Влад Листьев. Пристрастный реквием
Поделись знанием:
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
| Влад Листьев. Пристрастный реквием | |
| «Влад Листьев. Пристрастный реквием, или 12 мифов о „Взгляде“» | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Оригинал издан: |
Русский |
| Серия: |
TVlution[1] |
| Издатель: |
«Зебра Е», Москва |
| Выпуск: | |
| Страниц: |
320 |
| Носитель: |
твёрдая копия |
| ISBN: |
978-5-905629-27-3 |
| Предыдущая: | |
| Следующая: |
«Политковский. Человек в кепке» |
«Влад Листьев. Пристрастный реквием» — книга Евгения Додолева о Владиславе Листьеве, в которой повествуется о неизвестных «аспектах биографии популярного телеведущего»[2][3] и рассказывается «как создавалась программа, перевернувшая жизнь страны»[4][5]. Выпущена вслед за книгой о передаче «Взгляд» («Взгляд» — битлы перестройки)[6][7][8][1][9][10][11][12][13][14]. «Парламентская газета» охарактеризовала обе книги как «сенсационные»[15]. Автор отмечал: «Он [Листьев] стал легендой и по качествам личностным, и по профессиональным. Ни в каких мифах для подтверждения этого статуса бренд „Влад Листьев“ не нуждается»[13].
О книге
В одном из интервью автор объяснил, что хотел «рассказать в книге то, что помнит, и дать слово всем»[16]. Книга, датированная 2012 годом, фактически увидела свет в конце 2011 года, накануне открытия XV национальной выставки-ярмарки «Книги России»[17][18]. Газета «Правда», ошибочно приписала авторство книги Владу Листьеву (убитому за 16 лет до её выхода)[19][20]. «Частный корреспондент» опубликовал фрагмент рукописи в апреле 2012 года[21].
Портретная галерея персонажей расположена по алфавиту[22]. Изначально планировалась «неформальная» обложка, но автор настоял на «каноническом» изображении главного героя книги[23]. Предисловие написал Кирилл Разлогов[24]:
|
Предлагаемая вниманию читателя книга — явление по-своему уникальное, поскольку она сочетает в себе несколько проекций того (или, следуя объекту описания и анализа, — несколько взглядов на то), что происходило, казалось бы, в совсем недавнем прошлом и у всех в памяти, однако, представляется каждому со своей позиции, нередко противоречащей другим. | 
|
«Комсомольская правда», называя автора «иконой перестроечной журналистики», писала, что «самый жёсткий приговор он выносит главному герою — Листьеву: Влад был лучшим в профессии, но убили не журналиста, убили не самого удачливого бизнесмена, переоценившего свой статус народного любимца, потерявшего ориентиры»[25].
Книга «даёт ответ» на вопрос «Откуда только берутся в таких объёмах высокомерно-презрительное отношение к окружающим, зацикленность на „себе любимом“, хамство, всезнайство и абсолютная категоричность» телеведущих[26][27]. Николай Гульбинский в своей рецензии цитировал автора[26]:
Если верить Додолеву (а я лично ему верю, он точен в деталях, а значит, скорее всего, не искажает истину и по-крупному), Листьев все же сумел избежать характерных для его профессии личностных деформаций: «Владислав точно не был подлым. Не был завистливым. Мелочным не был…. Святым, конечно, не был, грешил в полный рост. Всем своим женам изменял и был горьким пьяницей. Но кто без греха? Листьев был абсолютно порядочен по отношению к тем, кого числил своими… Был великодушен по-царски. Талантлив многогранно. Обаятелен беспредельно».
Рецензенты отмечали, что Додолев — «очень смелый автор и не боится предавать гласности такие факты, которые другой попридержал бы для узкого круга друзей и близких»[26], но при этом и обращали внимание на авторскую позицию в отношении героя повествования: «зрители, журналисты, мы все потеряли лучшего в профессии… И это самое главное» в книге[13].
