Владислав III Тонконогий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владислав III Тонконогий
Władisław III Laskonogy<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Князь Польши
1202 — 1206
Предшественник: Мешко III Старый
Преемник: Лешек Белый
Князь Польши
1227 — 1229
Предшественник: Лешек Белый
Преемник: Конрад I Мазовецкий
Князь Кракова
1228 — 1231
Предшественник: Лешек Белый
Преемник: Генрих I Бородатый
 
Рождение: 1165(1165)
Краков
Смерть: 3 ноября 1231(1231-11-03)
неизвестно
Род: Пясты
Отец: Мешко III Старый
Супруга: Лючия, дочь Яромара I, князя Ругии

Владислав Тонконогий (польск. Władysław Laskonogi, 1165 — 3 ноября 1231, Сьрода-Слёнска) — князь Силезии и Кракова с 1202 по 1229 год.



Биография

Владислав был младшим сыном великопольского князя Мешко III от второго брака (с Евдокией Киевской). Впервые упоминается в современных ему источниках в качестве ребёнка в 1168 году.

В 1177—1179 годах Владислав вместе с родителями, братьями и сёстрами был вынужден покинуть страну из-за восстания Казимира II и Одона Великопольского. Он вернулся на родину лишь в 1181 году, но несмотря на то, что был совершеннолетним законным сыном, не получил удела. Смерть Болеслава Куявского в 1193 году сделала Владислава единственным наследником Мешко III, и он стал помогать отцу восстановить господство над Краковом.

После смерти Мешко III в 1202 году его удел, Великая Польша, был разделен между Владиславом и малолетним сыном его брата Лешеком. Вместе с тем жители Кракова после напрасной попытки призвать к себе Лешка Белого, не согласившегося с поставленными условиями, пригласили Владислава на краковский престол.

В связи с вовлечённостью Владислава в Поморские дела он совершает в 1202 году два связанных с ними поступка. Во-первых, он встречается с датским королём Вальдемаром II, пытаясь урегулировать существующие разногласия и разграничить сферы влияния. Во-вторых, он неожиданно предлагает вроцлавскому князю Генриху Бородатому Калиш в обмен на Любушскую землю, владение которой облегчало проведение активной политики на балтийском побережье. Однако в 1209 году Владислав проиграл битву под Любушем[pl], и Любушскую землю забрал у него лужицкий маркграф Конрад II.

Однако проблема была в том, что Калиш входил в наследство, владельцем которого был малолетний Владислав Одонич, а Владислав Тонконогий состоял при нём лишь опекуном. В 1206 году Владислав Одонич при поддержке архиепископа гнезненского Генриха Кетлича поднял восстание, но оно было быстро подавлено Владиславом Тонконогим, и бунтовщикам пришлось бежать к Генриху Бородатому. Отлучение, наложенное на Владислава Тонконогого Генрихом Кетличем, помогло мало, так как на стороне Владислава выступил познаньский епископ Арнольд II. Реакция Генриха Бородатого, однако, удивила всех: он не только принял изгнанников, но и выделил Владиславу Одоничу в правление Калиш (с условием вернуть его Генриху после того, как он получит обратно остальное своё наследство). Тем времнеем Генрих Кетлич поехал с жалобой в Рим, и папа Иннокентий III повелел остальным польским князьям способствовать архиепископу гнезненскому в возвращении его кафедры. Генрих Бородатый выступил посредником, и в 1208 году собрал князей и епископов в Глогуве, чтобы уладить имеющиеся противоречия. Однако примирить удалось только Владислава Тонконогого с Генрихом Кетличем: архиепископ возвращался в Гнезно в обмен на снятие анафемы. Конфликт между дядей и племянником продолжался.

В 1210 году Владислав Тонконогий поддержал требования Мешко Плясоногого по восстановлению в силе «Статута Болеслава Кривоустого», в соответствии с которым старшей в Польше являлась силезская ветвь династии. Однако Владислав являлся самым старшим из Пястов после Мешко, и в случае неизбежной смерти последнего становился наследником титула великого князя. Старшинство силезских князей было подтверждено и папской буллой. Князья и епископы собрались в Божикове, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, однако Мешко Плясоногий вместо этого пошёл с войском на Краков и занял Вавель. Но архиепископ гнезненский опять отправился в Рим и добился отмены папской буллы, поэтому когда Мешко Плясоногий скончался в 1211 году, краковский престол унаследовал не Владислав Тонконогий, а Лешек Белый.

