Владперпункт

Владперпу́нкт (Владивосто́кский пересы́льный пу́нкт Дальстро́я) — лагерное подразделение, действовавшее в структуре Севвостлага ГУ СДС «Дальстрой» ОГПУ — НКВД СССР.

Дальстрой являлся советским трестом, созданным для разработки месторождений полезных ископаемых, прежде всего, золотых россыпей Колымы. Ежегодно тресту требовались десятки тысяч новых заключенных. Их со всей страны привозили во Владивосток, где был специально организован т. н. Владивостокский пересыльный лагерный пункт — Транзитная командировка Владивостокского отдельного лагерного пункта (ОЛП) Севвостлага. Здесь из них формировали этапы и отправляли далее по лагерям.

Споры о времени и месте

Владперпункт был секретным. По мнению историка Валерия Маркова, секретность связана с тем, что именно через него «отправляли на Колыму не только цвет интеллигенции, но и сотни деятелей Коминтерна и других активистов международного коммунистического движения». Секретность породила ряд проблем, в том числе с установлением временных рамок и даже собственно места расположения лагеря.

В справочнике «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР» утверждается, что лагерь был открыт не позднее 1 января 1940 года, а ликвидирован в 1941 году. Однако в мемуарной литературе временны́е рамки более широкие — от 1931 до 1949 года.

Широко распространено мнение, что лагерь находился в районе станции Вторая Речка, в том числе такие утверждения содержатся в мемуарной литературе. Однако фактически в конце 1930-х — начале 1940-х годов лагерь находился в районе Шестой Километр (Моргородок). Заключённых сгружали на станции Вторая Речка (отсюда появился этот стереотип), откуда пешком вели во Владперпункт.

В непосредственной близости от станции Вторая Речка находился другой лагерь ОЛП № 1 созданный в 1935 г. — Владлаг, он же Владивостокский ИТЛ. Это был лагерь местного значения. Труд заключенных использовался на стройках и предприятиях Дальневосточного края и объектах Тихоокеанского флота. В частности, руками заключенных построено водохранилище на р. Седанке, многие военные объекты и ряд предприятий по обработке морепродуктов, среди которых рыбозаводы в бухте Каменка и Светлая.

Собственно Владивостокский пересыльный пункт на склоне сопки Саперной принял первых заключенных осенью 1931 года. Они ждали пароход на Колыму во временных палатках. В декабре состоялся пробный морской рейс на Колыму. Но лишь в январе, преодолев с помощью ледоколов трудный путь во льдах, первая партия заключенных прибыла в порт Нагаево. Из 200 этапированных заключенных в живых осталось только 60 человек. Но путь был открыт. Уже в апреле 1932 года приказом СТО (Совет труда и обороны СССР) был создан СВИТЛ НКВД СССР. После этого Владперпункт заработал в полную силу, но только в периоды навигации (весна-лето-осень).

Владперпункт прекратил свою деятельность весной 1941 г. В этот же год его перевели в бухту Находка, а затем — в 1945 г. заработал прославленный в песне, знаменитый Ванинский порт.

Существует также версия, что в начале 1930-х годов Владперпункт располагался всё же на Второй Речке, а потом, с основанием Дальстроя, был перенесён на 6-й километр. Например, в книге Г. П. Винса упоминается, что в 1931 году пересыльный лагерь примыкал к высокому скалистому морскому берегу, — это вполне соответствовало бы Второй Речке, но не 6-му километру. Стоит также отметить, что в 1931 году Дальстроя ещё не было, а отца Винса из Владивостока отправили в рыболовецкий лагерь в бухте Светлой (север Приморского края).

