Владения Маската и Омана
Владения Маската и Омана (араб. مسقط وعمان) — совокупность аравийских и заморских территорий, находившихся в XVII — середине XX века в зависимости от султаната Маскат и Оман и совокупно с последним называемых Оманской империей[1].
Название
Строго говоря, Оман (Oman proper, араб. عُمان الوسطى, ʿUmān al-Wusṭā) — внутренняя, континентальная часть региона без выхода к побережью и со столицей в городе Назва. Маскат же — прибрежный султанат, правители которого, собственно, и осуществляли экспансию, в том числе заморскую[2]. Исторические Маскат и Оман разделяет плато Зелёной горы (аль-Джебель аль-Ахдар, Jebel Akhdar, الجبل الأخضر)[3].
Третьей частью исторического Омана (восточной Аравии) являлся так называемый «Пиратский берег», известный позже как Договорный Оман, а ныне — как Объединённые Арабские Эмираты (ОАЭ). Четвёртая часть исторического и нынешнего Омана — провинция Дофар.
Также не следует путать по созвучию Оманскую империю с Османской (Оттоманской) империей.
История империи
Оман — старейшее независимое государство арабского мира[4], его жители приняли ислам ещё при жизни пророка Мухаммеда. С 751 года они установили выборный порядок (иджма) смены имамов — духовных лидеров, взявших на себя и функции управления регионом. Эта выборная теократия, имамат Оман (Imamate of Oman), продлилась более четырёх веков, сменившись в 1154 году династическим правлением султанов Маската Набханитов. В 1429 году их вновь сменили выборные имамы. Борьба между имаматом и султанатом стала отличительной особенностью всей омано-маскатской истории[5].
Рождение
В начале XVI века к соперничающим концепциям государственного управления — имамату и султанату — добавилась третья сторона. Это были португальцы, налаживавшие собственные торговые пути в Индию. В 1507—1515 годах они установили свой полный военный и торговый контроль над всем побережьем восточной Аравии и сопредельной Персии, включая Маскат (захвачен 1 апреля 1515 года) и Ормуз, и за остававшиеся годы XVI века овладели восточным побережьем Африки, став сильнейшей морской силой региона[5].
Однако в 1650 году господству Португальской империи в западной части Индийского океана был положен конец: португальцы были выбиты из Маската, ставшего столицей Оманской империи, а также в короткий срок уступили ей все свои опорные пункты к северу от Мозамбика[5]. По характеру своей организации новая империя была типичной талассократией. Основными статьями дохода Омана была торговля хлопчатобумажными и шёлковыми тканями, стеклянными изделиями, жемчугом, ладаном (древние места его добычи в стране ныне входят в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО) и другими благовониями, пряностями, фарфором, слоновой костью, медью, золотом и серебром, позднее сахаром, кофе и солью, а в особенности — работорговля. Наиболее важным центром последней стал Занзибар[5][6].
Результатом периодически обострявшейся в 1719—1748 годах этноконфессиональной гражданской войны между двумя наиболее многочисленными народностями объединённой страны — хинави (англ. Hinawi) и гафири (англ. Ghafiri), — принадлежащих к разным толкам ислама и группировавшихся вокруг разных претендентов на престол, стала интервенция на Аравийский полуостров со стороны персов Надир-шаха, в 1743 году оккупировавших Маскат, Сохар и остальное побережье[7].
Правление Персии продлилось до 1744 года. Его итогом стало восстание оманцев и воцарение династии Аль Саид (Эль Бу-Саид, Альбусаид), правящей и по сей день. К 1749 году персы были полностью изгнаны из Аравии.
Расцвет
В 1783 году перед смертью Ахмада ибн Саида согласно особому манифесту монаршая фамилия была разделена надвое — правящий в Маскате султанат с номинальным контролем за всей территорией страны, а фактически только её побережьем, и имамат, власть которого была распространена на внутренние регионы (собственно Оман)[7]. Период правления эль Бу-Саидов, консолидировавших таким образом нацию при сохранении широкой автономии исторических частей государства и проводивших политику терпимости к иностранцам в пределах своей империи, считается её «золотым веком»[8]. Тогда Оманская империя включала в себя следующие земли[9]:
- «Бор аль-Араб» («арабская суша»)
- Маскат
- Собственно Оман (Oman proper)
- «Пиратский берег»
- Дофар (Салала)
- Махра (Кишн)
- острова в Персидском заливе
- «Бор аз-Зиндж» («негритянская суша»)
- побережье Восточной Африки от северного Мозамбика до Африканского Рога;
- острова западной части Индийского океана (северная часть Мадагаскара, Коморы, Сейшелы и др.);
- побережье Южной Азии
- форпосты на побережье Персии (Бендер-Аббас и др.)