Рецензии и отзывы
Евгений Додолев — непосредственный участник программы «Взгляд», о которой он пишет со страстной заинтересованностью. И все же он строит свою книгу не как поток личных воспоминаний, а скорее как конструктор-аналитик: автор-составитель монтирует разные куски происходящего, мифы, интервью, которые, каждое по-своему, проливают свет на какой-то небольшой фрагмент этой весьма поучительной, хотя и достаточно короткой истории, и стремится найти в этом своеобразном калейдоскопе определённые силовые поля, которые так или иначе представляются ему важными...Э тот текст завораживает тем, что высвечивает этих и других персонажей в разных контекстах и с разных позиций. Периодически Додолев вдруг вспоминает о том, что он всесильный «Автор», использует это своё положение и начинает впрямую анализировать поведение людей в водовороте событий того бурного времени, а не просто сталкивать их в системе мозаичных противопоставлений. В этих случаях с ним можно соглашаться или не соглашаться, но его мысли и взгляды всегда интересны и ярко изложены, порой они намеренно шокируют и входят в противоречие с текущими заблуждениями как вчерашнего, так и позавчерашнего и сегодняшнего дней. [24]
Из предисловия Кирилла Разлогова
Телеведущий и публицист Андрей Добров (журнал «Однако») писал[28]:
Казалось бы, что такого — за последние годы было написано много статей, в которых дерзкие авторы то соскабливали, то просто срывали позолоту с образа первого гендиректора ОРТ. Но целью Додолева вовсе не было обличить, соскоблить, вызвать сомнения и подозрения. Он признает тот факт, что Влада Листьева застрелили в 95-м и даже отводит много места в книге и самому убийству, и тому, что произошло после. Но на самом деле эта книга не о Листьеве. Она о Перестройке. Ещё точнее — о Перестройке на Центральном телевидении.
Литературный критик Александр Кондрашов («Литературная газета») вопрошал[29]:
|
|
Кто убил Влада? Владислава Николаевича Листьева, героя нашего времени, простого русского парня из «полуподвальной» рабочей семьи, на перестроечной волне взлетевшего выше некуда… Трудно дать ответ на этот вопрос, потому что в его смерти так или иначе были заинтересованы (виновны) многие. Его хотели убить и убивали все начиная с него самого. |
|
Журналист и медиаменеджер Антон Антонов-Овсеенко интерпретирует цитату из рукописи[30]:
Додолев воспроизводит сценку в останкинском буфете: главный персонаж книги пророчески замечает, что в Останкино «проще убить человека, чем пропустить его вперёд». А всё почему? Потому что на ТВ, мы это знаем, из всех видов СМИ самые большие заработки.
Отар Кушанашвили писал[31]:
|
|
По хорошему дерзких, готовых вырваться из путаных зарослей теории и вернуться к столь любезной мне, старомодному трудоголику, живой жизни людей — всего ничего. Про светлой памяти Влада Листьева вам всё — да как! — поведал Е.Ю. Додолев. |
|
Про фактор «сомнительных финансовых операций» и «больших деньгах на ТВ» упоминали и другие рецензенты[26][32][33].
При этом «Комсомольская правда» подчёркивала: «нет даже намека на игру в объективность — книга написана „с пристрастием“, что следует уже из её названия»[25].
«Частный корреспондент», отмечая, что «Евгений Додолев в российской журналистике фигура не просто знаковая, но, можно сказать, этапная», обращает внимание на воспрозведённые в книге «точные характеристики» Александра Любимова и других героев произведения[13].
Критика
- Необъективность изложения и наблюдений отмечалась как общая оценка качеств российской элиты[26]:
Вот это качество, отмечаемое Додолевым — быть порядочным по отношению к «своим» — весьма характерно для нашей политической, финансовой, медийной и всякой иной «элиты». Со «своими», то есть с теми, кого эти «небожители» считают людьми своего круга, принято соблюдать какие-то приличия. С остальными — всё дозволено. Абсолютно всё.