В официальных документах

Начальник пересыльного пункта Ф. Г. Соколов в 1935 году докладывал:

Владивостокский пересыльный пункт находится на 6-м километре от г. Владивостока. Основной его задачей является завоз оргсилы в Колымский край ДВК. Пересыльный пункт одновременно служит также перевалкой оргсилы, направляемой по отбытии срока заключения из Колымского края на материк. Для полного обслуживания возложенных на перпункт задач последний на своей территории имеет нижеследующие единицы: а) стационар санчасти на 100 коек в зимний период и до 350 в летний период, за счёт размещения в палатках. Кроме стационара имеется в палатке амбулатория пропускной способностью до 250 человек в сутки, а при стационаре … аптека, которая располагает достаточным количеством медикаментов и перевязочного материала за исключением остродефицитных лекарств; б) хлебопекарню с необходимыми складами, как для муки, так и для хлеба с производительностью, вполне покрывающей потребности лагеря; в) кухню..; г) склады для продуктов, вещевые, материальные; д) банно-прачечную с необходимыми кладовыми и парикмахерской при ней; е) клуб вместимостью 350—400 человек с библиотекой при нём, состоящей из 1200 томов; ж) конно-гужевой транспорт из 5—10 лошадей и другие. Кроме этого имеются подсобные производства, составляющие одно органически целое хозяйство, состоящее из портновской, сапожной и столярно-плотницкой мастерских…

— Государственный архив Магаданской области (ГАМО). Ф. р-23-сч, оп. 1, д. 3805, л. 66.

Директор «Дальстроя» Э. П. Берзин приказом по государственному тресту «Дальстрой» от 11.02.1937 г. № 30 устанавливал:

…Для охраны Транзитной командировки Владивостокского ОЛП численность Охраны утвердить … в размере 3 % от числа содержащихся на ней заключённых.

— ГАМО. Ф. р-23сч, оп. 1, д. 24, л. 227.

В 1940 году Владперпункт был выделен в самостоятельное лагерное подразделение, подчиняющееся непосредственно «Дальстрою». В оперативном командовании оно подчинялось первоначально Главному управлению исправительно-трудовых лагерей Дальстрой.

Максимальное единовременное количество заключённых могло составлять более 18 500 человек.

Современность

В 1950—1960-х годах место расположения Владперпункта было застроено жилыми домами. В результате образовался типичный «спальный» район. Сегодня здесь расположены улицы Днепровская, Ильичёва, Печорская, Вострецова.

К концу XX века бывшая лагерная территория практически застроена полностью. Осталась примерно его 1/6 часть. Не застроено ещё место, где стоял барак № 11, в котором провёл свои последние дни Осип Мандельштам. А на месте крепостного рва (на самом деле, это распространённая ошибка, старый крепостной ров проходил гораздо выше того места, которое сейчас считают местом захоронения Мандельштама)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), где вместе с товарищами по несчастью в начале января 1939 года был погребён поэт, устроен сквер.

Ни место пересыльного лагеря, ни братская могила не отмечены никакими памятными знаками.

В литературе

По мнению известного советского поэта Евгения Евтушенко, существуют «три вершины „лагерной“ литературы — „Один день Ивана Денисовича“ А. Солженицына, „Крутой маршрут“ Е. Гинзбург и „Колымские рассказы“ В. Шаламова». Из трех авторов, упомянутых Евтушенко, двое — Гинзбург и Шаламов — прошли через Владперпункт и отразили это в своих произведениях.

И еще шутили в связи с медицинскими осмотрами, которые мы проходили на транзитке.

— Дышите, — говорит врач, прикладывая ухо, и спрашивает: — Какая статья?

— Тюрзак… 10 лет…

— Не дышите…

Да, дышать было трудновато. С цинизмом, уже никого не удивлявшим, лагерная медицина «комиссовала» в строгом соответствии со статьями и пунктами. Тюрзакам полагался «тяжелый труд» — первая категория здоровья. И её ставили. Достаточно сказать, что за четыре часа до смерти «первую категорию здоровья» получила Таня Станковская.

Впервые мы столкнулись здесь с лагерной медициной и нам открылось новое в профессии врача. Во-первых, эта профессия может спасать её обладателя от гибели потому, что он почти всегда нужен как врач, даже если у него тюрзак. Во-вторых, врачу в лагере труднее, чем всем прочим смертным, сохранить душу живую, не продать за чечевичную похлебку совесть, жизнь тысяч товарищей. Его искушают ежеминутно и теплым закутком в «бараке обслуги», и кусочками мяса в баланде, и чистой телогреечкой «первого сорта». Мы еще не знали, кто из наших товарищей-врачей устоит против соблазнов, кто выстоит (это стало видно уже на Колыме). Но все сразу заметили, что, став членом медицинской комиссии и прикрыв ярославскую формочку белым халатом, а бритую голову косынкой с красным крестом, Аня Понизовская из суздальской тюрьмы сразу перестала горбиться, а в голосе её зазвучали металлические нотки, пока еще, впрочем, довольно мелодичные.