- форпосты в Белуджистане и Индии (Шахбар, Гвадар и др.)
Крайней точкой торгового проникновения на юг по африканскому побережью для арабов Маската оказалась Софала[10], а конечными пунктами торгового флота империи было побережье Персии, Китая, Индокитая, Индии, Цейлона, Суматры, Явы и др. Военный флот Омана в этот период стал по численности вторым после британского в Индийском океане. В 1766 году султанат Оман заключает союз и обменивается посольствами с Шах-Аламом II, тогдашним правителем империи Великих Моголов, позволивший двум державам совместно противостоять пиратам и нормализовать океанскую торговлю[8]. Одновременно за последующие десятилетия Оманская империя налаживает отношения с правителем Египта Мухаммедом Али-пашой[8], а также с основными мировыми колониальными империями.
Султан подписывает соглашения о дружбе и торговле с Нидерландами, Великобританией (1798) и, позднее, с США (отношения установлены в 1833 году)[8] и с Францией (в 1841 году). Он направляет своих официальных представителей в Европу с целью взаимного признания заморских владений и согласования границ, сфер влияния и проникновения. Например, сайт посольства Франции в Омане рассказывает[11] об экспедиции посла султана Хаджи Дервиша (англ. Hadji Derwich) в Марсель, Тулон и Париж, где он был тепло принят тогдашним президентом Французской республики Луи Наполеоном Бонапартом.
Закат
Пик расцвета Оманской империи, пришедшийся на начало XIX века[4], сменился постепенным упадком, связанным с невозможностью Омана полноценно контролировать безопасность морских торговых артерий: технологическая отсталось флота империи по сравнению с европейскими судами всё больше давала о себе знать[12]. Это приводило к необходимости для всех торгующих сторон предпринимать собственные меры защиты судоходства от пиратов и, в перспективе, поиска и организации более совершенного порядка. Британская Ост-Индская компания, постоянно направлявшая в Персидский залив военные экспедиции, в 1820 году вынудила эмиров и шейхов «Пиратского берега» отложиться от Омана, подписав так называемый «Генеральный договор». Последний положил начало английскому господству на этой территории и расчленению государства на протектораты.
С 1853 года княжества «Пиратского берега» получили название Trucial Oman — Договорный Оман (в англоязычной литературе чаще употребляется Trucial states, «Договорные государства»). На его территории были созданы британские военные базы, а политическую власть осуществлял британский политический агент (Political Agent). Тем не менее установление английского протектората не привело к разрушению традиционной для региона патриархальной системы. Местные жители в силу своей малочисленности и постоянных междоусобиц приняли новый порядок.
В это же время произошло роковое для Оманской империи событие — запрет в 1848—1873 годах работорговли. Это подорвало экономику Омана. Одновременно (1869) был открыт Суэцкий канал, в результате чего оманские порты оказались в стороне от многих торговых путей, уступив Адену[12]. За двадцать лет с 1850 по 1870 год население столицы — Маската — сократилось с 55 тыс. до 8 тыс. человек[7], многие жители были вынуждены мигрировать на Занзибар. В 1837 году султан Саид ибн Султан перенёс на этот остров столицу своего государства и резиденцию. Иногда период 1820—1860-х годов называют Маскато-Занзибарской империей[13].
Смерть султана Саида в 1856 году повлекла новый раздел империи между его сыновьями[12]. На Занзибаре был образован султанат Занзибар, под властью которого оказалось и восточноафриканское побережье. Во главе этого султаната встал Маджид ибн Саид. Континентальная аравийская же часть, названная султанатом Маскат и Оман, перешла в руки его брата Тувайни ибн Саида, убитого сыном в 1866 году.
