Сиверсен, Владимир Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Владимир Сиверсен»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Фёдорович Сиверсен
Дата рождения:

1873(1873)

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Профессия:

кинорежиссёр,
сценарист, оператор

Владимир Фёдорович Сиверсен (1873—?) — российский оператор, сценарист и режиссёр немецкого происхождения.



Биография

Владимир Сиверсен одним из первых занялся конвертацией зарубежной кинопродукции для российской аудитории и в 1905 году организовал в Москве лабораторию по изготовлению русских надписей для фильмов фирмы Gaumont — «Гомон и Сиверсен». Предприятие потеряло смысл, когда Gaumont открыла в Москве собственное производственное отделение, и тогда Сиверсен предложил свои услуги Александру Ханжонкову.

«Я купил оборудование этой лаборатории, — вспоминал впоследствии Ханжонков, — состоявшее из съемочного аппарата конструкции самого Сиверсена, двух барабанов и двух кювет, а также съемочного аппарата „Урбан“. <…>. Сиверсен, инженер по образованию, был страстным любителем кинематографии и изобретателем. Его изобретения часто оказывались неудачными, но это не смущало его. Так, он изобрел аппарат для печатания постоянных надписей (нумерации частей, объявления о конце сеанса). Аппаратик работал безукоризненно, накладывая штампы на каждый 51-й метр пленки, но буквы на экране получались лохматыми, и аппарат стоял без дела. Когда первая неудача забылась, Сиверсен, в целях экономии света при печатании надписей, построил параболическое зеркало, которое от одной лампочки в 25 свечей давало световой луч, достаточный для съемки надписей с плаката. Но и это изобретение оказалось неудачным». — (Цит. по статье Рашита Янгирова [www.kinozapiski.ru/article/292/ «Киномосты между Россией и Германией: эпоха иллюзионов (1896—1919)»])

Сиверсен снимал первые художественные фильмы ателье Ханжонкова — «Палочкин и Галочкин» (фильм не закончен), «Драма в таборе подмосковных цыган» (1908), «Песнь про купца Калашникова», «Русская свадьба XVI столетия», «Ванька-ключник», «Боярин Орша», «Мёртвые души», «Чародейка» (все — 1909) и другие. Однако вскоре профессиональный уровень самоучки Сиверсена перестал устраивать Ханжонкова, и осенью 1910 года он пригласил на его место Луи Форестье. Отстраненный от съемок, Сиверсен вернулся к техническим разработкам и проработал в ателье Ханжонкова до начала Первой мировой войны.

В 1914 году он, как иммигрант из Германии, был интернирован и выслан в Уфимскую губернию. После 1918 года ему удалось вернуться в Германию и продолжить работу в кино. В Берлине он стал ведущим оператором в возобновленной фирме Дмитрия Харитонова и участвовал в съемках фильмов Петра Чардынина «Дубровский» (1921) и Николая Маликова «Псиша» (1923).

Дальнейшая судьба Владимира Сиверсена неизвестна.

Интересные факты

  • В немецких титрах фильма «Псиша» указан как W. Sieversen.

Напишите отзыв о статье "Сиверсен, Владимир Фёдорович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сиверсен, Владимир Фёдорович

Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.