Трошин, Владимир Константинович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Владимир Трошин»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Трошин.
Владимир Трошин
Имя при рождении:

Владимир Константинович Трошин

Место рождения:

пос. Михайловский, Уральская область (РСФСР), СССР

Место смерти:

Москва
Российская Федерация

Профессия:

актёр, певец

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Влади́мир Константи́нович Тр́ошин (15 мая 1926 — 25 февраля 2008) — русский советский и российский певец, актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1985). Лауреат Сталинской премии второй степени (1951). Известен, в частности, как первый исполнитель популярнейшей песни «Подмосковные вечера».





Биография

Родился 15 мая 1926 года в посёлке Михайловский (ныне г. Михайловск) Уральской (ныне — Свердловской) области. Десятый ребёнок в многодетной семье рабочих. В 1935 году родители переехали в Свердловск.

Окончил музыкальную школу. В 1943 году в Свердловске проходил набор учащихся в Школу-студию МХАТ. Из 280 претендентов выбрали четверых, среди них был Трошин. Первую роль — начальника штаба лейтенанта Масленникова в пьесе Константина Симонова «Дни и ночи» — Трошин сыграл в 1946 году. Первой творческой удачей Трошина стал дипломный спектакль в Школе-студии МХАТ «Молодая гвардия», в котором он играл главную роль — Олега Кошевого. В 1947 году Владимир Трошин окончил Школу-студию[1] и был принят в труппу МХАТа. С 1947 по 1988 год Владимир Константинович сыграл в родном театре свыше 80 больших и маленьких ролей. Среди них: Бубнов («На дне» М. Горького), Семён («Плоды просвещения» Л. Н. Толстого), Хлынов («Горячее сердце» А. Н. Островского), Осип («Ревизор» Н. В. Гоголя) и другие. Участвует в музыкальных спектаклях, в которые для него стали вводить вокальные номера. К спектаклю «Дни и ночи» специально для Трошина композитор Матвей Блантер и поэт Константин Симонов написали песню «Подруженька-гитара». В спектакле «За власть Советов» Трошин играл роль разведчика, и тоже для него было подобрано несколько песен. Для спектакля «Илья Головин» композитор А. Хачатурян написал песню-раздумье «Травушка в поле тропою примята». Большую популярность принесла актёру роль придворного шута Фестэ в спектакле «Двенадцатая ночь» в 1954 году. Здесь у Трошина было 10 музыкальных номеров, написанных композитором Эдуардом Колмановским на стихи поэта П. Антокольского. Один из них — лирическая песенка шута — сразу стала шлягером.

Трошин снялся в 25 кинофильмах, таких как «Олеко Дундич», «Гусарская баллада», «Дело было в Пенькове», «Из жизни Фёдора Кузькина», «Вход в лабиринт», «Серые волки», «Старый Новый год». На экране Трошину часто приходилось играть вождей и политических лидеров. Он сыграл Климента Ворошилова, сэра Уинстона Черчилля, Николая Подгорного. Владимир Константинович — первый в мире исполнитель роли Михаила Горбачёва в кино, в голливудском фильме «Чернобыль — последнее предупреждение» (1990—1992), где все остальные роли играли американские актёры. Песни в исполнении Владимира Трошина звучат за кадром в 69 фильмах. Многие из них, такие как «За фабричной заставой» и «Мы жили по соседству», сразу становились известными и получали самостоятельную жизнь на эстраде. Владимир Трошин много дублировал переводные фильмы. Около сотни героев зарубежных картин говорят его голосом.