- Listiev.jpeg
Влад Листьев
- Ljubimov Aleksandr.jpg
Александр Любимов
- Anatoly Lysenko.jpg
Анатолий Лысенко
- Alexander Politkovsky.jpg
Политковский и Мукусев
Вскользь упомянутый факт, что Виталий Вульф был «похоронен рядом со своим мужем», например… Доносы в КГБ, которые строчил один из «взглядовских» начальников Анатолий Лысенко на своих подчинённых. Всё это не может не огорчать. При том, что про Лысенко рассказал автору Владимир Мукусев, а сам Додолев достаточно энергично оправдывает «взглядовского» патрона, говоря о том, что бумаги, которые — в доказательство своих обвинений — предъявил ему экс-ведущий нельзя назвать доносами в чистом виде: это просто расшифровки эфиров с пометками…
- Игорь Воеводин цитирует «бессмертный пушкинский эпиграф — „Он с одинаковым безразличием признавался как в дурных поступках, так и в добрых — следствие чувства превосходства, быть может, мнимого“?… Это о теперешнем Додолеве»[13].
См. также
Напишите отзыв о статье "Влад Листьев. Пристрастный реквием"
Примечания
- ↑ 1 2 [i-business.ru/blogs/post/21324 Книги про СМИ: с чего начинаются, и чем иногда оканчиваются]
- ↑ [www.argumenti.ru/society/online/2012/04/170654 Влада Листьева помянули с пристрастием]
- ↑ [polit.ru/news/2012/01/12/dodolev/ Додолев раскрыл бандитские эпизоды биографии Якубовича и Влада Листьева - ПОЛИТ.РУ]
- ↑ [news-r.ru/news/person/4826/ Влада Листьева могли убить коллеги — Республика online NEWS-R.ru]
- ↑ [www.business-gazeta.ru/article/57436/ «Убивать Влада никто не хотел. Но он мешал Бадри Патаркацишвили проводить реформу на «первой кнопке»]
- ↑ [zebrae.org/-show=items&id=706.htm Битлы перестройки]
- ↑ [www.interfax.ru/society/news.asp?id=209983 Евгений Додолев представил в Москве книгу «Взгляд» — битлы перестройки // Интерфакс]
- ↑ [www.1tv.ru/public/pi=20806 Взглядовцы, битлы телеэфира // Первый канал]
- ↑ [www.people.su/youtube_video-bitly-perestrojjki-evgeniya-dodoleva «Битлы перестройки» Евгения Додолева]
- ↑ [www.yahha.com/myegallery.php?do=showpic&pid=7971 Йя-Хха — Галерея // Программа Взгляд]
- ↑ [msk.kp.ru/daily/25850/2819680/ «Книги России-2012»: Бриллианты для диктатуры литературы // KP.RU]
- ↑ [bukvoid.com.ua/digest/2012/07/13/165307.html «The Взгляд. Битлы перестройки» // Літературний дайджест]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.chaskor.ru/article/vlad_listev_rasstavanie_s_mifom_28930 Влад Листьев. Расставание с мифом :: Частный Корреспондент]
- ↑ [kp.ru/daily/25816.3/2794192/ Интервью Е.Додолева, «Влада Листьева убили случайно! Его хотели только припугнуть» // «Комсомольская правда»]
- ↑ [www.pnp.ru/newspaper/20120615/9236.html «ДВЕНАДЦАТЬ АПОЛОГЕТОВ КРАХА ИМПЕРИИ» // Рецензия на книгу Евгения Ю. Додолева «Красная дюжина. Крах СССР: они были против» в «Парламентской газете»]
- ↑ [cprf.info/news/interviews/60424.html «Взгляд» был детищем КГБ СССР]
- ↑ [bohn.ru/news/kastrirovannye_koty_sistemy/2012-03-22-2965 Кастрированные коты системы — Мир новостей]
