Вишневецкий, Игорь Георгиевич

Игорь Вишневецкий
Имя при рождении:	Игорь Георгиевич Вишневецкий
Место рождения:	Ростов-на-Дону, СССР
Род деятельности:	поэт, прозаик, кинорежиссёр, историк литературы и музыковед
Годы творчества:	1984 — настоящее время
Жанр:	стихотворение, повесть, сценарий, эссе, статья, монография, научная биография

Вишневецкий Игорь Георгиевич ― поэт, прозаик, кинорежиссёр, историк литературы, музыковед.

Биография

Родился 5 января 1964 года в г. Ростове-на-Дону. В ранней юности всерьёз размышлял о карьере композитора и много занимался музыкальным образованием. В 1986 году окончил филологический факультет Московского государственного университета. В 1986—1992 преподавал в московских школах, в том числе и в 57-й школе. Активно участвовал в литературной и научной жизни Москвы и Санкт-Петербурга, в 1988—1990 был соредактором (совместно с Глебом Моревым и Дмитрием Прокудиным) и единоличным издателем литературного вестника «Равноденствие», в 1991 году собрал совместно с Валерием Шубинским альманах «Незамеченная земля», а в 1991—1993 редактировал с Еленой Рабинович научные сборники «Aequinox». В 1995 году защитил диссертацию в Браунском университете (США). В 1996 году присвоена учёная степень доктора философии. С 1995 года преподаёт литературу, языки и историю музыки в высших учебных заведениях США. В Америке продолжил редакторско-издательскую деятельность. В 1996—1997 соредакторовал выходивший в Лос-Анджелесе «Symposion: A Journal of Russian Thought», в 2004 году вышел составленный при его тесном участии 295-й том Словаря литературных биографий «Russian Writers of the Silver Age, 1890—1925». В 1997 году также подготовил по рукописи первое текстологически выверенное издание книги Сергея Соловьёва «Владимир Соловьёв: Жизнь и творческая эволюция». Сын — кинокритик Игнатий Вишневецкий.

Творчество

В поэзии начинал как неоархаист, культивировал классический русский стих XVIII—начала XX веков с его размерами, жанрами и системой рифмовки, что особенно заметно по первому сборнику «[www.newkamera.de/vish_03.html Стихотворения]» (1992). Во втором сборнике «Тройное зрение» (1997) происходит резкое усиление метафизической компоненты. Лирические по преимуществу, ранние стихи Вишневецкого отмечены последовательным усложнением синтаксиса. Третий, переходный во всех смыслах сборник «Воздушная почта» уже содержит произведения, написанные в свободной поэтической форме, с перемежением классического, неклассического стиха и того, что традиционно относят к прозе. Ключевой темой «Воздушной почты» является глобальная кочевая неукоренённость субъекта стихов, живущего в постиндустриальном обществе, и поиск им утраченного основания в локальных мифологиях, связанных с традиционном укладом Среднего Запада США и Южной России. Позиция, которую Вишневецкий отныне избрал для себя, сочетает крайний авангард с арьергардом. В 2003 он публикует в «Новом литературном обозрении» программную полемическую статью [magazines.russ.ru/nlo/2003/62/vish.html «Изобретение традиции, или Грамматика новой русской поэзии»], в которой предлагает считать классическую русскую поэзию и породившую её силлаботонику завершившимися и приступить к революционному созданию новой поэтической традиции с нуля. В стихах, написанных после «Воздушной почты», усиливается эпическое начало, разрабатывается сложный несиллаботонический метр, большое место уделено локальным мифологиям России, Северной Африки и Америки. Взгляд становится всё более планетарным и одновременно укоренённым в традиции и мифе. Эти стихи представлены в заключительных разделах его новой книги «На запад солнца» (2006).

Дальнейшее усиление мифологической составляющей заметно в стихах, вошедших сборник «Первоснежье» (2007), и в текстах для литературно-музыкальных «действ», в которых Вишневецкий принимал участие в 2007—2009 годах («Бестиарий», «Гидромахия», «Стихослов», «Защита солнца в Венецианской лагуне»). Создаётся впечатление, что он стремится вернуть поэзию к её истокам, где словесное неотделимо от музыкального, и настойчиво напоминает современному западному обществу о сакральной природе поэтического слова.

Вишневецкий уделяет внимание отношениям языка искусства с языком философии и политики. В монографии «Трагический субъект в действии» (1995—1997, издана в 2000) он предлагает считать неразличение Андреем Белым поэтического и философского дискурсов сознательным приёмом и рассматривает предложенную Белым замену гегелевской триады диалектической тетрактидой в качестве существенного вклада в философскую эстетику.

Вишневецкий также автор англоязычных работ о Белом, в частности литературной биографии поэта в книге «Russian Writers of the Silver Age, 1890—1925» (2004) — томе издававшегося Мэтью Брукколи «Словаря литературных биографий». Кроме того, в «Словаре» им опубликованы англоязычные литературные биографии Сергея Соловьёва (2004) и Арсения Тарковского (2011).

В книге «„Евразийское уклонение“ в музыке 1920-х—1930-х годов» (2005) — на материале политической философии и музыки — выстраивает оригинальную интерпретацию русского евразийства. Вишневецкий видит в нём мощный проект альтернативной модернизации, нацеленный на преодоление модерна и создание привлекательной концепции «новой западности», уходящей корнями в культуру центральной и восточной Евразии.