В 1955 году начинает исполнять песни, созданные уже независимо от театра и кино. Звёздный час артиста-певца пробил после исполнения им песни «Подмосковные вечера». Впоследствии, где бы ни гастролировал артист, его визитной карточкой всегда были «Подмосковные вечера», ставшие также своеобразным музыкально-поэтическим символом страны. За 40 лет активной работы на эстраде он сотрудничал с известными отечественными композиторами и поэтами-песенниками. Это композиторы Э. Колмановский, с музыки которого началась его жизнь на эстраде, М. Блантер, Н. Богословский, М. Фрадкин, В. Соловьёв-Седой, С. Туликов, О. Фельцман, А. Цфасман, Б. Мокроусов, М. Таривердиев, А. Эшпай, А. Лепин, А. Островский, Ю. Саульский, В. Махлянкин, А. Бабаджанян, А. Долуханян, К. Молчанов, В. Мурадели, М. Табачников, О. Строк, И. Симановский, М. Чистов. Поэты: Л. Ошанин, Н. Доризо, В. Орлов, М. Матусовский, Е. Долматовский, И. Шаферан, М. Пляцковский, В. Харитонов, А. Поперечный, С. Островой, Е. Евтушенко, А. Фатьянов, Л. Дербенёв и другие. Такие песни, как «Берёзы», «Одинокая гармонь», «Тишина», «Морзянка», «Зелёный огонёк», «Ночной разговор», «Люди в белых халатах», «Товарищ мой», «Журавлёнок», «А годы летят», «Рано или поздно», «Светлана», «Тихий дождь», «Идут белые снеги», «Наши мамы», «Жду весну» и многие другие в его исполнении, стали отечественной песенной классикой. В общей сложности Владимир Трошин исполнил более 2 тысяч песен, вышло около 700 записей певца, и около 150 компакт-дисков с его участием. С концертами Владимир Трошин не раз объехал всю Россию, много гастролировал за рубежом: в Японии, Израиле, Франции, Югославии, Чехословакии, Болгарии, США, Германии.

Голос Трошина — небольшой, низкий мягкий баритон. Поклонники артиста говорят об уникальном, всегда узнаваемом тембре и о задушевной, доверительной интонации исполнения.

Ушёл из жизни 25 февраля 2008 года. Владимира Трошина похоронили 28 февраля 2008 года на Троекуровском кладбище Москвы.

В Екатеринбурге установлена мемориальная плита Владимиру Трошину на фасаде дома № 17 по улице Ильича, где он жил с 1935 по 1943 годы. На памятной доске его портрет и нотный фрагмент песни «Подмосковные вечера».

Признание и награды

Государственные:

Общественные:

Премии и звания:

Являлся членом:

Творчество

Мастер эстрады

Владимира Трошина по праву называют легендой советской и российской эстрады. Артиста всегда отличала своя манера исполнения, свой творческий стиль. Его исполнительское искусство отличается глубоким проникновением в замысел автора, задушевностью, искренностью, сочетанием высокой артистичности с неповторимыми по своему обаянию вокальными данными. Каждая песня, которую он поёт, — это спектакль голоса, мимики, жеста, спектакль полутонов, разнообразия интонаций.

«Трошин — это история нашей эстрады», — сказал о нём поэт Николай Доризо.

Выйдя на эстраду в 1955 году с исполнением песен советских композиторов, он сразу привлёк к себе внимание разнообразной тематикой. Трошин пел о любви, о людях в белых халатах, о журналистах, устремляющихся на передний край жизни ради нескольких строчек в газете, и космонавтах, шагающих по пыльным тропинкам далёких планет. За три месяца до старта Юрия Гагарина в космос Трошин впервые исполнил на Всесоюзном радио песню Оскара Фельцмана на стихи Владимира Войновича «14 минут до старта» («Заправлены в планшеты космические карты...»). Но есть песня, которая занимает особое место в репертуаре певца.

В 1956 году Владимир Трошин был приглашён на Студию документальных фильмов, для записи новых песен для документальной ленты «Спартакиада народов СССР». Здесь он случайно услышал мелодию песни «Подмосковные вечера» Василия Соловьёва-Седого. По мнению многих песня сразу «не задалась»… Уж очень она звучала вяло, бесцветно, скучно, неинтересно. Тогда Трошин попросил разрешения дать попробовать ему исполнить её так, как он её понимает и чувствует. Поставили микрофон, оркестр заиграл, и случилось то, чего никто не ожидал: Трошин спел «Подмосковные вечера» так, что эта песня с первого же дубля в его сольном исполнении вошла в кинофильм и стала украшением картины. Дирижёр Виктор Кнушевицкий взялся за её аранжировку для солиста, хора и симфонического оркестра. Он вставил в песню знаменитый вокализ женского хора, на фоне которого «Подмосковные вечера» в исполнении Владимира Трошина обрели крылья и облетели весь мир. Через год они стали главной песней на Международном фестивале молодёжи и студентов в Москве. Песня стала поистине народной и зажила собственной жизнью. Впоследствии Владимир Константинович говорил: «…Песня уходит от авторов и от исполнителя и живёт отдельной жизнью. Но она остаётся в нас потому, что песня как бы продолжение нашего сердца, и поселившись в других сердцах, она объединяет людей порой самых разных, разделённых временем и пространством…»

