Вишневский, Анатолий Григорьевич

Анатолий Григорьевич Вишневский
на семинаре в ГУ ВШЭ
Дата рождения:	1 апреля 1935(1935-04-01) (89 лет)
Место рождения:	Харьков УССР
Страна:	СССР, Российская Федерация
Научная сфера:	демография, экономика
Учёная степень:	доктор экономических наук
Альма-матер:	Харьковский университет

Анатолий Григорьевич Вишневский (род. 1 апреля 1935, Харьков) — российский демограф и экономист.

Биография

Доктор экономических наук (1983), действительный член Российской академии естественных наук. Директор Института демографии НИУ-ВШЭ.

Главный редактор информационного бюллетеня «Население и общество». Главный редактор электронного журнала «Демоскоп Weekly».

Писатель и историк литературы Русского Зарубежья.

Свою научную карьеру начинал на УССР.

В 1958 году окончил экономический факультет Харьковского государственного университета по специальности «Статистика», откуда вышло также немало известных советских демографов — коллег, друзей и критиков А. Г. Вишневского — В. С. Стешенко, В. П. Пискунов и Л. В. Чуйко и другие.

Затем работал в Харьковском филиале института «Гипроград». В 1962—1966 гг. учился в аспирантуре Научно-исследовательского и проектного института градостроительства Госстроя УССР (Киев). В 1967 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Городские агломерации и экономическое регулирование их роста (на примере Харьковской агломерации)» в Институте экономики АН СССР в Москве. С 1967 года работал в Отделе демографии Института экономики АН УССР в Киеве, основанном академиком М. В. Птухой. В 1971 переехал в Москву и начал работать в отделе демографии НИИ ЦСУ СССР.

27 апреля 2010 года в Высшей школе экономики состоялась научная сессия, посвященная 75-летию Анатолия Вишневского.

Автор более 300 публикаций.

Общая характеристика вклада в науку

Анатолий Вишневский, по оценке его критиков, является самым «социологическим» (в теоретическом отношении) исследователем в российской демографии. В то же время он является ярким представителем парадигмы «узкого понимания» предмета демографии.

Как демограф-теоретик, А. Г. Вишневский одним из первых в СССР/России развивал такие концепции, как «демографическая революция» (~ демографический переход) и «Демографическая модернизация». Его книга «Демографическая революция» стала знаковым событием в жизни отечественной демографии 1970—1980-х годов, была с энтузиазмом принята молодым поколением демографов и широкой советской общественностью, но «не замечена» старшим поколением демографов, сделавших свою карьеру в условиях большевистского тоталитаризма и фактической изоляции от мировой демографии.

В рамках исследования цивилизационного явления, называемого «демографическим переходом» (синусоидное «затухание» рождаемости и смертности, переход в стадию нуль-роста), А. Г. Вишневский провёл ряд работ, последние из которых представлены в его книге «Демографическая модернизация России 1900–2000».

Книга А. Г. Вишневского «Серп и Рубль» свидетельствует о том, что научно-теоретические интересы А. Г. Вишневского не ограничиваются пределами чисто демографических вопросов воспроизводства населения (рождаемости-смертности).

В рецензии на монографию «Демографическая революция» С. И. Пирожков, В. П. Пискунов и В. С. Стешенко писали, что работы Вишневского отличаются отсутствием научного снобизма, что автор умеет излагать сложные научные проблемы на уровне, доступном пониманию любого человека.

Взгляды

Анатолий Вишневский считает невозможным поднять уровень рождаемости до уровня замещения поколений. Он утверждает, что рождаемость, недостаточная даже для элементарного воспроизводства населения, — это неизбежная норма для всех стран развитого мира, к которым, по его мнению, относится и Россия. Низкая рождаемость напрямую связана с особенностями развития этих стран: «Почти полная ликвидация детской смертности, эмансипация и самореализация женщины, растущие удельные инвестиции в детей, рост образования и пр.». По мнению Вишневского, ни в одной стране мира политика, направленная на увеличение рождаемости, не увенчалась успехом и в лучшем случае приводила лишь к временному увеличению, связанному со сдвигом «календаря рождений», когда люди просто заводили детей раньше, чем планировали, воспользовавшись удачными условиями. По мнению Вишневского, эффект этот недолговечен, так как, по его словам, представляет собой не увеличение среднего количества детей на женщину, а лишь более раннее появление одного и того же количества детей. К тому же, на его взгляд, с точки зрения рождаемости гораздо лучше, если семья чувствует, что она рожает не для государства, а для себя. Также Вишневский считает, что, когда государство идёт на меры по повышению рождаемости, это чревато вмешательством в личные дела семьи. Более того, сокращение рождаемости связано, во-первых, с тем, что в жизни женщины появилось что-то кроме семьи и детей, например, карьера, а во-вторых, с увеличением качественных вложений в ребёнка, когда в семье мало детей, но зато повышаются «удельные инвестиции» в ребёнка, в него больше вкладывается сил и средств, что улучшает его качество для общества.

Вишневский отмечает, что сокращение рождаемости в России и Западной Европе происходит на фоне демографического взрыва вообще в мире, что является, как считает Вишневский, явным признаком наличия у человечества механизмов саморегуляции своей численности. На его взгляд, даже если демографический взрыв прекратится к 2050 году, то до этого времени надо ещё дожить, а для этого прирост надо как-то компенсировать.

