Леонтьев, Владилен Вячеславович

Владилен Леонтьев
Дата рождения:	15 марта 1928(1928-03-15)
Место рождения:	Чумикан, Хабаровский край, РСФСР
Дата смерти:	29 июня 1988(1988-06-29) (60 лет)
Место смерти:	Магадан
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	писатель, историк-этнограф, фольклорист, переводчик, педагог
Годы творчества:	1956—1987
Жанр:	проза
Язык произведений:	русский, чукотский
Дебют:	В помощь учителю подготовительного класса. Магадан, 1956
Награды:

Владилен Вячеславович Леонтьев (15 марта 1928, Чумикан, Хабаровский край — 28 июня 1988, Магадан) — советский писатель, историк-этнограф, фольклорист, переводчик, педагог. Член Союза писателей СССР, кандидат исторических наук.

Биография

Весной 1935 года семья Леонтьевых вместе с 7-летним Владиленом переехала из Хабаровского края на Чукотку, в Уэлен, на тот момент крупный посёлок и административный центр Чукотского района. Глава семьи — Вячеслав Михайлович Леонтьев, в прошлом — активный участник гражданской войны в Приамурье, был назначен первым директором Уэленской косторезной мастерской.

Влад Леонтьев пошёл в первый класс, где он был единственным русским учеником в классе с чукотскими детьми. Он быстро освоил чукотский язык, и с юных лет у него проявилась любовь к местному национальному фольклору.

Среднюю школу В. Леонтьев закончил в Анадыре, после чего работал матросом, мотористом, морским охотником, в то же время освоил профессию художника-костореза. На срочную армейскую службу он был призван в подмосковную авиационную часть, однако был комиссован по состоянию здоровья (туберкулёз) и вернулся в Уэлен. В 1949 году В. Леонтьев, в совершенстве владея чукотским языком, поступил в северное отделение Ленинградского государственного педагогического университета им. Герцена. Во время учёбы он перевёл на чукотский стихи Маяковского, произведения Гайдара, Бианки, Мамина-Сибиряка. Однако в 1952 году Леонтьев прерывает обучение и вновь возвращается в Уэлен, где работает учителем, а вскоре становится директором школы.

В 1956 году Владилен Вячеславович переезжает в Магадан, где стал работать инспектором областного отдела народного образования, при этом закончил прерванное обучение в Хабаровском педагогическом институте. В это время Леонтьев издаёт свои первые научно-методические работы, среди которых одно из последних в Советском Союзе пособие по обучению грамоте взрослых, а также учебники для начальных классов. С 1958 года в альманахе «На севере дальнем» стали издаваться художественные публикации писателя, а в 1962 году вышла первая книга — «В чукотском море», которая была впоследствии издана в авторском переводе на чукотском.

С 1964 года Леонтьев становится сотрудником магаданского Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института в лаборатории археологии и этнографии под руководством Н. Н. Дикова, где и проработает до конца жизни. В 1969 году в Новосибирске Леонтьев успешно защищает кандидатскую диссертацию «Народы Чукотки на современном этапе коммунистического строительства (1958—1967 гг.)».

Параллельно научной работе Владилен Вячеславович продолжает публикацию своих художественных произведений, главная из которых — дилогия «Антымавле — тоговый человек». В 1970 году автор был принят в члены Союза писателей СССР. Вскоре после этого Леонтьев стал собирать материал по этнографии самого малочисленного народа Крайнего Северо-Востока — кереков. Им было возглавлено три полевые экспедиции в южной части Чукотки, итогом которых стала книги «Этнография и фольклор кереков» и «По земле древних кереков». Также учёный записывал и переводил чукотские сказки и предания.

Ещё с середины 1950-х гг. Леонтьев стал собирать сведения о происхождении чукотских и корякских посёлков, рек и гор, топонимических преданий. Это воплотилось в фундаментальном труде учёного, вышедшим уже после его смерти — «Топонимический словарь северо-востока СССР», в который вошли более 9 тысяч статей о происхождении географических названий Чукотки, Колымы, Корякии, Камчатки, восточной части Якутии. С выходом данного словаря топонимическая изученность указанных регионов до сих пор значительно превосходит в этом отношении соседние территории Дальнего Востока.

В 1982—1985 гг. Владилен Леонтьев возглавлял Магаданскую областную писательскую организацию.

Награды

• наградной знак «Отличник народного образования»
• орден «Дружбы народов» (1963)

Избранная библиография

• В Чукотском море. — Магадан, 1961
• Русско-чукотский разговорник (составитель В. Кеулькут, консультант. - В. Леонтьев) - Магадан: Магаданское книжное издательство, 1958
• Приключения храброго Ейвелькея, 1973
• Антымавле — торговый человек — М.: Сов. Россия, 1974
• По земле древних кереков. — Магадан, 1976
• Пора охоты на моржей. — Магадан, 1984
• Этнография и фольклор кереков. — М.: Наука, 1983
• Топонимический словарь северо-востока СССР. — Магадан: Магаданское книжное издательство, 1989

Отрывок, характеризующий Леонтьев, Владилен Вячеславович

Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.