Владислав Опольчик

Владислав Опольчик польск. Władysław Opolczyk<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Владислав Опольчик рис. Яна Матейко</td></tr>
Князь Опольский
1356 — 1401
Предшественник:	Болеслав II Опольский
Вероисповедание:	Христианство
Рождение:	Точная дата неизвестна
Смерть:	18 мая 1401(1401-05-18) Ополе, Силезия, Польша
Отец:	Болеслав II Опольский
Мать:	Эльжбета Швидницка
Супруга:	1-я: Эльжбета Лацфих 2-я: Евфемья (поль. Eufemia)

Владислав Опольчик (польск. Władysław Opolczyk, род. между 1326—1332 гг. — ум. 18 мая 1401 года в Ополе) — опольский (силезский) князь в 1356—1401 гг.

Молодость

Владислав был старшим сыном опольского князя Болеслава II и Эльжбеты Швидницкой (внучки Владислава Локетка). Движимый желанием приобрести опыт в политической сфере, молодой Владислав уехал в Венгрию.

После смерти своего отца Болка II в 1356 году Владислав становится наследным владельцем опольского княжества, права на которое предъявляли и его братья — Болко III и Генрих. Однако Владислав смог отговорить их от раздела и без того небольшой территории, каким являлось опольское княжество, став, таким образом, единственным его владельцем.

Политическая карьера

При дворе Людовика Венгерского

Свою политическую карьеру Опольчик начал в начале 1360-х годов при дворе Людовика Венгерского. Уже в 1364 году Владислав принял участие в резне венгров, которая произошла в Кракове во время знаменитого съезда монархов, прибывших в столицу польского королевства по приглашению Казимира Великого. Два года спустя Владиславу выпала более серьёзная миссия — по поручению Людовика он провел дипломатические переговоры с Вацлавом Люксембургским о возможном браке последнего с племянницей Людовика. Венгерский правитель рассчитывал при помощи этого союза укрепить связи с влиятельным Люксембургским домом.

Верная служба при дворе Людовика очень быстро принесла свои плоды. Уже в начале 1367 года Людовик решил назначить Владислава Опольчика палатином, что сделало опольского князя самой влиятельной политической фигурой при венгерском дворе. В частности, Владислав получил право на рассмотрение судебных дел, причем последней инстанцией в случае обжалования решений Опольчика выступал сам венгерский король. Владиславу удалось показать себя талантливым управленцем — на должности палатина в период с 1367 г. по 1372 г. он успел созвать 34 генеральные конгрегации (congregatio generalis) для решения судебных споров. Возможно, его активность можно объяснить и финансовым фактором: в личную казну палатина поступало две трети судебных пошлин.

Однако Опольчик не ограничивался исключительно внутриполитической деятельностью. Так, в 1368 году он принял участие в военном походе в Болгарию. В 1370 году, после смерти Казимира Великого, он активно содействовал принятию решения о передаче польской короны Людовику Венгерскому. Кроме того, поспособствовал отмене тех пунктов завещания Казимира, в которых говорилось о передаче земель внуку и тезке короля — Казимиру IV Слупскому, а также других внебрачных сыновей Казимира. В награду за свои старания Владислав получил от Людовика земли велюньские и ченстоховские, после чего решил поделиться земельными наделами со своим братом Болко III, передав ему в 1370 году территориальный надел со столицей в Стрельцах Опольских. Наследственное же княжество — опольское — он сохранил за собой.

В 1371 году Владислав стал во главе военного похода против Люксембургов в Моравии, что, впрочем, не помешало ему уже год спустя возглавить посредническую миссию для разрешения спора между Карлом IV и Людовиком Венгерским.

Наместник Галицкой Руси

В октябре 1372 года Владислав был лишен должности палатина, а вместе с ней — значительной части доходов. В его собственности осталось лишь несколько замков в Венгрии. Людовик Венгерский поставил Опольчика наместником Галицкой Руси, где он активно занялся экономическим развитием вверенных ему регионов.

Особое внимание польский князь уделял Львову, к которому в период управления Владислава был присоединен расположенный неподалеку Галич. На фоне в целом удачной экономической деятельности в качестве наместника его политическая позиция вызвала недовольство галицких бояр: Владислав слишком активно поддерживал католическую церковь на Руси.

Расширение влияния в Польше

По совету Владислава венгерский король решил выдать первые шляхетские привилеи — Кошицкие (1374 год), согласно которым налог на земельный лан снижался до 2 грошей (с 24 при Казимире Великом). Взамен шляхта обязывалась признать одну из дочерей Людовика в качестве наследницы польского трона.