Транзитка представляла собой огромный, огороженный колючей проволокой, загаженный двор, пропитанный запахами аммиака и хлорной извести (её без конца лили в уборные). Я уже упоминала об особом племени клопов, населявших колоссальный сквозной деревянный барак с тремя ярусами нар, в который нас поместили. Впервые в жизни я видела, как эти насекомые, подобно муравьям, действовали коллективно и почти сознательно. Вопреки своей обычной медлительности, они бойко передвигались мощными отрядами, отъевшиеся на крови предыдущих этапов, наглые и деловитые. На нарах невозможно было не только спать, но и сидеть. И вот уже с первой ночи началось великое переселение под открытое небо. Счастливчикам удавалось где-то раздобыть доски, куски сломанных клеток, какие-то рогожи. Те, кто не сумел так быстро ориентироваться в обстановке, подстилали на сухую дальневосточную землю все тот же верный ярославский бушлат.

Мемуары, в которых упоминается Владперпункт (рядом с названием книги указан год, в котором автор побывал в этом лагере)

• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=10873 Винс Г. П. Тропою верности] 1931 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=676 Сандлер А. С., Этлис М. М. Современники ГУЛАГа : Книга воспоминаний и размышлений] 1936 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=4911 Кусургашев Г. Д. Призраки колымского золота] 1937 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=2627 Исаев И. С. О Колыме, товарищах, судьбе] 1937 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=4178 Буш Е. Г. «Извини, зря сидел…»] 1938 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=10958 Миндлин М. Б. Анфас и профиль: 58 — 10] 1938 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=13108 Галицкий П. К. Почти сто лет жизни…] 1938 год
• Олицкая Е. Л. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=11791 Мои воспоминания] 1938 год
• [shalamov.ru/library/2/14.html Шаламов В. Т. Шерри-бренди] 1938 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=9505 Файнют М. Послесловие к «Крутому маршруту» Е. Гинзбург] 1938—1939 годы
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=856 Горбатов А. В. Годы и войны] 1939 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=6417 Багиров Э. Горькие дни на Колыме] 1939 год
• [www.ruslib.org/books/ginzburg_evgeniya/krutoy_marshrut-read.html Гинзбург Е. С. Крутой маршрут] 1939 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=196 Эфрусси Я. И. Кто на «Э»?] 1939 или 1940 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=4013 Шифрин З. Ш. Как это было…] 1940 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=7186 Соболев Н. П. Держись, Коля] 1943 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=6277 Янковский В. Ю. Долгое возвращение] 1947 год
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=7070 Туманов В. И. Все потерять — и вновь начать с мечты…] 1949 год

Известные заключённые

• Гинзбург, Евгения Соломоновна
• Горбатов, Александр Васильевич
• Домбровский, Юрий Осипович
• Жжёнов, Георгий Степанович
• Королёв, Сергей Павлович
• Мандельштам, Осип Эмильевич — умер в лагере в 1938 году
• Нарбут, Владимир Иванович
• Шаламов, Варлам Тихонович

См. также

• Владивостокский исправительно-трудовой лагерь

Ссылки

• [www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/r3/r3-58.htm Владперпункт]
• [dv.kp.ru/daily/25975/2910630/ Во Владивостоке родственники жертв сталинизма провели митинг // DV.KP.RU Комсомольская правда во Владивостоке]
• [ismd.vvsu.ru/academic/department/id/100203/kafedra_dizayna/pubs/article/details/material/11940/varlam_shalamov_istoriya_odnogo В. М. Марков «Варлам Шаламов: история одного рассказа. К 120-летию Осипа Мандельштама» Альманах «Рубеж», 2011, № 11(873) ]

Отрывок, характеризующий Владперпункт

– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.