Через пару лет против отцеубийцы восстали племена внутренних областей страны, выдвинувшие в имамы троюродного племянника Сувайни и Маджида — Азана ибн Кайса. В обмен на военную и финансовую поддержку в усмирении бунта (Азан был на следующий год убит) британцы сделали султаном ещё одного сына покойного Саида ибн Султана — Турки. Султанат Маскат и Оман в 1891 году превратился в очередной протекторат Британской империи, формально единый, но находившийся под постоянной угрозой смены династии в Маскате на имамов Омана[5][7] (см., например, Себский договор). Занзибар же оказался британским протекторатом в 1890 году. Оманская империя как независимое государство перестала существовать.
Осколки империи
Последней заморской территорией султаната Маскат и Оман стал город Гвадар (Gwadar) на побережье Белуджистана. В 1958 году султан Саид бен Таймур продал это владение правительству Пакистана за три миллиона риалов (ок. $8 млн)[14][15].
В настоящее время под суверенитетом Омана по-прежнему находится эксклав на аравийском полуострове Мусандам, отделённый от основной территории страны частями эмиратов Фуджейра, Рас эль-Хайма и Шарджа (все они входят в ОАЭ). Административно Мусандам образует одноимённую мухафазу (губернаторство) Омана. Также примерно на полпути между Мусандамом и остальным Оманом находится ещё один оманский эксклав — Мадха (Madha), занимающий около 75 км², окружённый территорией эксклава Хор Факкан эмирата Шарджа. Внутри же Мадхи находится ещё один эксклав Шарджи — Нахва (Nahwa), площадью около 8 км². Кроме того деревня Хадт (Hadt), расположенная между территориями Омана и эксклавом эмирата Аджман (ОАЭ) Масфут (Masfut), находится под совместным контролем султаната и эмирата.
Наследие
Сэр Уилфрид Тесайджер (англ. Wilfred Thesiger), известный британский исследователь и путешественник, описывая в 1959 году оманские реалии, отмечал, что Оман[16]
Однако он имел в виду только европейцев, страны Запада. Между народами же восточного побережья Африки и арабами Маската и Омана многие века существовало интенсивное взаимодействие, торговля. В результате в Африке сформировалась своеобразная культура зинджей («темнокожих»)[17] и язык суахили (то есть «прибрежный»), синтезировавшие в себе сильное арабо-мусульманское культурное влияние и этнический субстрат африканских негроидных племён банту. Центром суахили (и наиболее «правильным» диалектом, «киунгуд-жа») традиционно считается Занзибар. Были распространены варианты поговорки[8]:
|
В суахили использовалась письменность на арабской основе. Памятники этого времени (стихи, песни, исторические хроники и другие документы), самые ранние из которых относятся к XVI веку[18], отражают так называемый старосуахилийский язык, представленный ныне целым рядом диалектных разновидностей; некоторые возникшие в ту эпоху варианты суахили теперь рассматриваются как самостоятельные языки, как например коморский — язык Коморских островов. С расширением континентальной торговли суахили постепенно стал языком межэтнического общения. Эта социальная роль суахили усилилась в постколониальный период, когда независимые государства Африки стали рассматривать суахили как реальную альтернативу языкам бывших метрополий (прежде всего английскому). Если до начала XIX века язык суахили за пределами собственно побережья Восточной Африки практически не использовался[19], в наше время ареал его активного применения значительно расширился. Успешному распространению языка суахили способствует то, что большинством говорящих он воспринимается как «общеафриканский» и при этом этнически нейтральный язык, не связанный ни с какой узкой этнической группой; таким образом, по крайней мере в Танзании (населенной преимущественно народами банту), язык суахили стал средством единения нации[20].
Произошло и некоторое встречное культурное проникновение — из Африки в восточную Аравию. Например, традиционный оманский мужской головной убор, шапочка «кумма»[21], имеет африканское происхождение, остальные жители Аравии носят головной платок — куфию[22].
См. также
- Восстания зинджей
- Англо-занзибарская война
- Доу
- Колониальный раздел Африки
- Ибадиты
- История Омана
- Колонизация Африки
- Песчаные дюны (филателия)
- Талер Марии Терезии
Напишите отзыв о статье "Владения Маската и Омана"
Примечания
- ↑ См., напр., [www.ambafrance-om.org/article.php3?id_article=335], [www.historytoday.com/MainArticle.aspx?m=13677&amid=13677], [news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east/country_profiles/2448259.stm] и др.
