Аврамов, Влада

Влада Аврамов
Общая информация
Родился
Гражданство
Рост	187 см
Вес	75 кг
Позиция	вратарь
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1991—1998	Войводина
Клубная карьера*
1999—2001	Войводина	44 (−?)
2001—2006	Виченца	86 (−110)
2005—2006	→  Пескара	26 (−24)
2006—2011	Фиорентина	5 (−7)
2006—2007	→  Тревизо	38 (−41)
2011—2014	Кальяри	31 (−32)
2014—2015	Торино	0 (0)
2014—2015	→  Аталанта	1 (−1)
2015	Токио	8 (−7)
Национальная сборная**
2007	Сербия	2 (−2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Вла́да Авра́мов (серб. Влада Аврамов; 5 апреля 1979, Нови-Сад, СФРЮ) — сербский футболист, вратарь.

Биография

Клубная карьера

Начал карьеру в клубе «Войводина» (Нови-Сад), с которым дебютировал в девятнадцать лет в сербской лиге в 1999 году, сыграл 16 матчей. В 2000 году привлёк внимание многих европейских клубов своей игрой в воротах.

Летом 2001 года его купила итальянская «Виченца», дебют в Серии B состоялся в матче с «Кальяри». За пять лет, проведённых в «Виченце», сыграл 86 матчей. В сезоне 2005/06 выступал в аренде в «Пескаре».

В июне 2006 года перешёл в «Фиорентину», с которой заключил контракт сроком на четыре года. Но из-за конкуренции со стороны более опытных вратарей Себастьяна Фрея и Богдана Лобонца он был отдан в аренду в «Тревизо», где стал основным вратарём и сыграл 38 матчей. Вернувшись во Флоренцию летом 2007 года, стал вторым вратарём команды, дебютировал в серии А 17 февраля 2008 года в матче «Фиорентина» — «Катания» 2:1.

19 июля 2011 года клуб «Кальяри» выкупил у «Фиорентины» все права на игрока. На протяжении двух сезонов Аврамов был дублёром основного вратаря Микаэля Агацци, но в сезоне 2013/2014 играл регулярно, проведя 23 матча в Серии A.

19 июля 2014 года Аврамов перешёл в «Торино», однако не сыграв ни одного матча за команду, уже 1 сентября того же года был отдан в годичную аренду «Аталанте». В «Аталанте» он был запасным вратарём и сыграл лишь в трёх матчах за весь сезон. Летом 2015 года Аврамов получил статус свободного агента.

2 сентября 2015 года Аврамов подписал контракт с японским клубом «Токио». Он провёл в команде четыре месяца, за которые сыграл 8 матчей в чемпионате Японии, 27 декабря 2015 года по истечении срока действия контракта покинул Японию.

Международная карьера

В национальную сборную Сербии Аврамова начали приглашать в 2006 году. Во время отборочного турнира к чемпионату Европы 2008 года он был резервным вратарём команды. Его дебют в сборной состоялся 21 ноября 2007 года в матче со сборной Польши. Аврамов провёл на поле весь матч, который завершился со счётом 2:2. 24 ноября 2007 года он сыграл свой второй и последний матч за сборную, в нём сербская команда обыграла сборную Казахстана со счётом 1:0.

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=16198 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [reprezentacija.rs/index.php?option=com_content&view=article&id=879 Биография и статистика на сайте сборной Сербии по футболу]  (серб.)
• [www.gazzetta.it/speciali/statistiche/2008_nw/giocatori/59497.shtml Профиль на сайте gazzetta.it]  (итал.)
• [www.transfermarkt.com/-/profil/spieler/22185 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
• [aic.football.it/scheda/2400 Статистика на aic.football.it] (итал.)

Отрывок, характеризующий Аврамов, Влада

Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.