Владимир (станция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 56°07′46″ с. ш. 40°25′18″ в. д. / 56.12944° с. ш. 40.42167° в. д. / 56.12944; 40.42167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=56.12944&mlon=40.42167&zoom=14 (O)] (Я)
Станция Владимир
Москва — Нижний Новгород
Горьковская железная дорога
Дата открытия:

1861[1]

Количество платформ:

4

Тип платформ:

2 боковых, 2 островных

Форма платформ:

прямая

Ток:

стыковая:
3 кВ = (в сторону Москвы) /
25 кВ ~ (в сторону Нижнего Новгорода)

Выход к:

Вокзальная пл.

Пересадка на:

А 2ст;
Тб 5, 10, 12

Расстояние до Нижнего Новгорода:

242 км 

Расстояние до Москвы:

190 км 

Тарифная зона:

20

Код станции:

262704

Код в «Экспресс-3»:

2060340

Влади́мир (Владимир-Пассажирский) — железнодорожная станция Горьковского региона Горьковской железной дороги[2] на линии на новом ходу Транссиба в городе Владимире.





Описание

На станции четыре пассажирских платформы, соединённых крытым пешеходным мостом (конкорсом) через пути. Оборудована турникетами.

Станция является узловой: от главного хода Транссиба ответвляется линия на Тумскую (ширококолейный участок бывшей Рязанско-Владимирской железной дороги).

Является станцией стыка родов тока: к западу от неё главный ход на Москву электрифицирован постоянным током, к востоку главный ход на Нижний Новгород — переменным током. Линия на Тумскую не электрифицирована. В восточной части станции от неё отходят ряд веток на промышленные предприятия города.

Пригородное сообщение

От станции отправляются пригородные электропоезда до Москвы (3 пары электропоездов 6-тысячной нумерации, 2 ежедневных и 3 по воскресеньям пары экспрессов), Гороховца (2 пары), Коврова (8 пар), а также 2 пары пригородных поездов на тепловозной тяге до Тумы.

Время в пути от Курского вокзала на поезде «Стриж» — 1 час 40 минут, на пассажирских поездах — 2,5—3 часа, на пригородных электропоездах — 3—3,5 часа.

Дальнее следование по станции

На станции останавливаются все поезда дальнего следования (за исключением безостановочных рейсов поезда «Стриж»), в том числе поезд «Россия», и производится смена локомотивов.

По состоянию на июль 2016 года вокзал отправляет и принимает следующие пассажирские поезда:

История

Официальное открытие движения по станции Владимир состоялось 14 июня 1861 года. В этот день в Москву был отправлен пассажирский поезд, состоявший из четырёх вагонов и десяти платформ[3]. В пути он потерпел крушение — дорога не была полностью готова к эксплуатации. Однако ещё раньше, 19 марта того же года, на станцию из Москвы прибыл экстренный поезд, доставивший во Владимирскую губернию несколько тысяч экземпляров Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости.

2 августа 1862 года был открыт для движения участок от Владимира до Нижнего Новгорода; в 1878 году уложены вторые пути на участке Москва — Владимир, в 1892 году — до Нижнего Новгорода. В конце 1900 года от станции Владимир были отправлены первые поезда по Рязанско-Владимирской узкоколейной железной дороге, в 1920-х годах участок Владимир — Тумская был перешит на широкую колею.

К январю 1962 года завершена электрификация дороги, со станции Горький-Сортировочный (ныне Нижний Новгород-Сортировочный) во Владимир пришёл первый электровоз; 30 мая 1971 года со станции Владимир впервые была отправлена электричка в Москву.

Старое здание вокзала, несмотря на свою архитектурную ценность, было снесено в 1970-х годах. В 1975 году построено новое, ныне действующее, здание железнодорожного вокзала.

В 1999 году было открыто движение электропоезда-экспресса повышенной комфортности Владимир — Москва, время в пути между двумя городами сократилось до 2,5 часа. В апреле 2005 года на участке Владимир — Москва введён в обращение второй концептуальный поезд.

1 августа 1999 года, в день железнодорожника, на площади, занимаемой до 1975 года зданием старого железнодорожного вокзала, был установлен паровоз-памятник серии Л, работавший на Горьковской железной дороге до 1970-х годов. В 2002 году рядом с паровозом Л-0801 был поставлен крытый грузовой вагон узкой колеи, трудившийся ранее на участках Тумская — Рязань-Пристань и Тумская — Голованова Дача. Памятники символизируют трудовую славу локомотивных и вагонных депо станций Владимир и Тумская.

14 мая 2011 года в честь 120-летия Транссибирской магистрали и за 1000 дней до открытия Олимпийских игр в Сочи на Вокзальной площади была торжественно заложена аллея «120 лет Транссибу».

Старинный клёпаный резервуар Шухова на железнодорожной станции города Владимира, 2007  
Электровоз ВЛ80С на станции Владимир  

Напишите отзыв о статье "Владимир (станция)"

Примечания

  1. Железнодорожные станции СССР. Справочник. — М.: Транспорт, 1981
  2. [www.nnov-airport.ru/rus/wokzal_vladimir.html Краткая справка по станции Владимир]
  3. Дмитриев Ю. А. и др. Владимир вчера, сегодня, завтра. — Ярославль, 1983

Ссылки

  • [www.tutu.ru/station.php?nnst=55908 Расписание движения электропоездов по станции в направлении Москвы]
  • [tutu.ru/poezda/station_d.php?nnst=2060340 Расписание движения поездов дальнего следования по станции]
  • [vgv.avo.ru/1/1/480/002.HTM Железнодорожный вокзал на сайте «Виртуальный Владимир»]
  • [www.malinovo.ru/vladimir_vokzal.html Исторические фотографии снесённого здания вокзала]

</center>

Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
Юрьевец
Горьковское направление МЖД
Следующая остановка:
Автоприбор

Отрывок, характеризующий Владимир (станция)

Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.