В последующие годы позиции архиепископа гнезненского усиливались всё больше, и в 1216 году Владислав Тонконогий, чтобы избежать вооружённого конфликта, был вынужден всё-таки вернуть Владиславу Одоничу часть владений его отца. Однако амбиции архиепископа гнезненского напугали светских князей, и в 1217 году был заключён неожиданный договор между Владиславом Тонконогим и Лешеком Белым, в соответствии с которым если один из них умирал, не имея наследника, то все его владения переходили к другому участнику договора. Этот договор был явно нацелен против Владислава Одонича, который был ближайшим мужским родственником Владислава Тонконогого. Вскоре схожий договор был заключён между Владиславом Тонконогим и Генрихом Бородатым, и образовался фактический триумвириат трёх Пястов, поддерживавших друг друга. Сила триумвириата проявилась уже в 1219 году, когда после смерти Генриха Кетлича они сумели провести на пост архиепископа гнезненского своего кандидата.

Однако вскоре Владислав Одонич активизировался. В 1223 году он захватил Уйсце, а в 1225 — Накло-над-Нотецью. 11 ноября 1227 года Лешек Белый, Конрад I Мазовецкий, Владислав III Тонконогий, Владислав Одонич и Генрих I Бородатый собрались на съезд в Гонзаве, собранный официально ради примирения Владиславов. Владислав Одонич, женатый на сестре Святополка Померанского, убедил того, что на самом деле князья злоумышляют против померанского князя. 14 ноября 1227 года Святополк напал на Гонзаву. Лешко Белый и Генрих Бородатый, находившиеся в момент нападения в бане, пытались бежать. Во время бегства Лешек был убит, а Генрих тяжело ранен.

В ответ Владислав Тонконогий с помощью силезских войск перешёл в наступление, пленил Владислава Одонича и предъявил свои права на титул великого князя на основе соглашения с покойным Лешеком Белым. Другим претендентом на великокняжеский престол стал Конрад Мазовецкий. 5 мая 1228 года состоялся съезд в Вислице, на котором польская знать избрала великим князем Владислава Тонконогого; правда, Владиславу пришлось признать своим главным наследником малолетнего сына покойного Лешека — Болеслава.

Владислав Одонич вскоре сумел бежать в Плоцк и возобновил войну. В качестве союзника Одонича выступил Конрад Мазовецкий, однако на него ударил Генрих II Набожный — сын Генриха Бородатого, которого Владислав сделал наместником Кракова. В следующем году Конрад Мазовецкий возобновил войну и сумел пленить Генриха Бородатого, после чего вместе с Одоничем развернул открытые боевые действия против Владислава. Разбитый Владислав был вынужден в 1229 году бежать в Рацибуж ко двору Казимира Опольского. В 1231 году Владислав Тонконогий при поддержке Генриха Бородатого вновь двинулся на Владислава Одонича, но неожиданно был убит в Сьрода-Слёнска.

Предки

Владислав III Тонконогий — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Казимир I Восстановитель
 
 
 
 
 
 
 
Владислав I Герман
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Добронега Киевская
 
 
 
 
 
 
 
Болеслав III Кривоустый
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Вратислав Чешский
 
 
 
 
 
 
 
Юдита Чешская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Аделаида Венгерская
 
 
 
 
 
 
 
Мешко Старый
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Поппо Бергский
 
 
 
 
 
 
 
Генрих Бергский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
София (возможно, дочь Шаламона Венгерского)
 
 
 
 
 
 
 
Саломея фон Берг
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Дипольд II Гинген-Фобург
 
 
 
 
 
 
 
Адельгейда фон Гинген-Фобург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Владислав Тонконогий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Владимир Всеволодович Мономах
 
 
 
 
 
 
 
Мстислав Владимирович Великий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гита Уэссекская
 
 
 
 
 
 
 
Изяслав Мстиславич
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Инге I Старший
 
 
 
 
 
 
 
Христина Шведская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Хелена Сигторнсдоттер
 
 
 
 
 
 
 
Евдокия Изяславна Киевская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Агнесса
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
</center>
Предшественник:
Мешко III
Князь Польши
12021206
Преемник:
Лешек Белый
Предшественник:
Лешек Белый
Князь Польши
12281229
Преемник:
Конрад I Мазовецкий

Напишите отзыв о статье "Владислав III Тонконогий"

Отрывок, характеризующий Владислав III Тонконогий

– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.