В 2009 на основании новых архивных разысканий он опубликовал подробную биографию Сергея Прокофьева, в которой жизненный путь композитора представлен в неразрывном единстве с его эмоциональными, религиозными и политическими поисками, с попытками создать русский аналог вагнеровского целостного произведения искусства. Критика отмечала, что «настолько подробной и увлекательной биографии Сергея Прокофьева ещё не появлялось», в книге «представлен современный взгляд на жизнь и творчество Прокофьева и — впервые под одной обложкой, к тому же на русском языке — приведён огромный объем материала, либо рассредоточенного в специальных, недоступных широкому кругу читателей изданиях, либо вообще неизвестного» (Анна Булычёва), более того — «автор искренне любит своего героя и хочет от читателя разделённой любви и к Прокофьеву, и к его музыке» (Ревекка Фрумкина).

В 2010 на страницах «Нового мира» появилась повесть Вишневецкого «Ленинград», действие которой происходит в первые восемь месяцев блокады города (с сентября 1941-го по апрель 1942-го года). «Ленинград» строится как философско-психологическое повествование в манере романов Достоевского, но включает в себя элементы исследовательской прозы (цитаты из подлинных документов, историко-лингвистические реконструкции) и даже лирической поэзии. В центре повести — ситуация «расчеловечивания» и то, что ей противостоит внутри каждого из персонажей. Реакция критики и читателей свидетельствовала о том, что жанрово и тематически «Ленинград» попал в болевую точку и меньше всего воспринимался как историческая проза. Так Полина Барскова отмечала, что «задачей Вишневецкого является не столько панорамное изображение, не вид сверху, но индивидуальное восприятие блокады и перевоплощение поли- и какофонии. Неслучайно его протагонистом является композитор и музыковед, для которого все — род гармонии, даже беззвучие мертвого города. …Наконец-то наступило время для художественных прочтений блокады, которые можно определить как открытые и открывающие, обращающиеся буквально к первичному опыту истории…»

Из интервью, данных Вишневецким в течение 2012, стало известно, что он работает над экранизацией «Ленинграда». В 2014 работа над фильмом была завершена.

Признание

Повесть «Ленинград» отмечена премией журнала «Новый мир» как лучшая прозаическая публикация 2010 года. Награждена премией «Новая словесность (НоС) — 2011». Вишневецкий дважды входил в «короткий список» премии Андрея Белого — в 2000 как стихотворец, в 2005 как исследователь.

Библиография

• [www.newkamera.de/vish_03.html Стихотворения]. — М.: ALVA-XXI, 1992.
• Тройное зрение. — Нью-Йорк: Слово/Word, 1997.
• Трагический субъект в действии: Андрей Белый. — Франкфурт-на-Майне: Peter Lang, 2000.
• [www.vavilon.ru/texts/vishnevetsky1.html Воздушная почта: Стихи 1996—2001]. — М.: НЛО, 2001.
• «Евразийское уклонение» в музыке 1920-х—1930-х годов. — М.: НЛО, 2005.
• [vishnevetsky.narod.ru/contents.htm На запад солнца]. — М.: Наука, 2006.
• Первоснежье. — М.: Русский Гулливер, 2008.
• Стихослов. — М.: Икар, 2008.
• Сергей Прокофьев. — М.: Молодая гвардия, 2009.
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2010/8/vi2.html Ленинград: Повесть] // Новый мир. — 2010. — № 8. — С. 7-54. (Отдельное издание — [books.vremya.ru/index.php?newsid=2233#.UUDLZzf-uSo М.: Время, 2012])
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2011/4/vi25.html В цветном приделе: Из цикла «Космогония», стихи] // Новый мир. — 2011. — № 4. — С. 142—145.
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/8/v5.html Занимательная энтомология: Цикл стихов] // Новый мир. — 2012. — № 8. — С. 101—105.
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/3/v2.html Острова в лагуне: Повесть] // Новый мир. — 2013. — № 3. — С. 9-30.
• [www.dalkeyarchive.com/product/leningrad/ Leningrad: A novel] / Translated by Andrew Bromfield. — Champaign — London — Dublin: [en.wikipedia.org/wiki/Dalkey_Archive_Press Dalkey Archive Press], 2013.
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/1/8v.html Незабытый поэт: дополнение к «Ленинграду»] // Новый мир. — 2014. — № 1. — С. 125—136.
• [www.oblaka.ee/journal-new-clouds/1-2-2014/%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C-%D0%B2%D0%B8%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%85%D0%BE%D1%82%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F-%D0%BF%D1%80%D0%B8/ Стихотворения, присланные из Италии. Первая тетрадь] // Облака. — Таллин, 2014. — № 1—2 (67—68).
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/10/3vish.html У кромки Озёрного парка: Цикл стихов] // Новый мир. — 2014. — № 10. — С. 77-80.
• Ленинград / Пер. Мирjана Наумовски. — Скопjе: Бата прес, 2014.
• [magazines.russ.ru/nlo/2015/1/1v-pr.html Стихотворения, присланные из Италии (2013—2014)] // Новое литературное обозрение. — 2015. — № 1 (131). — С. 7-9.

Фильмография

• Ленинград — 2014 (новая редакция — 2015).

Ссылки

• [www.vavilon.ru/texts/vishnevetsky0.html Страница на сайте «Вавилон»: Тексты до 2001 года]
• [www.newkamera.de/vish__.html Страница на сайте] «Новая Камера хранения»: [www.newkamera.de/vish__.html Тексты после 2001 года]
• [vishnevetsky.livejournal.com/ vishnevetsky] — Вишневецкий, Игорь Георгиевич в «Живом Журнале»
• [stikhoslov.livejournal.com/ stikhoslov] — Вишневецкий, Игорь Георгиевич в «Живом Журнале»

Отрывок, характеризующий Вишневецкий, Игорь Георгиевич

Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.