Владимир Ярославич (князь галицкий)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Ярославич
Князь галицкий
1188 — 1188
Предшественник: Олег Ярославич
Преемник: Роман Мстиславич
1189 — 1199
Предшественник: Андраш II
Преемник: Роман Мстиславич
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: 1151(1151)
Смерть: 1199(1199)
Галич
Род: Рюриковичи, Первая галицкая династия
Отец: Ярослав Осмомысл
Супруга: Болеслава Святославна
Дети: Василько, Владимир

Владимир Ярославич (11511199) — галицкий князь (11871188, 11891199), последний представитель рода Ростиславичей на галицком престоле. Единственный законный сын Ярослава Владимировича Осмомысла и Ольги, дочери князя ростовского и великого князя Киевского Юрия Долгорукого.





Биография

В 1171 году Владимир бежал от отца в Польшу, оттуда попросил у Святослава Мстиславича Червен, за что общал вернуть Бужск после своего прихода к власти в Галиче.

В 1172 году в ходе нового внутриполитического противостояния вместе с матерью бежал от отца в Луцк, но отец с наёмным польским войском вторгся на Волынь и заставил Ярослава Изяславича прекратить покровительствовать Владимиру[1]. Владимир был отправлен в Поросье к Михаилу Юрьевичу, оттуда к тестю в Чернигов, затем Владимира обменяли на захваченных в Киеве Давыдом Ростиславичем Всеволода Юрьевича и Ярополка Ростиславича и отправили к отцу.

В 1182 году Владимир вновь бежал от отца на Волынь, но Роман Мстиславич не принял его, то же самое случилось в Дорогобуже у Ингваря Ярославича, затем Владимир проехал к Святополку Юрьевичу Туровскому, Давыду Смоленскому, своему дяде по матери Всеволоду Большое Гнездо и в итоге оказался в Путивле у своей сестры, бывшей замужем за Игорем Святославичем Новгород-Северским, жил там 2 года, а затем вернулся в Галич.

В 1187 году умер Ярослав Осмомысл, завещав галицкое княжение внебрачному младшему сыну Олегу (Настасьичу). При поддержке галицких бояр Владимиру удалось занять галицкий престол, однако он был изгнан по обвинениям, аналогичным обвинениям в адрес его отца. Академик Б. А. Рыбаков видит причину подобных инцидентов в том, что браки между князьями заключались в ознаменование военных союзов их родителей в довольно раннем возрасте, и когда князь становился самостоятельным правителем, расстановка сил была уже другой.

На место Владимира галичанами был приглашён Роман Мстиславич волынский. Владимир со второй женой и двумя их сыновьями был вынужден бежать в Венгрию, где заручился поддержкой венгерского короля Белы III. Тот вторгся в Галицкое княжество и, воспользовавшись выгодным соотношением сил, нарушил договор, заточил Владимира с семьёй и посадил на княжение сына Андраша. Владимир с семьёй всё-таки сумел сбежать из венгерского плена.

В его отсутствие Галичем пытались завладеть Ростислав Иванович (сын Ивана Берладника, погиб в 1188 году), а также сын киевского князя Глеб Святославич, но безуспешно. Между тем Владимиру удалось бежать и добиться поддержки императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы и поляков (при условии ежегодной выплаты 2000 гривен) и утвердиться на галицком престоле в начале 1189 года. После чего обратился к могущественному владимиро-суздальскому князю Всеволоду Большое Гнездо с просьбой о покровительстве. Всеволод согласился принять Владимира и взял клятву с других князей «Галича не искать под ним».

По смерти Владимира галицкий престол был занят Романом Мстиславичем Волынским, что стало началом объединённого Галицко-Волынского княжества.

После смерти Владимира Ярославича династия галицких Ростиславичей угасла.

Семья и дети

  • 1-я жена — с 1167 года Болеслава, дочь Святослава Всеволодовича Киевского.
  • 2-я жена — неизвестна по имени. В 1188 году князь отнял её у живого мужа, причём — попа, поэтому в летописях она именуется «попадьей»[2]. Нежелание галицких бояр «кланяться попадье» послужило предлогом для их бунта и намерения её убить — уже после свадьбы её старшего сына с Феодорой, то есть по прошествии значительного времени[3].

Их дети (незаконные):

  • Василько, с 11871188 женат на Феодоре, дочери Романа Мстиславича Волынского. Брак был непродолжителен, и Феодора вернулась к отцу, когда её муж, его родители и брат бежали в Венгрию.
  • Владимир (Иван / Иоанн); точное имя неизвестно.

Судьба этих двух сыновей к моменту смерти их отца неизвестна, об их присутствии в этот момент в Галиче и претензиях на галицкий стол в источниках не говорится. Они оказались с отцом в венгерском плену, однако неясно, какова была их дальнейшая судьба после побега. Лишь папская грамота 1218 года, подтверждающая дарение монастырю в Венгрии, которая говорит о вкладчиках обители, упоминает некого Blandemero, который может быть младшим из братьев[3].

Напишите отзыв о статье "Владимир Ярославич (князь галицкий)"

Примечания

  1. Владимир (русские князья) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в X—XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. — М.: «Индрик», 2006. — 904 с. — 1000 экз. — ISBN 5-85759-339-5. С. 259
  3. 1 2 Литвина… Там же. С. 277

Ссылки

Отрывок, характеризующий Владимир Ярославич (князь галицкий)

Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.