- ↑ [www.odnako.org/magazine/material/show_16797/ Коты системы. Немартовские, кастрированные — Евгений Додолев — Журнал «Однако» номер #07 (116)]
- ↑ [archive.is/20130416185914/gazeta-pravda.ru/content/view/11760/34/ О чём улыбнулся президент? — Газета «Правда»]
- ↑ [www.mk.ru/blog/posts/1514-naezd-na-lyisenko.html Наезд на Лысенко? — Посты блогов МК]
- ↑ [www.chaskor.ru/article/vzglyad_iznutri_27682 «Взгляд» изнутри :: Частный Корреспондент]
- ↑ [bukvoid.com.ua/digest/2012/04/13/215900.html Евгений Додолев. «Влад Листьев. Пристрастный реквием» " Літературний дайджест " " Буквоїд]
- ↑ [www.mk.ru/blog/posts/1126-vlad-listev-pristrastnyiy-rekviem.html «Влад Листьев. Пристрастный реквием» — Посты блогов МК]
- ↑ 1 2 [www.newlookmedia.ru/?p=17974#more-17974 Издательский Дом «Новый Взгляд»]
- ↑ 1 2 [kp.ru/daily/25914/2867631/ «Влад Листьев. Пристрастный реквием, или 12 мифов о „Взгляде“» // «Комсомольская правда»]
- ↑ 1 2 3 4 5 [top.oprf.ru/blogs/364/8367.html Но часто падением становится взлёт — Блог Николая Котия — Блоги — TOP.oprf.ru]
- ↑ [www.rospres.com/hearsay/10078/ Новости — Руспрес]
- ↑ [www.odnako.org/magazine/material/show_17793/ «История картечи» — Андрей Добров // Журнал «Однако» номер № 12 (121) за 2012 год]
- ↑ [www.lgz.ru/article/19237/ Рецензия на книгу Евгения Ю. Додолева // «Литературная газета»]
- ↑ [www.sovmedia.ru/journalist/600#more-600 «The Взгляд. Битлы перестройки» // Книги для журналиста]
- ↑ [1000-bal.ru/astromoiya/249/index.html?page=22 Книга то притворно инфантильна, то непритворно агрессивна - страница 22]
- ↑ [www.topnews.ru/media_id_9978.html Листьев легко кидал людей]
- ↑ [www.stringer.ru/publication.mhtml?Part=50&PubID=20412 Убитый Листьев был богатейшим человеком | Stringer — информационное агентство]
- ↑ [ruskombat.info/iudey-vitaliy-vulf-byil-pidorom/ Дневник комбатанта «Архив блога»]
Ссылки
- [www.business-gazeta.ru/article/57436/ Интервью о выходе книги «Влад Листьев. Пристрастный реквием»]
- [www.youtube.com/watch?v=7O_mN4WnkAk Выпуск передачи «Рожденные в СССР», посвящённый циклу TVlution]
- [svpressa.ru/all/article/43592/ Интервью «Свободной прессе» о работе над книгами]
- [kp.ru/f/170/arch_file/11/97/29711.mp3 Интервью ТВ «Комсомольской правды» (о выходе книг «Битлы перестройки» и «Влад Листьев. Пристрастный реквием»)]
- [eg.ru/daily/cadr/31088/ Интервью «Экспресс-газете» о выходе книги «Влад Листьев. Пристрастный реквием»]
- [www.stoletie.ru/kultura/kto_ubil_vlada_855.htm Размышления о книге Евгения Додолева "Влад Листьев. Пристрастный реквием, или 12 мифов о «Взгляде»]
- [medialaw.asia/?p=58054 Влад Листьев — чужой среди своих]
- [www.newlookmedia.ru/IDNV/knigi.html Сайт издательства «Новый Взгляд»]
- [www.zebrae.net/ Сайт издательства «Зебра-Е»]
Отрывок, характеризующий Влад Листьев. Пристрастный реквием
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