Так как повышение рождаемости бесперспективно, то остаётся только один выход и для России, и для развитого мира — иммиграция. Она, к тому же, позволит снизить демографическое давление на перенаселённом «Юге» и компенсирует убыль населения на «теряющем население Севере». В то же время Вишневский признаёт, что исходная цель приёма иммигрантов, являющихся дешёвой рабочей силой, - это "нажива предпринимателей".

Критика

Методологические основания теоретических концепций А. Г. Вишневского подвергаются критике с различных сторон. В частности, критике со стороны представителей школы «широкого понимания предмета демографии»

Концепции Анатолия Вишневского также подвергается критике сторонников пронатализма. Например один из их представителей, Анатолий Антонов, д-р философ. наук, зав.кафедрой Социологии и демографии семьи МГУ, в статье, посвященной Б. Ц. Урланису, высказал своё видение эволюции взглядов Вишневского:

К примеру, А. Г. Вишневский, идеолог «демографической модернизации», в 1982 г. видел в «новой мотивационной основе» рождаемости опору «непрерывного возобновления поколений», своего рода «вечный двигатель» социума, предохраняющий от неожиданностей. Увы, спустя всего десять лет рождаемость упала намного ниже уровня простого воспроизводства, и фаталистам пришлось срочно обнародовать своё подспудное мальтузианство. «Прогрессивное» снижение рождаемости объявлялось «необратимым» и, более того, «благом» перед «угрозой» глобальной «перенаселенности».

— Анатолий Антонов. «Цезарь русской демографии»

Также у многих демографов и миграциологов вызывает вопрос позиция Вишневского по роли миграции в экономическом развитии РФ. Так Рубанов И. Н., кандидат географических наук, сотрудник Регионального центра мировой системы данных географического факультета МГУ, подвергает сомнению тезис Вишневского о том, что иммиграция способствует экономическому успеху .

Историко-литературная деятельность

Помимо работ в сфере демографии и экономики, Анатолий Вишневский известен как автор документального романа-коллажа «Перехваченные письма», составленного из документов из архива семьи Татищевых и повествующего о судьбах представителей этой семьи и русского поэта Бориса Поплавского на широком фоне русской и европейской истории двадцатого века. По мнению ряда критиков, роман является одним из крупнейших событий русской литературы 2000-х годов.

Награды

• 2015 — премия Егора Гайдара за 2015 год "За выдающийся вклад в области экономики".

Монографии

• Демографическая революция. М., 1976
• Мировой демографический взрыв и его проблемы. М., 1978.
• Воспроизводство населения и общество. История, современность, взгляд в будущее. М., 1982
• Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998.
• Перспективы развития России: роль демографического фактора (в соавторстве с Е. М. Андреевым и А. И. Трейвишем). Институт экономики переходного периода, Научные труды № 53Р. М., 2003.
• Перспективы миграции и этнического развития России и их учет при разработке стратегических направлений развития страны на длительную перспективу. М.,2003.
• Российская модернизация: Размышления о самобытности. — М., Три квадрата, 2008, 416 с. (статья в коллективной монографии)
• Перехваченные письма: Роман-коллаж. — М., О. Г. И., 2001; 2-е расширенное издание: М., О. Г. И., 2008.

Статьи

• [www.socjournal.ru/article/25 Демографические изменения и национализм]. — Социологический журнал, № 1,1994
• [www.socjournal.ru/article/289 Трудное возрождение демографии]. — Социологический журнал, № 1-2, 1996

Интервью

• [www.svobodanews.ru/content/transcript/1602745.html Интервью] Радио Свобода
• [www.svobodanews.ru/content/transcript/1942488.html Интервью Радио Свобода по поводу романа «Перехваченные письма»]

Ссылки

• [ecsocman.edu.ru/db/msg/160681.html Библиография на портале «Экономика. Социология. Менеджемент»]
• [www.archipelag.ru/authors/Vishnevsky/ Персональная страница на сайте «Русский Архипелаг»]
• [demoscope.ru/weekly/2005/0197/nauka01.php Биография]
• [demoscope.ru Демоскоп Weekly]
• [www.demoscope.ru/center/center.htm Центр демографии и экологии человека]
• [ist.p16q48.firstvds.ru/serprubl/ Книга А. Г. Вишневского «Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР»]
• [web.archive.org/web/20070307104306/www.expert.ru/printissues/expert/2007/09/demograficheskaya_situaciya_v_rossii/ Критика взглядов А. Г. Вишневского в журнале «Эксперт»]
• [www.demoscope.ru/weekly/2007/0279/lisa01.php/ Ответ на критику взглядов в журнале «Эксперт»]
• [lenta.ru/articles/2015/04/21/demograf/ «Нас снова ждет естественная убыль населения». Профессор Высшей школы экономики Анатолий Вишневский о демографических проблемах России] // Лента.ру, 21.04.2015

• [www.demoscope.ru/weekly/knigi/modern/modernizacija.html Демографическая модернизация России. 1900-2000] / Под ред. А. Г. Вишневского. — М.: Новое издательство, 2006. — 608 с. — (Новая история). — ISBN 5-98379-042-0.

Отрывок, характеризующий Вишневский, Анатолий Григорьевич

«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.