- ↑ См. об этом, напр., [www.fahnenkontor24.de/FOTW/flags/om_musca.html#hist A history of Muscat and Oman] на сайте FOTW. (англ.)
- ↑ [www.oman.de/content/disp.php?ext=&lang=E&myID=109&solo=1&ALL= The Western Hajar Mountains] на сайте oman.de (нем.) (англ.)
- ↑ 1 2 [news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east/country_profiles/791892.stm Country profile: Oman] на сайте Би-Би-Си (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 5 См. об этом, напр., [www.historyworld.net/wrldhis/PlainTextHistories.asp?historyid=ad54 History of Oman] на сайте historyworld.net. (англ.)
- ↑ [www.vokrugsveta.ru/tv/vs/cast/633/ Танзания. Занзибар] // Вокруг света. — 9 сентября 2001 года.
- ↑ 1 2 3 4 [memory.loc.gov/frd/cs/omtoc.html#om0052 A Country Study: Oman], глава 6 «Oman — Government and Politics». — Библиотека Конгресса США. — январь 1993 года. (англ.)
- ↑ 1 2 3 4 5 [archive.is/20121220115514/www.mofa.gov.om/mofanew/index.asp?id=43 Albusaidi State] на сайте министерства иностранных дел Омана. (англ.)
- ↑ 1 2 См. также [www.flickr.com/photos/salah/2148033626/sizes/o/ карту Оманской империи в 1856 году] из арабского школьного учебника истории. (ар.)
- ↑ О [www.africana.ru/science/davidson_basil/new_discovery06.htm Южном Зиндже] на сайте africana.ru
- ↑ [www.ambafrance-om.org/article.php3?id_article=335 The Omani Empire and the Colonial Period] на сайте посольства Французской республики в Омане. (англ.)
- ↑ 1 2 3 [www.oman.de/content/disp.php?ext=&lang=E&myID=184&solo=1&ALL= Geschichte. Sultanat und Imamat] на сайте oman.de (нем.) (англ.)
- ↑ Маскат (султанат) — статья из Большой советской энциклопедии.: «Возникла Маскато-Занзибарская империя, феодальные правители которой обогащались за счёт работорговли. В 1856, после смерти султана Сейида Сайда, Занзибар выделился и стал независимым султанатом».
- ↑ [www.travel-culture.com/pakistan/gawadar.shtml A land of Greatest Mountains & Colorful Culture] на сайте Travel & Culture Services Pakistan. (англ.)
- ↑ Singh, Arun Kumar. [www.indianexpress.com/news/what-passes-through-gwadar/266788/ What passes through Gwadar]. — Indian Express, 29 января 2008 года. (англ.)
- ↑ MacKenzie, John M. [www.historytoday.com/MainArticle.aspx?m=13677&amid=13677 The Sultanate of Oman: A Forgotten Empire]. — History Today, Vol. 34, Issue. 9. — сентябрь 1984, — С. 34-39.
- ↑ [www.africana.ru/science/davidson_basil/new_discovery06.htm Подробнее о зинджах] на сайте africana.ru
- ↑ Бюттнер, Теа. [www.africana.ru/lands/tanzania/town_suahili.htm История Африки с древнейших времён] // пер. с немецкого. — М.: Наука. — 1981.
- ↑ [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/SUAHILI.html Суахили] в энциклопедии Кругосвет.
- ↑ См. об этом на сайтах [tanzaniya.net/naselenie-tanzanii/kyltyra-i-yazyk--narodov-tanzanii.html tanzaniya.net] и [www.gltour.ru/geo/tanzania/info/ gltour.ru]
- ↑ [www.edwebproject.org/oman-dubai/pics/muttrah.soukwalk.jpg Так] она выглядит на фотографии одной из улиц Маската из [www.edwebproject.org/oman-dubai/muscat.html галереи] Andy Carvin`а.
- ↑ Стиллавин, Сергей. [stillavinsergei.livejournal.com/171296.html Выйти замуж только с разрешения министра!] — эфир на Радио «Маяк», рубрика [www.moskva.fm/stations/FM_103.4/programs/сергей_стиллавин_и_его_друзья «Мир своими глазами»], 29 января 2009 года.