Эстрада сблизила Трошина не только с композиторами и поэтами, но и с такими выдающимися исполнителями как Марк Бернес, Лидия Русланова, Клавдия Шульженко. Владимир Трошин принимал участие в концертах Марлен Дитрих в Москве.

В последний период жизни, В.К. Трошин значительно расширил круг своих музыкальных исканий, обратившись к творчеству Сергея Есенина, русскому романсу, бардовской песне.

Народная любовь к его песням вылилась в прошедший на Урале Фестиваль трошинской песни. 29 апреля 2003 года прошёл творческий вечер Владимира Трошина «Всё, что на сердце у меня…» в ГЦКЗ «Россия», по окончании которого на Площади Звёзд перед концертным залом состоялась торжественная церемония открытия его именной звезды. 16 мая 2006 года творческий вечер Владимира Трошина с тем же названием, посвящённый 80-летию артиста, прошёл в Концертном зале имени П. И. Чайковского.

Главное в его творчестве — красота и душевность пения.

«Песня это трибуна артиста, это возможность сказать людям что-то большое. Ведь, что артист вложит в песню, то и получит слушатель. И когда я добиваюсь ответа, когда чувствую, что песня вызвала у сидящих в зале людей много мыслей и чувств, я ощущаю это, как счастье», — Владимир Трошин. В этих словах был смысл всей творческой деятельности Владимира Константиновича Трошина.

Избранные песни репертуара

Избранная дискография

  • 1973 — Владимир Трошин — Владимир Трошин (грампластинка, «Мелодия» Д 035117-18)
  • 1979 — Владимир Трошин — Песни из кинофильмов (грампластинка, «Мелодия» С60 12823-4 )
  • 2002 — Владимир Трошин — Лучшие песни разных лет (CD, серия «Звёзды, которые не гаснут»)
  • 2006 — Владимир Трошин — Золотая коллекция ретро (2CD)

DVD

  • 2006 — Золотая коллекция ретро — Владимир Трошин («BOMBA MUSIC»)

Роли в театре

Роли в кино

Озвучивание мультфильмов

Сочинения

  • Мои годы — россыпь самоцветов — М., Вече , 2007.

В своей книге В. К. Трошин, воспроизвёл выпавшую на его судьбу эпоху и рассказал о своих учителях и сподвижниках, о гастролях по стране и миру, о дружбе, о любви, о патриотизме, о верности высоким идеалам отечественной культуры и морали.

Библиография

  • Певцы советской эстрады. Составитель Л. Булгак. — М., 1977.

Напишите отзыв о статье "Трошин, Владимир Константинович"

Примечания

  1. ↑ [mhatschool.theatre.ru/people/alumni/1940/ Школа-студия МХАТ: 1947—1949]
  2. ↑ [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1155567 Указ Президента Российской Федерации от 2 мая 1996 года № 617 «О награждении государственными наградами Российской Федерации»]
  3. ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=165653 Вести. Ru: Геннадий Печников: Трошина очень любили первые космонавты]

Ссылки

  • [vktroshin.narod.ru/ Сайт, посвящённый Владимиру Трошину]
  • [popsa.info/bio/094/094d.html Дискография Владимира Трошина на сайте Popsa.info]
  • [video.yandex.ru/users/serv1989/view/139/ Документальный цикл «Острова». Выпуск передачи, посвящённый Владимиру Трошину (2011)]
  • [mp3muzon.info/2007/10/17/vladimir_troshin__zolotaja_kollekcija_retro.html/ Владимир Трошин — Золотая коллекция ретро]

Отрывок, характеризующий Трошин, Владимир Константинович

Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Трошин,_Владимир_Константинович&oldid=81252696»