Спустя четыре года Людовик отозвал Опольчика из Галицкой Руси. Его решение было вызвано второй резней венгров в Кракове и последовавшим за ним отъездом из польской столицы Эльжбеты, матери Людовика и, фактически, правительницы Польши. На её место Людовик и назначил Владислава. Однако Опольчик недолго находился у власти. Против него решительно выступила польская шляхта, возмущенная лоббированием интересов венгерской короны (деятельность Владислава привела, в частности, к потере Польшей Галицкой Руси в пользу Венгрии).

В качестве компенсации за нереализованные политические амбиции Владислав получил от Людовика добрыньские земли и часть Куяв с Быдгошчью, Инвроцлавом и Гневковем. Эти территории находились на границе с землями крестоносцев, с которыми князь достаточно быстро установил дружеские отношения.

Хуже складывались отношения с другим соседом — плоцким епископом Добеславом Сувкой (пол. Dobiesław Sówka), с которым Владислав повздорил из-за финансовых разногласий. Это привело к тому, что Сувка наложил на князя епитимью: Опольчик должен был основать монастырь паулинов на Ясной Горе в Ченстохове, что он и сделал в 1382 году, передав в дар монастырю вывезенную из Руси чудотворную икону Божьей Матери.

В 1382 году умер младший брат Владислава Болко III, оставив четырёх малолетних сыновей, и немодлинский князь Генрих. Это дало возможность Опольчику расширить своё влияние в Верхней Силезии.

10 сентября 1382 года умер главный покровитель Опольчика Людовик Венгерский. Несмотря на то, что раньше Опольчик поддерживал в качестве претендентов на польский трон дочерей Людовика, он выставил собственную кандидатуру. Однако достаточно быстро понял, что поддержки ни у можных, ни у шляхты он не получит, и поддержал кандидатуру Семовита IV Плоцкого.

Попытка государственного переворота и конец политической карьеры

Новый король Польши Владислав Ягайло, осознавая опасность такого сильного политического противника, как Опольчик, в 1388 году попытался лишить его части земель. Владислав в ответ решился на государственный переворот и захватил Вавель — королевскую резиденцию в Кракове. Однако генеральный староста Сендзивой, герба Палука (пол. Sędziwój Pałuka) из Шубина утихомирил бунтаря, взяв его в плен.

В 1391 году конфликт разгорелся с новой силой. Причиной стала передача Владиславом под залог крестоносцам стратегически важного объекта — замка в Злоторые, а в 1392 году — добрыньских земель, куда Орден тут же ввел свои войска. Опольчик вынашивал планы раздела Польши между крестоносцами, Венгрией и Бранденбургом, которые провалились — основные силы крестоносцев на тот момент были сконцентрированы в Жмудье.

Противостояние Владислава Опольчика и Владислава Ягайло закончилось в 1396 году победой последнего. Королевские войска заняли владения Опольчика в Силезии, после чего направились в Ополе, где племянники Владислава решили не оказывать им сопротивления. С этого момента политическую карьеру Опольчика можно считать законченной.

Последние дни

Владислав Опольчик умер в мае 1401 года в Ополе. Князя похоронили в монастыре францисканцев.

Браки и дети

Владислав был женат дважды. Первую супругу, Эльжбету Лацфих (пол. Elżbieta Lackfich) он встретил во время своей первой поездки в Венгрию. Свадьба состоялась в 1353 году. Брак оказался бездетным. Эльжбета умерла в 1364 году.

По другой версии Эльжбета — дочь валашского воеводы Александра, сына Иоанна Басараба и сестра Раду Чёрного, прадеда Влада Цепеша. У Эльжбеты и Владислава Оппольчика была дочь Катерина фон Шлесен Оппельн (1367—1420), которая вышла замуж за герцога Генриха VIII Сагана (ум. 1387). Их сын герцог Иоганн I Саган (1386—1439) со Схоластикой (1395—1463), дочерью саксонского курфюрста Рудольфа ІІІ, имел двух дочерей Анну фон Саган и Маргариту фон Саган. Через них они являются предками многих европейских домов.

Второй женой Владислава стала дочь Земовита III из Мазовии Евфемья (поль. Eufemia), которая родила Владиславу пятерых дочерей:

• Имя неизвестно, кларисинка в Будьже
• Эльжбета
• Катажина
• Ядвига
• Евфемья, умерла во младенчестве.

Ссылки

• Kronika Jana z Czarnkowa. Universitas, Kraków, 2006. ISBN 83-242-0589-6
• W.Kucharski, D.Misiejuk. Historia Polski w datach. — Wrocław: Wydawnictwo Dolnośląskie, 2007. — 366 S. — ISBN 978-83-7384-652-4

Отрывок, характеризующий Владислав Опольчик

Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.