Литература
- Васильев, Леонид [www.fictionbook.ru/author/vasilev_leonid_sergeevich/istoriya_v_1_istoriya_vostoka_tom_1/ История Востока: Учеб. по спец. «История». Том 1.] — М.:Высшая школа. — 1994. ISBN 5-06-002909-3
- Дэвидсон, Бэзил. [www.africana.ru/science/davidson_basil/new_discovery00.htm Новое открытие древней Африки] // Пер. с англ. — М.: Издательство восточной литературы, 1962. — С. 315.
- Чулов, Дмитрий [www.vokrugsveta.ru/vs/article/77/ Страна чёрных.] — Вокруг света, № 7 (2730). — июль 2001.
- Bhacker, Reda M. Trade and Empire in Muscat and Zanzibar: Roots of British Domination. — Routledge. — 1992. ISBN 0-415-07997-7 (англ.)
- Floor, Willem [www.amazon.com/dp/1933823127?tag=dutcportcoloh-20&camp=14573&creative=327641&linkCode=as1&creativeASIN=1933823127&adid=0JPQQPN5JP67G70Z3ZEJ& The Persian Gulf: The Economic and Political History of Five Port Cities, 1500—1730]. — Mage Publishers. — 2006. ISBN 1-933823-12-7 (англ.)
- Halliday, Fred [www.al-bab.com/bys/articles/halliday00.htm Oman and Yemen: an historic re-encounter]. — The British-Yemeni Society, июль 2000. (англ.)
- Pearson, Michael N. [www.amazon.com/Port-Cities-Intruders-Portugal-Comparative/dp/0801872421/ref=sr_11_1?ie=UTF8&qid=1239949881&sr=11-1 Port Cities and Intruders: The Swahili Coast, India, and Portugal in the Early Modern Era]. — The Johns Hopkins University Press. — 2002. ISBN 0-8018-7242-1 (англ.)
- Phillips, Wendell [www.amazon.com/Oman-History-Wendell-Phillips/dp/0866850244 Oman. A History] — London: Intl Book Centre. — 1971. ISBN 0-86685-024-4 (англ.)
- Risso, Patricia [www.amazon.com/Merchants-Faith-Commerce-Culture-Perspectives/dp/0813389119/ref=sr_1_4?ie=UTF8&s=books&qid=1239841189&sr=1-4 Merchants And Faith: Muslim Commerce And Culture In The Indian Ocean]. — Westview Press. — 1995. ISBN 0-8133-8911-9 (англ.)
- Risso, Patricia [www.amazon.com/dp/0709942044?tag=britishempire&link_code=as2&creativeASIN=0709942044&creative=9310&camp=2506 Oman and Muscat: An Early Modern History]. — Routledge. — 1986. ISBN 0-7099-4204-4 (англ.)
Ссылки
- [www.krugosvet.ru/enc/nauki_o_Zemle/geografiya/OMAN.html Оман], статья в энциклопедии Кругосвет.
- [web.archive.org/web/20051204184539/www.cultinfo.ru/fulltext/1/001/008/084/342.htm Оман], статья в Большой советской энциклопедии.
- [www.britannica.com/EBchecked/topic/428217/Oman Oman], статья в энциклопедии Британника. (англ.)
- [encarta.msn.com/encyclopedia_761561099_7/Oman.html#s28 Oman], статья в энциклопедии Encarta. (англ.)
- [www.britishempire.co.uk/maproom/oman.htm Oman], статья на сайте britishempire.co.uk (англ.)
- [www.worldstatesmen.org/Oman.html Хронология истории Омана] на сайте worldstatesmen.org (англ.)
- [looklex.com/e.o/oman.history.htm Хронология истории Омана] на сайте looklex.com (англ.)
- [omanwhs.gov.om/hh/glimpse.htm Факсимиле межгосударственных соглашений] Маската и Омана с мировыми державами на сайте omanwhs.gov.om (англ.) (ар.)
- [www.englishsabla.com/forum/showthread.php?t=42269 Фотографии султанов и принцесс Омана и Занзибара] на сайте englishsabla.com (англ.)
- [www.zanzibarhistory.org/oman_and_zanzibar.htm Оман и Занзибар] на сайте zanzibarhistory.org (англ.)
|
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Владения Маската и Омана
– И не думал, полноте, ma tante.– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.