе и в дурных её делах, но так, что зло в конечном счете приходит к саморазоблачению. В результате джива, даже погрязшая во зле, может осознать недолжность своего поведения, вступить на путь освобождения и спастись.

Исследователи С. Чаттерджи и Д. Датта считают, что последователи Шанкары опровергли критические доводы Рамануджи.

Религиозно-практические выводы

Рамануджа не признаёт резкого разделения знания и действия (что столь характерно для адвайта-веданты). Религиозный культ — реальное действие, направленное на столь же реального Ишвару (Ишварой Рамануджа считает Вишну, в отличие от шиваита Шанкары). Как и тамильские альвары, Рамануджа на первый план выдвигает доступную многим бхакти-йогу. Ортодоксальный индуист, он поддерживает запрет на изучение Вед членами низших каст; но это, по его мнению, — не препятствие для обретения святости в любой касте. Это сделало вишишта-адвайту подходящим теоретическим фундаментом для разнообразных религиозных и политических движений в народных низах.

Литература

• Радхакришнан С. [sanatanadharma.udm.net/text/rramanuga.doc Теизм Рамануджи] (из книги «Индийская философия», том 2)
• Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
• Костюченко В. С. Классическая веданта и неоведантизм. М., 1983.
• Псху Р. В. «Ведартхасамграха» Рамануджи и становление вишишта-адвайта-веданты. М., Российский университет дружбы народов, 2007.
• Псху Р. В. «Ведартхасамграха» Рамануджи: полемика вишишта-адвайты-веданты с бхеда-абхеда-вадой//Вестник РУДН. Серия «Философия». — М., — 2006. — № 2(12).
• Псху Р. В. Некоторые проблемы исследования философии Рамануджи: историографический обзор//Вестник РУДН. Серия «Философия». — М., — 2002. — № 3.
• Псху Р. В. Основные положения вишишта-адвайта-веданты на материале «Ведартхасамграхи» Рамануджи.//Вестник РУДН. Серия «Философия». — М., — 2000. — № 1.
• Исаева Н. В. Шанкара и индийская философия (Заключение). — М., — 1991.
• Семенцов В. С. Бхагавадгита в традиции и в современной научной критике. — М., — 1985.

Отрывок, характеризующий Вишишта-адвайта

Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.